Убийство в красках - Владимир Григорьевич Колычев
И все же Герберт вышел из дома, но «Гранд Чероки» уже выезжал со двора. Герберт успел рассмотреть номер, взял из машины свой компьютер, детектор, вернулся к Ставицкой, сначала обследовал межквартирный холл, а затем апартаменты, но нашел только свой «жучок», один из четырех, установленных ранее. Видимо, бандиты или еще кто-то там заметили, как Лариса указывала на них с балкона, вот и сорвались от греха подальше.
– Ты что, бессмертный? – спросила Ставицкая, наблюдая за ним. – Или просто в танке?
– Заговоренный.
– Пули отскакивают?
– Просто мимо проходят.
– А если в упор?
– Хочешь попробовать?
Герберт сел за стойку, открыл компьютер, процессор мощный, мобильный интернет быстрый, он легко зашел в базу данных. Как он думал, так и оказалось – номер фальшивый. А «Гранд Чероки» того самого поколения, что он наблюдал у гаражного кооператива. Можно делать выводы.
– Ловко тут у тебя, и полиция не нужна.
Ставицкая подошла к нему близко-близко, плечом прижимаясь к плечу.
– Полиция не нужна, – кивнул он.
Вышел он и на камеры, просматривающие двор, и надо же, оказалось, что «Гранд Чероки» ни в одну не попадал. Вернее, машина промелькнула как минимум перед одной, но в движении. А кто там за рулем и кто пассажир, непонятно. Не попали в объектив люди, которых видела Лариса, похоже, эти ребята знали свое дело.
Просмотр камер – дело долгое, и все это время Лариса провела впритирку к Герберту, отходила только за коньяком. По две рюмки успели пропустить и перейти на бокалы. Даже появление возможных злодеев не испортило эффект чудной ночки, никому из них не хотелось спать, во всяком случае в прямом смысле.
– И давно ты всем этим занимаешься? – спросила Лариса, грудью прижимаясь к его плечу.
– Ну, забывать уже стал те времена, когда этим не занимался.
– Родители помнят?
– Родителей нет.
Детдомовский Герберт, причем с самого младенчества безнадежный сирота, имя ему придумали чужие люди, кто-то из любителей Герберта Уэллса постарался. Не знал он своих родителей, как сорная трава рос, никому не нужный, никем не обогретый. Страдал от одиночества, все маму мечтал увидеть или хотя бы отца, а нашел женщину на девять лет старше. Жил с Татьяной, пока в шараге учился, познавал радости половой и семейной жизни, но еще до армии понял, что не нужен ему никто. Просто он привык к одиночеству. Отслужил, получил квартиру, устроился в охранную фирму, освоился в городской жизни, открыл охоту на красивых особей, одно время с ума сходил на этой почве, рекорды ставил – например, сорок восемь телочек за месяц. И ни разу не возникло желания остановиться на ком-то и открыть новую страницу в своей жизни. Со временем успокоился, остепенился, перестал вести счет своим победам, рекордами больше не бредил, но семьей обзавестись не стремился. Хотя денег хватало, спасибо Хомутову. Благодаря ему Герберт вышел на новый, недостижимый для многих уровень. Работал обычным охранником, со временем занялся частным сыском, курсы специальные под это дело окончил, но в люди выбился лишь после того, как Хомутов приблизил его к себе. Герберт работал как вол, забыв о свободном времени, на все готов был ради этого человека, преданность ему не знала границ. И вдруг возникло такое ощущение, что устал он от всего этого. Может, потому, что отношения с Хомутовым заходили в тупик. Причем заходили прямо сейчас, в режиме скрытного марша по тылам врага, но довольно стремительно.
– А семья? – Лариса нежно провела пальцами по его спине.
– Неинтересно.
– С женщиной неинтересно?
Герберт резко повернулся к ней и улыбнулся, притягивая к себе женщину не только взглядом.
– Хочешь знать, как у меня с женщинами?
– Хочу. – Она смело смотрела ему в глаза. – Знать.
Ставицкая грудью проложила себе дорогу в светлое будущее, Герберт мог только догадываться, сколько мужчин проталкивало ее вперед, но разве обычные женщины ни с кем не спят? В ее возрасте все, даже самые порядочные, женщины познали прелести секса, многие не с одним партнером. В общем, существование Феофанова и прочих Герберта не напрягало, хотя и не заводило.
– Знания получают с первого класса. – И Герберт завораживал ее взглядом, во всяком случае старался.
Платье у нее в стиле сафари, пуговицы крупные, так и просятся на зубок. Две верхние уже расстегнуты, Герберт легко справился с третьей. Лариса и близко не возмутилась.
– Первый класс – первый уровень, второй класс – второй уровень. – Он расстегнул еще одну пуговицу, сверху.
А на третьем классе у Ларисы обнажилась грудь, это ее не смутило, взгляд подернулся поволокой. Ее пальцы нащупали узелок пояса и развязали его как раз в тот момент, когда Герберт расстегнул очередную пуговицу. И пошел дальше, наслаждаясь видами. Он любил глазами, ему нравилась обнаженная натура, красота женского тела возбуждала, сначала эстетическое наслаждение ценителя и художника, затем плотская, животная страсть.
– И, наконец, девятый класс, – тихо сказал он, расстегнув самую нижнюю пуговицу.
– В девятом классе у меня не было мужчин, – прошептала она, прижимаясь к нему.
И грудь обнажена, и живот, и все, что ниже, под платьем на ней только белые чулки с широкой силиконовой резинкой.
Грудь высокая, упругая, и там красивый след от бикини, и под плоским животом тонкая сужающаяся книзу полоска, ножки длинные, ровные, Герберт водил взглядом, как кистью по картине, кровь нагревалась, закипала, все тверже заполняя страждущие пустоты. В какой-то момент ему стало все равно, как смотрится Лариса, какой стройности и упругости у нее тело. Он уже завелся, первобытный инстинкт дикого самца превратил его в тигра.
Лариса прильнула к нему, оттолкнулась, повернулась сначала боком, приняв соблазнительную позу, затем спиной, окончательно скинув платье. Герберт усадил ее за барную стойку. Стул высокий, ну так и он парень рослый, ему не пришлось привставать на носочки, чтобы подстроиться по высоте. А попка у Ларисы поджарая, ягодицы упругие, невероятно приятные на ощупь, и там под ними влажно, горячо. И, как оказалось, чертовски тесно. Тигр в нем зарычал от удовольствия.
Глава 7
Крематор – штука тяжелая, резать на части, вывозить… Пока управишься, умаешься. Но все это мелочь по сравнению с шестью трупами за ночь, однажды Герберту пришлось в одиночку копать яму для такого количества – ни конца ни края работе, думал, сдохнет. Знал он, что такое усталость, и секс, в его представлении, не попадал в список трудоемких и
