Наталья Солнцева - Подручный смерти
– Об этом вся Грибовка гудит. Захочешь, не спутаешь.
Михаил замолчал, хлебнул чаю и встал из-за стола.
– Пойду, прилягу…
– Пашка! – позвала Анюта. – Иди, доедай! Картошка стынет!
Сын прокашлялся и сел подле нее. Ему не терпелось спросить, что люди говорят, но он не решился. Вдруг мать неправильно поймет?
Она сама завела об этом речь:
– К тебе участковый не приходил?
– Нет. А должен?
– Дружков твоих допрашивали, небось?
– Типа да. Только они про меня ни гу-гу.
– А ты и поверил? – усмехнулась она. – Станут они тебя выгораживать! Своя рубашка ближе к телу. Если жареным запахнет, они тебя с потрохами сдадут.
– Че меня сдавать-то? Я, блин, не при делах…
– Кто разбираться будет? Найдут козла отпущения и посадят. Ментам лишь бы убийство раскрыть.
Парень нервно кусал губу. У него самого сердце не на месте, а мать нарочно нагнетает. Хочет его с друзьями рассорить.
– Ладно, не кисни, – сжалилась она. – Обойдется как-нибудь. Я маслица в лампадку подлила, молиться буду. Бог милостив!
Пашка долго молчал, прикидывая, говорить матери о своих подозрениях или нет.
– Ты бы с доктором посоветовалась насчет дядьки…
– Зачем? Он идет на поправку, слава богу.
– Да странный он какой-то. Крыс придумал, в чулан опять полез…
– Может, там и правда крысы развелись?
– Я после него весь пол облазал, – оглянувшись на дверь, прошептал Пашка. – Крысами и не пахнет! Дырка в углу есть, но пустая. Я проверил.
– Надо ее цементом заделать. В сарае осталось немного.
– Может, у дядьки того… типа крыша поехала? Он же больной!
– От ангины крыша не едет! – сердито отрезала мать.
– Что-то с ним не так… В прошлый раз он в чулане закрылся, теперь опять…
– Как это он мог снаружи закрыться? Молчи лучше! Это твои проделки!
– Че сразу мои…
* * *Пациентку с артритом сменил на приеме Чемагин. Он был счастлив, что пришла его очередь и он отделался от приставучей бабенки. Та так и сверлила его глазищами, так и сверлила. Он терпеть не мог, когда его пронизывают, словно рентгеном.
– Вы чем-то расстроены? – осведомился доктор. – Боли усилились?
Он стоял, прислонившись к подоконнику. За столом сидела медсестра и что-то записывала в журнал.
Чемагин окинул ее недобрым взглядом и шумно вздохнул. Спина ощутимо давала о себе знать, о чем он и сообщил Бортникову.
– Может, вам массажик предложить? У нас в поликлинике отличный массажист.
– Массажи я уже пробовал. Я вижу, вы несерьезно относитесь к моей болезни. Вам, как и прочим врачам, плевать на чужие страдания.
– По-моему, все наоборот. Это вы не хотите искать причину своего недуга.
– Разве это не ваша работа?
– Чужая душа – потемки, – улыбнулся доктор, как будто произнес удачную остроту.
– Вы полагаете, болезнь гнездится в душе? Какое учебное заведение выдало вам диплом врача?
– Столичный университет.
«Он издевается надо мной, – подумал Чемагин, прилагая усилие, чтобы не коснуться рукой талисмана. – Цирк устраивает перед этой смазливой девицей! Распускает хвост, как павлин. Небось, кадрит ее, надеется переспать! Если бы они уже были любовниками, он вел бы себя скромнее».
– Я вам не подопытный кролик.
– Боже упаси! У меня и в мыслях не было ставить на вас опыты.
Мариша залилась краской. Перепалка между доктором и пациентом противоречила ее профессиональным принципам. Кирилл Сергеевич перегибает палку, нарывается на скандал. Она желала бы положить этому конец, но не посмела вмешаться.
– Вашей помощнице стыдно за вас, – заметил ее румянец Чемагин. – Вы собираетесь меня лечить? Между прочим, я плачу вам деньги.
– А я их усердно отрабатываю.
– Допустим. Но где результат?
– Исцеление – это взаимообразный процесс. В нем участвуют оба, и врач, и пациент. А вы хотите всю ответственность переложить на меня. Так дело не пойдет.
– Что еще от меня требуется? – насупился Чемагин. – Я выполняю все ваши рекомендации, а толку ноль.
– Вы обещали подумать, зачем вам нужна ваша болезнь. Какую выгоду вы извлекаете из нее?
– По-вашему, мне выгодны мои мучения?
– Ваш ум говорит, что нет. Но я отказываюсь общаться с вашим умом. Мне нужен контакт с вашей сутью! Вы закрылись от чего-то в себе, Чемагин. Вы играете в прятки с самим собой. И хотите вовлечь в эту игру меня.
– Вы просто бессильны перед недугами и не нашли ничего лучшего, как обвинять больных в том, что они больны, потому что сами хотят этого. Обратитесь к психиатру, доктор, его консультация пойдет вам на пользу.
Бортников пропустил его колкость мимо ушей.
– Ваше подсознание цепляется за боли в спине, у вас есть железная мотивация иметь их, как… Как что, Чемагин?
Пациент не нашел ответа. Его что-то беспокоило, мешало сосредоточиться. Он пытался сообразить что. Неужели назойливая бабенка и ее спутник? Тот кашлял и не участвовал в разговоре. Черт! Точно, они. Ему стало не по себе, как только они зашли во двор. Особенно подозрительным был мужчина. Чемагину не хотелось встречаться с ним взглядом.
– Вы меня не слушаете…
– А?.. Да вы меня достали своими лекциями! – рассвирепел больной. – По-моему, вам следует переквалифицироваться в священника. Будете пудрить людям мозги и ловить кайф! А меня увольте…
Он вышел из роли и заговорил на другом языке. Еще немного, и Бортников понял бы, кто стоит перед ним, прикрываясь маской шофера-дальнобойщика.
Между тем Чемагин мысленно представлял себе тех двоих. Чем они его задели, заставили нервничать? Доводилось ли ему раньше встречаться с ними?
Мариша опустила голову, выводя в журнале какие-то каракули. Этот пациент пугал ее. У него злые глаза и мстительная натура. Пожалуй, с него станется настрочить жалобу на доктора и попортить ему кровь. Бортникову придется уезжать из Грибовки, и она никогда больше его не увидит. Конечно, если он не возьмет ее с собой. А он – не возьмет! Недавно они страстно целовались в темноте у забора, а теперь он делает вид, что ничего не было.
Мариша изо всех сил сдерживала слезы, стоило ей вспомнить о своих разбитых мечтах.
– Я на вас не в обиде, Чемагин, – обронил доктор, глядя на часы. – Борьба с болью испортила ваш характер. Идите и продолжайте пить лекарства. Это вам по вкусу и вполне логично, верно? Лелейте свою логику дальше! Ваш ум будет удовлетворен… и что с того?
Больной помрачнел, рассеянно кивнул и вышел из кабинета. За дверью он нахлобучил на голову шапку и шагнул в сени. Что за день сегодня? Прошвырнуться, что ли, по пустырю? Занятное местечко…
Он спустился с крыльца, не глядя на Ларису и ее спутника, и устремился на улицу. Ноги сами понесли его к зарослям орешника, над которыми торчали печные трубы бараков…
Глава 19
Ночью Пашка глаз не мог сомкнуть. Вспоминал гогочущих дружков и слова матери, что, в случае чего, вину за убийство медсестры Авиловой свалят на него. Парень гнал от себя дурные мысли, но те становились страшнее и страшнее. Он ворочался с боку на бок, сердито сопел и строил планы побега. Если уж «запахнет жареным», как выразилась мать, лучше укатить куда подальше. Хоть в Москву. Затеряться там, залечь на дно. Устроиться грузчиком на рынок…
От душевных переживаний или от дешевого пива у Пашки пересохло во рту. Он прошлепал в кухню, зачерпнул кружкой воды из ведра и выпил большими глотками. Потом подкрался к чулану, проверил замок, приставил ухо к двери и прислушался. Не скребутся ли крысы?
Никаких похожих звуков. Только мерно посапывает мать в приоткрытой спальне. Из комнаты дядьки не было слышно храпа. Пашка, ежась от холода, заметил свет в щели и решил подсмотреть, что делает больной. Он тихо оделся и выскользнул из дому. Нужное ему окно выходило в сад. Парень топтался на пожухлой траве, становился на цыпочки, вытягивал шею. Тщетно.
– Ни хрена не видно…
Он сбегал на веранду за табуреткой, пристроил под окном и влез на нее. Табуретка опасно накренилась. Но Пашка не боялся упасть. Его внимание было поглощено странным поведением дядьки. В проем между шторами виднелась согнутая мужская фигура. Больной сидел боком и что-то пристально разглядывал.
– Читает, что ли?
Должно быть, дядька почувствовал посторонний взгляд и повернулся к окну спиной. Парень не видел, что у него в руках. Может, книжка…
Он продрог и хотел уже слезать с табуретки, как дядька начал странно размахивать руками, словно отбивался от кого-то. Потом упал на кровать и завопил не своим голосом. От неожиданности Пашка покачнулся, табуретка завалилась, и он оказался на земле.
– Блин…
На крики брата прибежала мать в ночнушке и накинутой сверху шали. Пашка поспешно метнулся в дом, сорвал куртку, разулся и бросился в горницу. В соседней комнате что-то падало, больной орал благим матом, мать ему вторила.
– Что с тобой, Мишаня?.. Тебе плохо?.. Помогите кто-нибудь!.. Пашка! Пашка!
Парень осторожно заглянул в распахнутую дверь. На комоде горела настольная лампа. Брат и сестра боролись на разоренной кровати. Подушки валялись на полу, одеяло съехало.
