Юрий Гаврюченков - Сокровища Массандры
«Ничего личного, — подумал Макс. — Спи!»
Спозаранку шагалось легко, будто к ногам привязали крылья. Зорко примечая заботливо развешанные по стенам домов таблички, Макс осмотрел Московскую площадь, на которой сходились улицы Киевская и Гагарина. Последняя в свете дня уже не казалась широким проспектом, а была обычной улицей, здорово смахивающей на петербургскую.
Побродив по Симферополю, Макс отметил его поразительное сходство с Питером. Если не вглядываться в детали, в рекламу на украинском языке и номерные знаки автомашин, можно было запросто обознаться и представить себя находящимся где-нибудь в Купчино или на Гражданке. Спальные районы Симферополя были типовой советской застройки, и в них витал специфический ленинградский дух. «Стоило ли трястись двое суток на поезде, когда можно было проехать десять минут на метро и узреть то же самое?» — подумал Макс.
Он спустился по Гурзуфской улице и попал в парк, через который текла речка. Поблуждав по зарослям и не найдя моста, Макс выбрался к автовокзалу, от которого в Ялту ходили не только маршрутки, но и троллейбус. Раньше о нем доводилось только много слышать. «Вроде трамвая в Стрельну. — Макс исследовал чудо техники, попутно купив на лотке большущую километровую карту Крыма. — Надо же, междугородный троллейбус! Нормальная такая экзотика в ленинградском стиле». Почему-то о Петербурге Макс теперь вспоминал исключительно как о добром, милом сердцу советском городе. Должно быть, влияла застойная атмосфера Симферополя. Даже названия улиц хранили память кумиров Империи. Макс прошел по улице Воровского на улицу Розы Люксембург, миновал проспект Кирова и свернул направо, к большому парку имени Юрия Гагарина. Солнце изрядно припекло голову и плечи. Макс поспешил под сень деревьев и вышел через речку к красивому искусственному водоему.
«Почти как прежний Ленинград. — Макс открыл купленную по дороге бутылочку пива, отхлебнул и впал в меланхолию. — Не хватает только гипсовых статуй и бетонных стендов с портретами членов Политбюро».
У пруда было шумно от большого количества праздных людей, стянувшихся в жаркий день к водной свежести. Они гуляли по дорожкам, сидели и лежали на берегу, смеялись, спали, купались либо просто ворочались, взятые пляжным измором. Бегавшая вдоль среза воды девочка лет четырех пыталась пнуть озадаченного этим голубя, тот уворачивался и не взлетал. Со скамейки на нее смотрели озабоченные родители. «Туристы», — сообразил Макс. Он быстро научился отличать смуглых крымчан от приезжих, пусть даже те как следует прожарились на пляже. Свежий красный загар не шел ни в какое сравнение с густым темно-коричневым, приобретенным за много лет.
Макс глотнул еще бодрящего напитка и поискал глазами место на скамеечке. Свободное место было рядом с благообразным стариком в белых летних брюках и стильном парусиновом френче. У старика был длинный аристократический нос, безупречно уложенные волосы и расчесанная бородка. Белый старец восседал с видом такого величайшего равнодушия к окружающему миру, что к нему даже никто не осмеливался приблизиться. Макс решил это положение исправить.
— Позвольте? — развязно спросил он и уселся, не дожидаясь ответа. В конце концов, парк был общественным местом, где все равны.
— Пожалуйста, — запоздало отозвался старик.
Примостив на коленях сумку, Макс потягивал пивко. Ему быстро стало легко и хорошо. Вокруг царило беспечное веселье праздных и довольных жизнью людей. Это действовало расслабляюще.
— Жарко сегодня? — отвлек от медитации старческий голос.
— Да. — Макс покосился на деда.
— Тяжело с непривычки? — белый старец произносил слова четко и требовательно, оттягивая на себя внимание.
— Тяжело, — согласился Макс.
— Пиво помогает?
— Да, — покорно ответил Макс. Мнения относительно пива у него не было, но и возражать не хотелось.
— Вам становится тепло, ваши веки тяжелеют, вы слышите только мой голос.
Макс против своей воли настроился внимать, тем более, что ему и в самом деле было комфортно и малость дремотно.
— Дайте мне пятьсот гривен, — последовал приказ.
Макс выудил из кармана пачку денег, отделил купюры и отдал старику.
— Я тут посижу, а вы идите, — распорядился старик.
Макс поднялся со скамейки и пошагал к выходу из парка. Старик даже не посмотрел ему вслед. Он убрал пятьсот гривен в нагрудный карман френча и снова замер на скамеечке, куда никто из местных не спешил присаживаться.
* * *Доктор медицинских наук профессор Александр Дмитриевич Андриевский до начала Смуты преподавал психиатрию в Киевском медицинском институте и на судьбу не жаловался. У него была жена, трое детей, квартира в центре и автомобиль «Жигули» шестой модели.
Когда Украина обрела суверенитет, Александра Дмитриевича быстро отправили на пенсию, благо возраст соответствовал. Вместе с любимой работой кончилось всё. Не просто всё, а вообще ВСЁ. Деньги обесценивались стремительно, а вместе с ними жизнь. Машину пришлось продать. Старший сын уехал в Штаты, дочь вышла замуж в Риге, а младший двинулся покорять Москву и пропал. К середине девяностых чета Андриевских осталась одна, на скудной пенсии. Ни друзей, ни преданных учеников у Александра Дмитриевича не оказалось, и потому, когда заболела жена, лечить ее стало не у кого и не на что. В 1997 году забытый всеми профессор Андриевский овдовел и, как сказал бы кинорежиссер Джордж Лукас, перешел на Темную сторону Силы.
Одинокого старика в дорогущей квартире выпасли по наводке агента бюро ритуальных услуг. Беда пришла к Александру Дмитриевичу сначала в лице нахрапистой тетки-риэлтора, а затем его навестили бандиты.
О криминале в сфере недвижимости Андриевский знал из газет. Пресса охотно пичкала аудиторию страшилками про «черных» риэлторов и нотариусов, проводящих сделку без участия владельца, которого бандиты хоронили в лесу. Предупрежденный, а значит, вооруженный знанием, профессор счел визит женщины дурным знаком и был готов к встрече с братвой.
На звонок в дверь Александр Дмитриевич отворял теперь не без тревоги, и, когда он увидел на пороге пару крепко сбитых молодцов с каторжными харями, сердце забилось чуть быстрее, но испуга профессор не выдал.
— Живешь тут? — Братки вошли, легко сдвинув профессора с дороги.
— Живу, — только и нашелся что ответить Андриевский.
— Нормальная хата, — сообщил бандит своему подельнику.
Они деловито осмотрели квартиру, однако в прихожей застали уже не оторопевшего старика, а готового работать психиатра.
— Во-первых, здравствуйте! — громко сказал Андриевский, шагнул навстречу и хлопнул по плечам растерявшихся бандитов.
Братки не были готовы к такому обороту событий, они вообще не рассматривали деда как представляющий опасность объект и поэтому сразу не выказали агрессии. Секунду спустя обороняться стало поздно.
— Вы падаете на меня! — Андриевский отклонился назад, не выпуская бандитских кожанок.
К своему удивлению, братки почувствовали, как их тянет вперед, словно магнитом. Испытывая сильнейшее замешательство, они не пробовали сопротивляться. Воли не было. Пропало даже понимание того, что происходит. Просто надо было подчиняться этому старому неряшливому человеку, слушать, что говорит его голос, и делать то, что он скажет.
— Ваши веки тяжелеют! — приказал бандитам Андриевский. Он с порога машинально распознал, что ему попались типы с хорошей внушаемостью, и уверенно взял их в оборот. — Ваше тело наливается теплом. Тепло растекается на руки… На ноги. Ноги становятся мягкими. Ваши колени слабеют. Колени сгибаются… Вы плавно садитесь на пол.
Установив раппорт, Александр Дмитриевич манипулировал двумя накачанными бойцами, словно кукольник марионетками. Под его управлением бандиты уселись, а потом улеглись на пол и погрузились в глубокий сон.
Когда профессор Андриевский читал студентам лекции по внушению, ему в голову не приходило использовать гипноз для отъема денег: сказывалась привитая в Совке порядочность. Зато ему удавалось буквально парой фраз ввести человека в транс и заставить выполнять довольно сложные действия. Практического применения эта способность не получила. Александр Дмитриевич не был клиницистом и предпочитал научную деятельность.
Теперь, глядя на распростертые туши, он размышлял, как лучше поступить. Времени имелось в достатке. Пока быки сопели в прихожей, Александр Дмитриевич отправился на кухню попить чаю. Он вытряс в заварочный чайничек жалкие остатки из пакета, включая бурую пыль, и вдруг с горечью подумал: почему заслуженный деятель науки должен прозябать в голодной бедности, в то время как тупоголовые люмпены ездят на роскошных автомобилях и выкидывают тысячи долларов в казино?
