Алан Брэдли - Здесь мертвецы под сводом спят
Колокольчик на двери громко звякнул, когда я вошла в аптеку.
Вход в помещение довольно ярко освещался солнечным светом, лившимся сквозь большие красные и синие аптекарские сосуды, но дальше, в глубине лавки, свет в муках умирал. Задняя часть комнаты находилась во власти теней, и там располагался маленький прилавок, у окошка которого мисс Клэй что-то шептала на ухо аптекарю Ланселоту Крюикшенку, будто исповедуясь.
Я притворилась, что не слышу их, хотя чрезвычайно острый слух, унаследованный от Харриет, позволил мне разобрать, что их разговор касался пилюль из ревеня и серы.
Я побродила по аптеке, как завороженная разглядывая ошеломляющую коллекцию разноцветных баночек, коробочек и бутылочек, выстроившихся на полках: порошки, пилюли, настойки, лосьоны, эликсиры, бальзамы, соли, сиропы, пастилки, мази и лекарственные кашки – средства на любой случай.
– Я скоро к вам подойду, – крикнул мне мистер Крюикшенк и вернулся к жужжанию с несчастной мисс Клэй.
Пока они разговаривали, я осознала, что есть и третий голос – более тихий, словно шелковая лента, время от времени вплетающийся в их беседу.
Хотя не видела говорившую, я поняла, что это может быть только Аннабелла Крюикшенк, сестра Ланселота: опытный химик, однако ее редко можно было видеть в деревне. Безмолвный партнер, так сказать. Безмолвный и практически невидимый.
Как однажды сказала мне Даффи в светлый момент, она «порох за троном», что показалось мне превосходной шуткой, и хотя я ее не поняла, я слишком долго и громко смеялась.
Ведомая исключительно чистейшим любопытством, я подошла ближе к задней части аптеки, надеясь подслушать какую-нибудь сплетню, которую я смогу в нужный момент вставить в разговор с моими взрослыми сестрицами.
Чем ближе к прилавку я подходила, тем тише становилась беседа, пока – довольно резко – она не прекратилась со звуком «Ш-ш-ш» и шепотом «Харриет».
Сначала меня тронуло то, что они говорили о моей матери, но потом я поняла, что говорили они обо мне.
– Простите, мистер Крюикшенк, я тороплюсь. Можно ли получить у вас немного тиамина?
Повисло молчание, а потом его голос отозвался из теней:
– Для каких целей?
– Боюсь, наша птица, – я имела в виду Эсмеральду, но подумала, что лучше намекнуть, что нужно много вещества, – боюсь, нашей птице может потребоваться добавка витамина В1 в корм.
– Ах да? – произнес мистер Крюикшенк. Я уже поняла, что он мне не поможет.
– Да, – сказала я, хлопая руками и изображая больные крылья. – Классические симптомы: конвульсии, тремор, невидящий взгляд в небо и так далее. Классика.
В разговоре о породе бафф орпингтон, чьим прекрасным представителем была Эсмеральда, Доггер описал мне так называемый синдром мечтателя, при котором недостаток тиамина может заставлять мышцы шеи у птиц сжиматься и искривляться, отчего бедные птицы могут смотреть только вверх и часто падают на спины.
– Я думала купить бутылочку с таблетками B1, – продолжала трещать я. – Измельчить и добавлять к корму. В умеренных количествах, разумеется.
Мистер Крюикшенк ничего не сказал.
– Мне казалось, это хорошая идея, – запинаясь, добавила я.
– Средства в этой аптеке предназначены только для людей, – отрезал он. – Они не одобрены для птицы. Я не могу принять на себя ответственность за непредвиденные последствия…
– Я вовсе не ожидаю от вас этого, мистер Крюикшенк, – перебила его я.
Всегда произношу имя человека, если прошу у него что-то. Благодаря этому ситуация выглядит намного более – что ж, намного более просительной.
– Нет, – ответил мистер Крюикшенк.
– Прошу прощения? – переспросила я, не веря своим ушам. Я не привыкла проигрывать в первом же раунде дуэли.
– Нет, – повторил он. – Никакого тиамина.
– Но…
– А теперь прошу прощения, – продолжил он, кивая в сторону мисс Клэй, онемевшей от нашего диалога, – я полагаю, у вас есть более важные дела, чем…
Он не произнес слово «цыплята».
Вот и все сочувствие. Дела пошли совсем не так, как я ожидала.
Как часто случается, когда заклинивает мозги, я стояла и тупо смотрела на половицы, пока не возобновился низкий шум их разговора.
Тогда я тяжело побрела к выходу.
На улице, щурясь от неожиданно яркого солнца, я взялась за руль «Глэдис» и повернула к дому. Без тиамина ничего не получится.
Я прошла лишь несколько ярдов, когда у моего локтя послышался голос:
– Тс-с-с! Флавия!
Я чуть из кожи не выпрыгнула.
Я резко повернулась и оказалась лицом к лицу с высохшей маленькой женщиной, чья кожа была испещрена белыми и коричневыми пятнами, словно шкура индейского пони из вестерна. Она неожиданно появилась из узкого прохода, идущего вдоль аптеки.
Аннабелла Крюикшенк! Это может быть только она.
– Вот, – сказала она, щурясь в лучах солнца, хватая мою ладонь пятнистыми пальцами и сжимая ее вокруг коричневой бутылочки. – Возьми.
– О, но я не могу, – возразила я. – То есть спасибо, но настаиваю на том, чтобы заплатить.
– Нет, я делаю это не ради тебя, – сказала она, пронзительно вглядываясь в мои глаза, словно пытаясь проникнуть в душу. – Я делаю это ради твоей матери. Скажем, это в уплату старого долга.
И потом она исчезла так же неожиданно, как и появилась.
14
Я стояла на Хай-стрит, понимая, что нахожусь в полнейшем одиночестве. Жители деревни в большинстве своем ушли в Букшоу оплакивать Харриет и превратили Бишоп-Лейси в призрачный город.
Я спрятала бутылочку в багажник «Глэдис», тронулась с места и поехала на восток. Хирургический кабинет доктора Дарби находится прямо за Коровьим переулком.
Его потрепанного «морриса» с бульдожьей мордой нигде не было видно.
Я подняла дверной молоточек – змею, обвившуюся вокруг жезла, но не смогла заставить себя постучать. Жена доктора Дарби была инвалидом, и говорили, что она никогда не покидает свою спальню на втором этаже.
Я стояла там с медной змеей в руке, когда из открытого окна над моей головой послышался голос.
– Кто там? Это ты, Флавия?
– Да, миссис Дарби. Как вы узнали, что это я?
– Доктор установил для меня зеркало. Шкивы и всякое такое. Очень разумно. Он соображает по этой части.
Я подняла голову и заметила блеск стеклянной поверхности, покачивавшейся из стороны в сторону перед тем как замереть.
– Доктор Дарби дома?
– Нет, боюсь, нет, милочка. Ты опять порезалась?
Она имела в виду происшествие с разбитым стеклом, которое мне еще предстоит загладить в некоторых кругах.
– Я в порядке, миссис Дарби. Просто хотела задать доктору вопрос.
– Я могу тебе чем-то помочь, милочка? Я всегда рада предложить свои услуги, если кому-то надо поделиться личными проблемами.
Как нелепо, подумала я. У меня нет личных проблем – по крайней мере, таких, которые я хотела бы обсудить с женщиной на втором этаже, следившей за мной с помощью механического зеркала.
– Нет, ничего такого, спасибо. Повидаюсь с ним в другой раз.
– Он в больнице в Хинли, – поставила она меня в известность. – Весьма печальный случай. Он позвонил не более получаса назад, чтобы сказать, что опоздает на обед, но в любом случае будет здесь.
– Благодарю, миссис Дарби. Вы так любезны. Надеюсь, скоро вы почувствуете себя лучше. В следующий раз принесу вам цветы. Сейчас в Букшоу расцвела сирень.
– Милочка, – крикнула она вниз. – Милочка!
Когда я уезжала, я сообразила, что миссис Дарби ни слова не сказала о Харриет. Ни единого слова. Как странно! Может, она не в курсе. Может, мне надо было ей сказать?
На Хай-стрит не было ни единой души, когда я ехала по ней, склонив голову и погрузившись в размышления.
Так много вопросов – и так мало ответов.
Я не забыла мужчину под колесами поезда – как я могла? Но у меня просто не было времени о нем подумать. Мой разум превратился в водоворот, яростно крутившийся вокруг тихой сердцевины – Харриет.
Я уже почти подъехала к Святому Танкреду, когда меня оглушил внезапный шум: жуткое карканье клаксона и ужасный скрип тормозов.
Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как надвигающийся на меня «моррис» съезжает с дороги, пролетает на волосок от моего локтя и со зловещим грохотом тормозит в стену церковного кладбища.
Из его радиатора повалил дым.
Я застыла на месте, одновременно не в состоянии пошевелиться и дрожа.
Доктор Дарби, который в этот момент больше чем когда-либо напоминал Джона Булла, выскочил из машины с удивительной ловкостью для человека его возраста и комплекции и подбежал ко мне.
– Черт подери! – сказал он. – Ты в порядке?
Я с довольно глупым видом осмотрелась, как будто пыталась найти ответ на колокольне или на верхушках деревьев, и затем медленно кивнула.
Он залез в карман жилета и, выудив оттуда мятный леденец, бросил его себе в рот.
Он не кричал на меня. Даже не повысил голос.
