Алистер Маклин - Два дня и три ночи

И все же я был совершенно бессилен. Он тонко балансировал на грани скандала, не давая ни одного прямого повода усомниться в его искренности. Комедия переходила в трагифарс, а отсюда уже был только шаг до подлинной драмы. Слеза, появившаяся на его щеке, заслуживала премии Оскара. Если бы я не был уверен, что все это от начала до конца ложь, я бы увидел перед собой старого печального и одинокого человека, который, забыв на секунду об окружающем мире, скорбно вглядывается в фотографию безвозвратно ушедшей любимой...

Может быть, если бы рядом не было Шарлотты, неподвижной, гордой, униженной, устремившей невидящий взгляд в огонь камина, я бы поверил Ставракису.

Но сейчас мне почему-то совсем не хотелось ему верить, хотя я и оставался всего лишь немым и пассивным свидетелем разыгравшейся сцены.

Однако не все были столь терпеливы, как я. Мак-Кольм вел себя гораздо честнее: почти не пытаясь скрыть свои эмоции, побледневший от злости, он встал, пробормотал какие-то слова типа извинений и пожеланий нам приятного времяпрепровождения и вышел. Банкир последовал его примеру.

Ставракис не слишком огорчился их уходом. Мне кажется, он вообще не обратил на это внимания. Странным, дрожащим шагом он добрался до своего кресла и, буквально упав в него, уставился ничего теперь не выражающим взглядом в какую-то точку на стене.

Он не поднял головы, даже когда в дверях появился капитан Блэйк с сообщением, что моторная лодка ждет нас.

Оказавшись на борту «Огненного креста», мы с Дэвисом первым делом приподняли угол ковра на полу в рулевой рубке. Здесь лежала газета, а под ней мы увидели четыре прекрасных отпечатка чьих-то подошв на тонюсеньком слое заблаговременно рассыпанной мною муки.

Все было ясно. Но на всякий случай мы все же проверили двери кают, лабораторий и машинного отделения. «Контрольки» в виде незаметных шелковых ниток были везде разорваны.

Судя по отпечаткам подошв, нам нанесли визит как минимум двое. На производство уже второго за эти сутки обыска у них было более часа. Мы потратили вдвое больше, чтобы понять, что они искали. К сожалению, безрезультатно.

– В любом случае, – заключил я, – теперь мы знаем, что бензиновые моторы не так уж безнадежны.

– Да, – согласился Дэвис, – если моторная лодка не могла отвезти нас, значит, как раз в это время она была здесь. Вот только...

– Что еще, Дэвис?

– Есть что-то еще, очень важное, но я никак не могу сформулировать...

– Сформулируете утром, Дэвис. В полночь свяжитесь с дедом Артуром и попытайтесь вытянуть из него максимум информации о людях, с которыми мы имели удовольствие познакомиться на «Шангри-Ла». Еще меня очень интересует, кто был врачом первой госпожи Ставракис. Меня вообще заинтриговала эта женщина.

Я дал Дэвису подробные инструкции, а потом попросил его, чтобы он перевел корабль и поставил его на якорь за островком. Помогать ему было бы неоправданным донкихотством, поскольку в 3.30 утра мне предстояло куда более сложное дело.

– После всего можете ложиться спать, Дэвис, и можете даже по-настоящему выспаться, – сказал я.

Он что-то ответил, но я не обратил внимания на его слова. Жаль. Я должен был его выслушать. Мы должны были вообще не спать в ту ночь. Поскольку любое число самых нервных и самых бессонных ночей все же лучше спокойного вечного сна.

Было темно, хоть глаз выколи. Местные жители называют такую темень «как в жилетке у дьявола». Черное небо, черные деревья и проливной дождь, корректирующий видимость до абсолютного нуля. В таких условиях возникающее на пути дерево можно увидеть, только ударившись об него, а чтобы заметить яму, необходимо прощупать всем телом очертания ее дна.

Дэвис, как мы и договорились, ровно в 3.30 разбудил меня. Потом мы пили чай (я – покрепче), готовились к моей экспедиции, а Дэвис, в качестве звукового оформления, рассказывал мне о полуночном разговоре с дедом Артуром. Командир сообщил, что вертолет будет в указанное время в указанном месте, и добавил, что, с его точки зрения, мы напрасно тратим время.

Обычно у нас с дедом Артуром возникают противоречия относительно оценки моих оперативных возможностей. На этот раз он, кажется, на все сто процентов прав.

И вот уже почти пять часов, и я близок к отчаянию. Неужели я так и не разыщу этот проклятый пляж? Никогда бы не подумал, что всего лишь пять миль лесного массива станут для меня непреодолимым препятствием.

Мне не требовалось переходить вброд горные реки. Я был избавлен от необходимости взбираться на скалы и спускаться в пропасти. Дикие джунгли, безводные пустыни, безмолвные льды – все это было далеко и неправда.

А этот островок ничем не привлек бы любителей острых ощущений. Редкий лесок, пологие склоны холмов. Идеальные условия для послеобеденной воскресной прогулки достаточно активного пенсионера. Но, хотя, судя по безуспешности моих начинаний, я уже почти стал пенсионером, активности у меня явно недоставало. Другое дело, что, к сожалению, прогулку происходила не в воскресный полдень.

Проблемы начались сразу же, как только я попытался выбраться на берег. Это отнюдь не напоминало триумфальную высадку союзников в Нормандии. Представьте, что у вас на ногах ботинки на резиновой подошве, в руках мокрая резиновая лодка и вы пытаетесь перетащить ее на берег по скользким, обросшим водорослями полутора– двухметровым валунам. С тем же успехом вы могли бы продемонстрировать свое ковбойское искусство, перемещаясь из конца в конец загона по спинам коров. Я надеюсь, такие смельчаки найдутся, тем более что наличие шерсти на спинах животных существенно облегчит задачу. Но даже самый заносчивый ковбой не решится на эту эскападу темной ночью, к тому же облив предварительно спины коров мыльной пеной.

Я не был ковбоем. Скорее – самоубийцей.

После третьего падения я разбил фонарь, заработал несколько чувствительных синяков и потерял компас. Слава Богу (хотя как раз этого можно было ожидать), что глубиномер остался цел. Как известно, именно глубиномер хорошо помогает сориентироваться, когда пытаешься угадать направление в беспросветно-темном лесу.

Выпустив воздух из надувной лодки, я двинулся вдоль берега. Мне показалось логичным, что таким образом через некоторое время я доберусь до песчаного пляжа, где назначена встреча. Но сегодня я был явно не в ладах с логикой. Оказалось, что лес здесь доходит до самой границы скал, а все побережье буквально усеяно небольшими протоками.

Я действительно не видел дальше своего носа, да что там! – даже нос терялся во мгле. В результате я достаточно регулярно, примерно каждые две минуты, падал в эти самые протоки. Легко догадаться – они были наполнены водой.

Рассчитывая прогуливаться по лесу и летать на вертолете, я предусмотрительно не взял с собой резиновый комбинезон, и теперь на мне не было ни единой сухой нитки. Хорошо хоть, ракетницы, которыми я собирался подать знак вертолету, были завернуты в водонепроницаемый материал. Впрочем, теперь я мог их выбросить, как ненужный балласт: двигаясь с такой скоростью, я прибуду на место встречи как раз к полудню.

С проклятьями выбравшись в очередной – третий – раз из достаточно глубокого ручья, я решил изменить тактику и уйти от побережья подальше в лес.

Уже через несколько минут я убедился, что это не самое удачное решение в моей жизни.

Потеряв компас, я самоуверенно успокоил себя тем, что определить направление движения будет несложно: пляж, куда я стремлюсь, находится на востоке островка, ветер дует с запада, так что самым надежным компасом должна стать моя спина. Теоретически все было просто: ветер в спину – значит, все в порядке. Но на практике оказалось, что ветер в лесу ежеминутно меняет направление, а моя спина не в состоянии выбрать из суммы воздействий одно – правильное.

Я знал, что с востока на запад островок пересекает покрытая соснами скалистая гряда. Значит, если двигаться вдоль нее, то когда-нибудь можно будет добраться до места.

«Когда-нибудь». Это определение вполне устраивало меня своей точностью. Я посмотрел на часы – до рассвета оставалось всего лишь полчаса – и стал мысленно репетировать монолог, с которым я обращусь к деду Артуру, чтобы объяснить, зачем мне нужен был вертолет, если я за ним не явился. Еще одна мысль не давала покоя: как пилот вертолета найдет место нашей встречи. Наверняка с воздуха суша сейчас неотличима от воды. Кроме того, я где-то слышал, что при определенной силе ветра вертолет перестает слушаться руля. Учитывая мою везучесть, сейчас эта норма наверняка превышена вдвое. А если вертолет не вылетит, или если он вылетит, но не долетит, или если, наконец, вылетит и долетит, но не сможет найти место посадки или не сможет сесть? Что тогда?

Учитывая, что в дневное время я не имею права привлекать внимание всей округи к незнакомому человеку, путешествующему на достаточно экзотической для этих мест надувной лодке, у меня мог быть только один, но зато очень перспективный план: возвратиться на берег, найти лодку, спрятаться, переждать без сухой одежды, огня и еды до вечера, чтобы потом снова оказаться на «Огненном кресте» не солоно хлебавши. В этом случае от моих сорока восьми часов, и так уже сократившихся наполовину, осталось бы всего лишь двенадцать.