Дик Фрэнсис - Рама для картины
— У вас настоящий талант, — заметил он, с интересом наблюдая за мной.
— Дело практики, только и всего.
Долгие годы воспринимал человеческое лицо как объект воспроизведения. Видел его в перспективе, в игре света и тени, в разных ракурсах. Уже сейчас мог бы по памяти нарисовать глаза Хадсона.
— Рисовать — ваше хобби?
— Это моя профессия. Как правило, рисую лошадей.
— Вот как!
Я кивнул, и мы немного поговорили о заработках художника.
— Если моя лошадь удачно выступит в соревнованиях, закажу вам картину. — Он улыбнулся, в уголках рта появились симпатичные морщинки. — Если не выиграет, пристрелю ее.
Он поднялся, жестом пригласив меня последовать за ним.
— Сейчас будет следующий заезд. Может, посмотрим вместе?
Снова вышли наружу. Здесь были лучшие места — над большим квадратным загоном, в котором прогуливали участников предстоящего заезда. Отметим, что первые ряды предназначались только для мужчин; две пары, шедшие впереди нас, разделились, как амебы. Мужчины пошли налево и вниз, женщины повернули направо и стали подниматься.
— Пожалуйста, сюда, — пригласил Хадсон.
— А что, наверх мужчин одних не пускают?
Он искоса взглянул на меня и усмехнулся.
— Наши обычаи кажутся вам странными, так ведь? Пойдемте наверх, если хотите.
Мы поднялись наверх и нашли два удобных места, оказавшись в дамском обществе.
По дороге Хадсон успел раскланяться со множеством людей, представляя меня своим английским другом. Здесь — в Австралии — знакомятся на ходу.
— Регина, бедняжка, терпеть не могла все эти штучки с дискриминацией женщин, — заметил он. — Но у этого обычая интересная история. — В прошлом веке австралийская администрация опиралась на английскую армию. Жены офицеров оставались в Англии. Господа обзаводились любовниками из низших слоев. Не желая появляться на людях со своими вульгарными красотками, придумали правило: женщин на офицерские трибуны не пускать. Это помогало отвертеться от приставаний своих подружек, мечтавших выйти в свет.
— Очень удобно, — засмеялся я.
— Куда легче установить традицию, — заметил Хадсон, — чем потом от нее избавиться.
— Дональд говорил, что сейчас в Австралии закладываются традиции виноделия.
Его печальные глаза засветились от удовольствия.
— О, он проявил большой интерес. Объездил все крупные винодельческие районы.
Лошадей, участвующих в третьем заезде, повели к старту. Первым шел гнедой жеребец с нелепыми белыми пятнами на голове.
— Уродливый, черт, — прокомментировал Хадсон. — Но он выиграет.
— Болеете за него?
Улыбнулся.
— Поставил, совсем немного, правда.
Начался заезд, и лошади помчались по дорожке.
У Хадсона, наблюдавшего за скачкой в бинокль, побелели костяшки пальцев. Интересно, подумал я, какой цифрой исчисляется это «немного». Гнедого оттеснили на четвертое место. Хадсон опустил бинокль, досмотрел заезд с непроницаемым выражением лица.
— Ну, что ж. — Печальные глаза погрустнели еще больше. — Может, в другой раз повезет. — Пожал плечами с видом покорности судьбе. Потом, несколько приободрившись, передал привет Дональду, и, прощаясь, не забыл поинтересоваться, найду ли я дорогу назад.
— Большое спасибо за помощь.
Он улыбнулся.
— Всегда к вашим услугам.
Заплутавшись всего дважды, опустился вниз, прислушиваясь к забавным образчикам австралийской беседы.
— Говорят, в комитете от него никакого толку. Он открывает рот, когда…
— …Грязная свинья, значит, не пришел…
— Скажи ему, чтобы перестал скулить, как паршивый томми[3]…
И везде слышалось то самое «нет», которое здесь произносили на десятки ладов; мне никак не удавалось скопировать.
Когда летел сюда, один австралиец сказал, что у них у всех одинаковое произношение. С таким же успехом можно утверждать, что оно одинаковое у всех американцев. Или у всех англичан.
Когда присоединился к Джику с Сарой, они спорили, на кого ставить в следующем заезде.
— Айвори Болл не в форме. У него столько же шансов выиграть, как у слепца найти дорогу в тумане.
Сара пропустила это мимо ушей.
— Он победил в Муни Велли на прошлой неделе. И два ипподромных «жучка» указали на него.
— Может, они спьяну?
— Слушай, Тодд, — сказала Сара — Скорей выбирай лошадь.
— Номер десять.
— Почему?
— Отнял от одиннадцати один.
— Господи, — вздохнул Джик. — Когда-то у тебя было побольше разума.
Сара заглянула в программу.
— Ройал Роуд… Ну, если сравнивать, то уж не Айвори Болл, конечно, а Ройал Роуд.
Мы купили билеты и поднялись на верхний ярус. Никому из нас не повезло. Сара истошным голосом подбадривала Айвори Болла, который в итоге пришел пятым. Ройал Роуд вообще сошел с дистанции. Победил номер двенадцатый.
— Эх, ты! Тебе нужно было прибавить один к одиннадцати. Что за идиотская ошибка!
Я внимательно рассматривал публику в секторе для организаторов и участников соревнований.
— Дай мне свой бинокль.
Джик протянул бинокль. Поднес его к глазам, долго смотрел.
— Что такое? — с беспокойством спросила Сара. — В чем дело?
— Мне не просто не повезло. Все лопнуло.
— Как так?
— Видите двух мужчин, вон там, ярдах в двадцати от заборчика смотрового круга? Один в визитке…
— Ну и что? — сказал Джик.
— В визитке — это Хадсон Тейлор, я с ним сейчас встречался. Он управляющий фирмой. Дональд, когда был здесь, часто встречался с ним. Другой — Айвор Вексфорд, директор Художественного центра Ярра-ривер.
— Ну и что? — сказала Сара.
— Могу себе представить, о чем они там сейчас говорят, — ответил я. — Что-нибудь вроде «Простите, это не вам ли я продал недавно картину?» «Нет, мистер Вексфорд, не мне, моему другу Дональду Стюарту». «А что это за молодой человек, с которым вы только что разговаривали?» «А это кузен Дональда Стюарта, мистер Вексфорд». «А вы что-нибудь о нем знаете?» «Он художник-профессионал, нарисовал ваш портрет и спросил, как вас зовут».
Я замолчал.
— Продолжай, — попросил Джик.
Увидел, что Вексфорд и Тейлор кончили разговаривать, раскланялись и разошлись в разные стороны.
— Теперь Вексфорд знает, что выпустить меня из галереи было непростительной ошибкой.
Сара сказала:
— Значит, все действительно очень серьезно?
— К сожалению, да. Теперь он будет настороже.
— Может начать разыскивать, — добавил Джик.
Я задумался; потом сказал:
— Ну что, слабо вам прямо сейчас отправиться в небольшое путешествие?
— Куда?
— А в Алис-Спрингс.
9
Всю дорогу до аэропорта Джик ныл по самым разным поводам. Во-первых, не попадает на крикет. Во-вторых, я не дал ему вернуться в «Хилтон» за красками. В-третьих, в том, в чем он был на ипподроме, ему в Алис-Спрингсе будет жарко. В-четвертых, нельзя пропускать Кубок Мельбурна из-за какого-то мелкого сводника в бабочке.
Однако ни разу не заныл по поводу того, что все расходы придется оплачивать его кредитной карточкой, поскольку мои туристические чеки остались в гостинице.
Идея не заезжать в «Хилтон» принадлежала Саре.
— Если уж удирать, то немедленно, — сказала она. — Люди гибнут в огне, когда возвращаются в горящий дом за сумочкой.
— Тебе не обязательно ехать с нами.
— Все решено, нечего тут обсуждать. Как ты представляешь мою дальнейшую жизнь, если не разрешу Джику помогать тебе, а ты попадешь в беду?
— Никогда мне этого не простишь.
Она грустно улыбнулась:
— Вот именно.
Наш уход с ипподрома остался незамеченным. Был абсолютно уверен — никто не сел на хвост. Ни Гриин через два «и», ни малый из Художественного центра. Без приключений долетели на полупустом самолете до Аделаиды. Пересев на еще более пустой самолет — до Алис-Спрингса.
По мере продвижения от Аделаиды на север — ландшафт под нами постепенно менялся. Ярко-зеленый цвет тускнел, больше стало красно-кирпичного.
— Гоба, — сказал Джик, показывая вниз.
— Что?
— Геенна огненная безоблачной Австралии.
Я засмеялся. Земля казалась спекшейся, пустынной и очень старой. Старше, чем само время. То тут, то там можно было заметить какое-то подобие дорог, редкие островки человеческого жилья. Как завороженный, смотрел вниз, пока не стемнело. Откуда-то внезапно упал фиолетовый мрак. Он окутал наш путь в пустыню.
Воздух в Алис-Спрингсе был такой, словно кто-то забыл выключить духовку. Нам повезло с подходящим рейсом, когда добрались до аэропорта в Мельбурне. Похоже, удача сопутствовала и тут: молчаливый таксист сразу привез в новенький мотель, где для нас оказались места.
Номер Джика и Сары — на первом этаже; дверь выходит на тенистую дорожку, за ней небольшой садик с бассейном. Мой — в примыкающем крыле, за стоянкой для машин; на третьем этаже. Вход сюда был с открытой длинной галереи, попасть на которую можно только по наружной лестнице, укрытой ветвистыми деревьями. Разбросанные в зелени пальм и кустов неяркие фонари создают ощущение мира и покоя.
