Алан Глинн - Корпорация «Винтерленд»
— Дорогой, нам тоже пора. — Она протягивает руку, чтобы забрать у него бокал.
Нортон бледнеет, но сопротивления не оказывает.
Джина видит: ее шанс ускользает. Но Нортон склоняется к ней и шепчет:
— Давайте обсудим это отдельно?
От него разит виски.
— Давайте, — отвечает Джина.
Мимо проносят пустой поднос; женщина в темно-синем костюме ставит на него бокал Нортона.
— Позвоните мне в офис, — говорит Нортон, протягивая ей визитку, — договоримся о встрече или… можем прямо там встретиться. Это на Бэггот-стрит.
— Да, — кивает Джина. — Завтра похороны, так что не знаю… может, в понедельник?
— Отлично, в понедельник.
— Мм…
— В десять утра устроит?
— Да, — снова кивает она.
Женщина в темно-синем костюме, вероятно жена Нортона, тянет его за рукав и выводит из комнаты.
Ларри Болджер тоже ретируется. А вот капитан ирландской сборной по регби продолжает беседовать у камина с двумя адвокатами-бухгалтерами, или кто там они.
Джина разворачивается и бредет на исходную позицию — к своему эркеру. Там она разглядывает визитку Нортона, опускает ее в карман. Что это значит? Не совсем понятно. Вроде он хочет встретиться: может, это что-нибудь даст, а может, и нет. По крайней мере, в камерной обстановке офиса и, главное, в бодром состоянии ей будет проще оценить, что он намеревается сказать. Там уж она спросит его прямо, без обиняков, связан ли он или его организация с Терри Стэком.
За первыми откланявшимися гостями следуют и остальные. Комната быстро пустеет.
Через некоторое время Джина набирается смелости и подходит к Дженнифер.
4
— Веди ты.
— Что?!
— Садись за руль. Я себя неважно чувствую. Какого черта, Пэдди! Ладно, давай ключи.
Нортон отдает Мириам ключи, переходит на пассажирскую сторону. Усевшись, начинает моментально обыскивать карманы — ищет серебряную таблетницу. Пристегиваясь, Мириам краем глазами наблюдает за мужниными манипуляциями. Потом спрашивает:
— Ты же больше их не принимаешь… или я ошибаюсь?
Он закидывает две пилюли в рот и поворачивается к ней:
— А сама-то как думаешь?
— Но Пэдди! Ты же только что выпил… виски, или что ты там пил?
— Мириам, держи руль и смотри вперед, не лезь!
Нортон проглатывает таблетки. Он все еще чувствует на себе этот пристальный, обвиняющий взгляд. Во всяком случае, ему он показался обвиняющим. Но, хоть убейте, Ноэль Рафферти не стал бы трепаться об этом сестренке. Интересно, много ли он ей нарассказывал? Много ли она знает? Конечно, надо было остаться и все выяснить. Но ему вдруг резко поплохело; он почувствовал: еще немного — и он потеряет сознание. Надо было срочно уйти: Мириам с Болджером просто спасли его.
Мысли скачут галопом. Он возвращается к разговору с Джиной: сначала она не смотрела в глаза, потом не отводила глаз и тянула, тянула, добиваясь максимального эффекта. «Ситуация»… «Он сказал, что сложилась „хреновая ситуация“»…
Господи!
А что это за история со старшим инспектором? Откуда этот крендель знает, где Нортон был в понедельник вечером?
Это уже ни в какие ворота не лезет.
— Тебе нездоровится?
— Что?
Мириам нервно постукивает пальцами по рулю:
— Тебе нехорошо?
— Да.
— Ты знаешь, что эти таблетки не помогают?
— А мне помогают.
Уже помогли.
— У тебя что-нибудь болит?
— Нет.
— И чем они тогда помогут? Это же обезболивающее.
— Мириам, боль бывает разная.
— Ох, держите меня!
— Да, представь себе. — Он останавливается и меняет тактику. — Кто бы говорил!
— Это ты, позволь спросить, о чем?
— Брось, а твое снотворное? Ты пьешь его, сколько я тебя знаю. Так что не надо…
— Это совершенно другое. Я принимаю лекарство по медицинским показаниям. Мне его доктор прописал.
— Хм…
Некоторое время они молчат. На подъезде к Стиллорганской автостраде Мириам говорит:
— Может, заедем к доктору Уолшу?
— Не надо, со мной все в порядке. Просто слегка перенервничал.
— Но…
— Все, что мне нужно, — немного покоя и одиночества.
— Да, но…
— Мириам, не трахай мне мозг.
Повисает пауза. И Мириам взрывается:
— Ты не смеешь так со мной разговаривать! Плохое самочувствие не повод распускать язык.
Мириам протягивает руку и злобно щелкает выключателем CD-плеера. Автомобиль погружается в буйство звуков. «Адажио на все времена, том 3».
Что делать? Позвонить Фитцу? Подождать? Что-то сделать необходимо. Он слишком засветился: нельзя, чтобы история раскрылась. Что на уме у Джины? Может, она планирует шантаж? Или пытается связать то, что знает — или думает, что знает, — с гибелью брата? Может, она не менее опасна?
Нортон закрывает глаза. Он видит, как на деревянный стол пивного дворика под шепот моросящего дождя оседает то, что прежде было мужчиной. Видит, как кроссовер сходит с дороги и летит ко дну оврага, сметая все на своем пути. Видит, как «мерседес» врезается в ствол дерева и обнимает его; видит, как «тойота» расплющивается о кирпичную стену. В навязчивом, дождем размытом оранжевом он видит брызги красного — они повсюду — и монотонно вращающийся синий. Он видит трупы: в «мерседесе» — один, в «тойоте» — три; все изуродованы, искорежены. Он видит маленького мальчика: по лицу текут струйки крови, взгляд блуждает, но он идет, он кое-как идет через осколки и ошметки навстречу вспышкам синего к своему изуродованному, искореженному будущему. Нортон мысленно листает каталог жесткачей, обсеров, чуть-не-обосратушек — и ему тяжко. Он устал воссоздавать в сознании картины, которых никогда не видел; устал соединять смурные черепки воображения, устал подглядывать за адом.
Наролет постепенно набирает обороты, и вот, подобно льющейся из колонок музыке, вместе с душераздирающими струнными и головокружительными сладкозвучными духовыми он достигает своего крещендо, взмывает вверх и накрывает Нортона.
Когда волна отступает, Нортон приходит в себя; наконец-то он высушен и выпотрошен. Он смотрит вправо.
И постепенно привыкает к умиротворению.
Мириам отлично водит машину. Быстро, но собранно. Она реально следит за дорогой. И так решительно переключает скорости, будто проходит трассу «Формулы-1».
Какой же он дурак!
— Прости меня, дорогая.
Они въезжают в туннель и замедляются.
— Как только мы приедем домой, ты сразу же отправишься в кровать, — произносит Мириам после подобающей паузы. — Ну или, — продолжает она уже нежнее, — раньше, чем обычно. Можешь один раз сделать мне приятное?
— Конечно, я все сделаю, как ты скажешь.
Некоторое время они молчат. Уносятся за страстью одинокой скрипки.
Светофор переключается на красный, они подкатываются к нему, встают.
— Что за девушка с тобой разговаривала?
— Джина Рафферти. Сестра Ноэля.
— Такая молодая?
— Просто у них семья большая. Она, наверное, младшая. Она, конечно же, расстроена. Хотела поговорить о брате. — Он пялится на торпеду. — О работе, проектах, обо всем таком.
— Бедняжка.
— Я предложил ей зайти ко мне в офис.
Зажигается зеленый, и они трогаются; желудок Нортона тоже приходит в движение. Где-то в паутине вязкого и пыльного наролета происходит слабый химический сдвиг.
— Так покажи ей, — предлагает Мириам, — если ей так интересно.
— Что показать?
— Да здание ваше. Устрой экскурсию. Отведи наверх. Пусть полюбуется видом.
— Хм, — произносит Нортон; его слегка мутит, — возможно.
Он прикрывает глаза: опять пошло мелькание. Зато в кино ходить не нужно. Вот верхний этаж Ричмонд-Плазы… воет ветер, надувается брезент, сквозь стальную решетку пробиваются лучи солнца. Сумасшедший вид на город: Либерти-Холл, Центробанк, шпиль церкви Крайстчерч, а дальше парки, озелененные территории, похожие на микросхемы жилые кварталы, гигантские торговые центры, новые кольцевые дороги, широкие шоссе, изломанные и томные, как руки, протянутые во всех направлениях…
Это новый город.
Его город.
— Да. — Он кивает и снова открывает глаза. Затем кладет увесистую руку на живот: так меньше мутит. — Так я и сделаю.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Марк окликает тетю уже с порога — предупреждает. Если он с бухты-барахты появится на кухне или в гостиной, она перепугается. Она не привыкла жить одна и боится каждого шороха. Со смерти дяди Деза прошло всего шесть месяцев. Конечно, это не срок, размышляет Марк, особенно если ты прожил с человеком больше сорока лет.
Он входит в дом, делает несколько шагов по коридору и еще раз зовет ее:
— Тетя Лилли?
За кухонной дверью слышно нервное прерывистое дыхание.
