Людмила Зарецкая - Визитка злой волшебницы

– Договорились, покатаю, – мягко вмешался Коленька. – Только не сейчас, а когда дороги оттают. На гоночной машине как-то глупо ездить по снегу. Согласна?

Инна слегка успокоилась. До весны с ее оттаявшими дорогами было еще далеко, перспективы весеннего общения с Манойловым казались весьма туманными, а потому сейчас по поводу Настиной назойливости можно было не переживать.

– Не передумали домой ехать, девушки? – поинтересовался Коленька. – Еще не поздно вернуться обратно. У нас на сегодня такая программа заготовлена – ух, закачаешься! – он мечтательно причмокнул губами.

– Нет, Коля, не передумали, я же тебе объясняла, что у меня сегодня гости. Мне девчонки на Новый год фондюшницу подарили, мы договорились ее сегодня опробовать. Так что я сейчас вещи дома кину – и в магазин.

– Так давай по дороге заедем, чего пешком идти!

– Да у меня супермаркет за углом. Мне немного и надо, я уже почти все купила. Осталось только сыр для фондю, ну и так, по мелочи.

– Ну, как хочешь, – как показалось Инне, слегка обиженно произнес Коленька.

– А за устроенный праздник спасибо, я так здорово отдохнула! А то у меня перед Новым годом – похороны, перед Рождеством – похороны, прямо не праздники, а недоразумение какое-то.

– Какие похороны? – не понял Коленька.

– Ну, сначала кармановские, потом прокурорские. Ой, ты ж, наверное, не знаешь, у нас городской прокурор первого января застрелился. Темная история.

– Инна, – Коленька засмеялся, – я ж не в лесу живу. Знаю я про нашего прокурора. А ты-то тут при чем?

– Ну, как при чем? Это же мой хлеб. Вот на работу выйду, на девятый день к вдове съезжу, и за работу – статью писать. Одно только жалко: опять я к Глебушке не попадаю. С одной стороны посмотреть, так я свинья последняя, а с другой – когда мне в тюрьму идти? То работа, то выходные…

– А кто такой Глебушка? – полюбопытствовал Манойлов.

– Сын кармановский. Глеб. Я ведь его, оказывается, с детства знаю. Его мама, Светлана Николаевна, вбила себе в голову, что Глебушка не виноват в смерти отца. Попросила меня разобраться.

– Очень умно, – в голосе Николая послышалась тревога. – Зачем она тебя в грязные дела сына втягивает? Там, я слышал, наркотики замешаны. И вообще этот парень – последнее чмо. Зачем тебе, женщине, в тюрьму к нему идти?

– Коль, я так-то не незабудка полевая, – довольно резко сказала Инна. – Я в журналистике уже больше десяти лет. И, между прочим, как раз криминалом и занимаюсь. Так что и в тюрьме я была, и на зону для смертников ездила, и в больничку к туберкулезникам ходила. Разберусь как-нибудь, чай, не маленькая.

– И как только тебя муж на работу пускает? – Коленька осуждающе покачал головой.

– А меня нельзя куда-то пускать или не пускать. Я сама по себе девочка. Самостоятельная.

– Ладно, самостоятельная. Не обижайся. Я ж исключительно из хороших побуждений.

– Я не обижаюсь. Мы приехали. Высади нас здесь, дальше мы с Настей сами дойдем. Моему мужу твой «Крайслер» видеть совсем не обязательно.

– Хорошо, – Коленька покладисто притормозил у обочины. – Спасибо, что согласились скрасить для меня сочельник.

Дома Инна поняла, что устала. Разобрав сумки и переодевшись, она хотела было ненадолго прилечь, но, взглянув на часы, со вздохом поняла, что до прихода гостей осталось всего три часа. Дел же было невпроворот. Наказав Насте сварить яйца и картошку для салата и всунув Гоше в руки пылесос, она натянула дочкин пуховик и вязаную шапочку, сунула ноги в Настины же утепленные кроссовки и побежала в магазин.

С покупками Инна справилась довольно быстро. Ей действительно было ничего не надо, кроме двух упаковок швейцарского сыра для фондю. Бросив в корзину несколько глянцевых желто-красных перцев, упаковку вишневидных помидоров и мармелад, до которого ее подруга Настя Романова была большой охотницей, она вышла из супермаркета и прогулочным шагом (уж больно хорошо было на улице) направилась к дому.

На светофоре она послушно остановилась. Движение в этом месте было достаточно оживленным. Красный человечек, моргнув, позеленел, и Инна сделала шаг на проезжую часть. Она слышала рев двигателя, но не смотрела, что происходит вокруг, – шип Настиной кроссовки намертво застрял во льду на кромке тротуара. Левая нога Инны оказалась «пристегнутой» к тротуару, и она отчаянно дергала ей, пытаясь освободиться. Какая-то огромная машина просвистела совсем рядом с ней, чуть не проехав по ногам. Крыло задело за рукав пуховика, и Инна, потеряв равновесие, шлепнулась на попу. Она все еще не понимала, что произошло.

– Девушка, вам помочь? – наклонился к ней какой-то незнакомый мужчина.

– Вот ведь сволочи, как ездят! – в сердцах проговорил сварливый женский голос. – Если бы вы не замешкались, то прямо бы под эту машину попали.

Решительно встав на ноги и освободив злополучную кроссовку, Инна огляделась по сторонам. След протекторов на дороге неопровержимо доказывал, что обладательница сварливого голоса была права. Если бы Инна сделала еще один шаг на проезжую часть, то оказалась бы сбитой мчавшимся на огромной скорости автомобилем. Шип кроссовки спас ей жизнь. Ну, или по крайней мере здоровье.

– Какая это была машина? – спросила она у окружающих, впрочем, мало надеясь на внятный ответ. И оказалась права.

– Иностранная какая-то. Большая такая, черная вроде, – сварливость сменилась растерянностью. – Я сначала под ноги смотрела, скользко же. А потом на вас. Вот и не заметила. Да и не понимаю я в них ничего.

– А я сразу вас поднимать кинулся, – мужчина, который помог ей встать, сокрушенно развел руками. – Может, 02 позвонить?

– Да не надо 02, – устало сказала Инна. – Что толку, если никто номера не запомнил.

Подобрав сумку с провизией, она побрела в сторону дома.

Впервые в жизни я испытываю чувство благодарности к правительству. Честно признаться, очень необычное ощущение.

Я так считаю: самое лучшее, что они сделали за последние годы, – это новогодние каникулы для взрослых. Вот уж действительно, позаботились о простых людях!

Салаты, оставшиеся с новогодней ночи. Елка, утратившая «девственность», но все еще радующая глаз. Начавшиеся распродажи в магазинах. Световая иллюминация на деревьях. «Дневной дозор» в кинотеатрах. Запасливо заготовленные на выходные DVD с любимыми фильмами. Это из плюсов.

Но без минусов в нашей жизни тоже никак. Во-первых, телевидение. Как жаль, что правительство его все-таки не контролирует! На десять праздничных дней могли бы и напрячься, собрать хорошие фильмы в кучу. А то американские боевики на рождественской неделе как-то не «катят».

По всем каналам некуда деваться от придурков-юмористов. Такое чувство, что вся страна сидит перед экранами и ржет над шутками, которые юмором назвать нельзя.

Впрочем, начальница департамента продресурсов, выступающая на областном телевидении 8 января, – это тоже явный перебор. Я ее, конечно, уважаю, и говорила она дело, но 8 января способность народонаселения воспринимать дельную информацию была явно переоценена.

Во-вторых, с погодой на праздники тоже не подфартило. Плюс один градус – это как-то не по-новогоднему. В общем, небесная канцелярия все настроение испортила.

В-главных, наступивший год явно дал понять, что с заменой одной циферки из четырех ничего в жизни не изменилось. И не изменится. Будут гибнуть друзья, будут и дальше гадить враги. Старые проблемы будут уходить, чтобы дать место новым. Праздники, подаренные правительством, кончатся, а трудности, созданные тем же правительством, останутся.

И ни новогодняя елка, ни скидки в магазинах, ни светящиеся деревья, ни плохая погода, ни скучное телевидение не имеют в жизни абсолютно никакого значения. И Собака, которая 29 января придет на смену Петуху, тоже ничего не изменит. И это главный вывод, который можно было сделать за десять дней нового года.

Глава 13

Слишком много впечатлений

Плачь вместе с кем-то. Это лечит лучше, чем плач в одиночестве.

Первый январский номер газеты снова принес Инне славу и почет. Самоубийству прокурора Горохова была отведена первая полоса плюс разворот, редактор возносил хвалу небесам за то, что именно под его началом трудится лучший журналист области, а может, и всей России, подруга Настя Романова, успевшая за праздники спустить все деньги, бурно завидовала будущим Инниным гонорарам, а Генка Дубов вовсе спал с лица.

Но Инну одинаково мало трогали и редакторская похвала, и Настино брюзжание, и Генкина злоба. Она чувствовала себя так, словно позади были не десять выходных, а месяц тяжелой работы вахтовым методом.