Глубокие тайны Клиф-Хауса - Хельга Мидлтон

– Что? Какой вечер?

– Сегодняшний.

Эйлин мотнула головой, стряхивая остатки сна.

– Да. День получился длинным. Я рано встала, ездила в Плимут к бабушке и обратно. Потом этот придурок в парке меня напугал, да и с винцом я, кажется, перебрала, – пробормотала она. – Я и так-то пью умеренно, а уж чтоб полбутылки, да посредине дня… Сколько сейчас?

– Не так поздно, как кажется. Лето наступает. Полдевятого, а солнце еще высоко.

– Черт! Черт! Как же я забыла?! Мне же Дороти посоветовала нашему викарию позвонить.

– Зачем? – удивилась Оливия.

– Представляешь, я не знаю девичьей фамилии моей матери. Вот ты знаешь?

– Конечно знаю. Стоун. Она же никогда не была замужем и записала меня под своей.

– Тебе легче. А у меня тут, похоже, тетка образовалась. Но это так – догадки. Короче, хочу выяснить свою фамилию по женской линии.

– А что, у тебя свидетельства о рождении нет?

– Есть. Но там указана фамилия матери уже после замужества.

– Ну, тогда твоя Дороти права: церковные книги – самое надежное. Слушай, не морочь мне голову. Полдевятого – еще не время для сна даже для детей. Звони Патрику.

– Хорошо. Где мой телефон? И спасибо за кофе.

Преподобный Патрик очень удивился звонку Эйлин. Со свойственной одиноким старикам скрупулезностью и неспешностью он долго и подробно расспрашивал о здоровье Габби, о том, как устроились Генри и Дороти в Испании. Через несколько минут разговора викарий как будто спохватился и поинтересовался поводом для звонка Эйлин:

– Я хоть и старик, но горшочек мой еще варит. Ты звонишь договориться о крестинах для твоего ребеночка? Кто там у тебя, кстати, родился?

Эйлин, сама не ожидая от себя, расхохоталась. Она закрыла телефон рукой и, сдерживая смех, пыталась комментировать разговор:

– Прикинь, у него «прекрасная память», но он считает, что родить должна не Нэнси, а я, и спрашивает, кто ребеночек. Умора.

– Перестань смеяться над старым человеком, – урезонила ее подруга, – хоть что-то, да помнит. Беременность, например. А про сроки… так это муж должен отсчитывать, а не викарий. – И тоже засмеялась.

Эйлин продолжила разговор со священнослужителем:

– Нет, ваша светлость, вы немножко напутали. Беременна не я, а жена моего брата. И ее срок еще не пришел. Когда? К концу лета… Конечно… Все соберемся… Крестины – такое важное событие в жизни каждой семьи. Габби? Конечно, привезем.

– Не каждому выпадает счастье подержать на руках правнуков, – промолвил старик.

Он снова принялся за обсуждение погоды, говорил о том, что не надо откладывать крестины далеко на осень. Вдруг как будто спохватился и вновь вернулся к причине звонка. Тут уж Эйлин удалось перевести разговор на церковные книги.

– Конечно-конечно, деточка, – пообещал он, выслушав ее объяснения. – Сегодня уже поздновато, скоро начнется моя любимая программа «Сокровища с чердака», а завтра… завтра приходи. Мы с тобой вместе регистрацию посмотрим. Так за какой год тебе книги нужны?

– Даже не знаю. Бабушка не помнит, когда свадьба была. Судя по рассказам, наверное, в промежутке между девяносто первым и девяносто пятым. Ведь меня они крестили уже как муж и жена.

Старик еще какое-то время прощался, что-то напутствовал. Оливия терпеливо ждала окончания разговора.

– Ну, значит, завтра. Тогда я поехала? – Она встала с дивана.

– Куда? А бабусин чемоданчик разбирать? Я ж тебя для того и позвала.

– А я для того и приехала.

Эйлин подхватила пустую бутылку и бокалы, Оливия – коробку из-под пиццы и кружки из-под кофе. Отнесли все на кухню. Посмотрели друг на дружку и, не сговариваясь, наперегонки ринулись наверх в комнату Эйлин.

Снова, как два года назад, подруги уселись на пол, поджав под себя ноги, но теперь между ними была не доска с приколотыми к ней фотографиями друзей и врагов Лиз Барлоу, а небольшой атташе-кейс, полный своих загадок… или отгадок. Зависит от того, с какой стороны смотреть.

Часть вторая

Глава 11

Находки

Эйлин сжимала и растирала пальцы: каждый по отдельности и все вместе. Так пианист готовит руки, прежде чем приступить к исполнению сложной пьесы, и как под пальцами виртуоза раскрывается тайна черных закорючек на пяти линейках нотной записи, так и Эйлин предстояло раскрыть тайну этих пожелтевших газетных вырезок.

Она оттягивала момент.

Почему-то вспомнился тот день, когда Оливия достала из рюкзачка конверт c логотипом «ДНК-ЛАБ». У Эйлин так же онемели руки, и она долго не могла вскрыть конверт. Бесстрастная официальная бумага объяснила непонятную любовь ее отца к сыну мачехи и привязанность Мартина к отцу. Многие годы ревности и жалости к себе исчезли меж трех сухих строк официального документа:

СОВПАДЕНИЕ:

Совпадение отец – дочь 99,999 %.

Совпадение отец – сын 99,999 %.

Дочь – сын 85 %.

Тогда отец признался, что у них с Дороти были отношения задолго до рождения Эйлин. Шестнадцать долгих лет отец жил на два дома, и только смерть Анны позволила ему жениться на любимой женщине и зажить новой, полноценной семьей с двумя детьми. Сводные брат с сестрой и не подозревали, что у них общий отец.

– Нет, Эйли, я тебя не понимаю! – воскликнула Оливия, вынимая из чемоданчика пачку старых газет. – Перед тобой сундучок с кладом, а ты сидишь как замороженная.

– Боюсь, как бы этот сундучок не оказался ящиком Пандоры.

– Давай не вешать нос. Даже плохие новости лучше, чем сомнения. И потом, ты же у нас любишь разгадывать загадки. Вот, – Оливия приподняла над головой пожелтевшие бумаги, – смотри, сколько их тут.

– Да. Зачем-то бабуля их берегла… Давай разбираться. – Эйлин завела за ухо упавшую на глаза прядь и придвинула к себе чемоданчик. – Предлагаю: газеты – направо, фотографии – налево. Газетные вырезки – в крышку. Потом разложим каждую пачку по годам.

– Да, – подхватила Оливия, – тут на оборотах многих фотографий есть даты и названия мест, где они сняты. – Она повертела в руках пачку квадратных пластинок полароидных фото. – А вот эта, – Оливия протянула одну из фотографий Эйлин, – сильно выцветшая и без подписи, но, по-моему, это ты.

На фото была девочка лет пяти. Стрижка каре с длинной, почти до глаз, челкой. Головка опущена, но взгляд устремлен прямо в камеру. Лицо серьезное, ни следа улыбки, скорее наоборот, ребенок был чем-то расстроен. Клетчатая шотландская юбочка, белая сорочка и синий кардиган с эмблемой школы. Белые гольфы, аккуратно натянутые ровно до колен.

Эйлин взглянула на фото.

– Дату этого фото я могу легко назвать. Сентябрь двухтысячного года. Миллениум. Я иду в первый класс.

– Супер! – рассмеялась Оливия. – Ты уже тогда выглядела так, словно стоишь