Как профукать миллион - Андрей Михайлович Дышев
– Может, лучше поднимемся ко мне? – предложил Клим и пошевелил сухим языком во рту. Ему очень хотелось пить.
– А не боишься, что я тебя из окна выкину? – спросил Кабан.
Клим боялся, но выходить к своим героям боялся еще больше. Он рассчитывал на то, что если оторвет Кабана от его своры, то вожак уже не будет столь опасным и агрессивным.
– Чем угощать будешь? – спросил Кабан, падая на кровать Клима и сладко вытягивая ноги в пыльных резиновых в сапогах.
Клим лихорадочно думал, как бы откупиться от Кабана и в то же время не потерять с ним приятельских отношений. Позволяя Климу сидеть с ним за одним столом в «Алике», Кабан тем самым подпускал его к непрекращающемуся источнику словесного потока, который потом Клим превращал в свою славу и деньги. Если доступ к этому грязному гейзеру будет перекрыт, то звезда Клима закатится столь же быстро, как и взошла.
– Зачем врал про нефть? – спросил Кабан и качнулся на матраце. Кровать жалобно скрипнула.
– Кто врал? – удивился Клим. – Я врал? А разве кто-то знает точно, что там нет нефти? Разве кто-то пытался бурить?
– Вот ты первый и будешь бурить! – пообещал Кабан. – Но сначала мы тебя отколбасим как следует.
Мысль о предстоящем физическом насилии показалась Климу невыносимой, и в тот момент, когда он был готов отдать все деньги, лишь бы избежать побоев, к нему в голову зарулила спасительная идея.
– А тебе нефть нужна или бабки? – спросил он.
– Я что, пылесос, чтобы нефтью питаться? – зевнул Кабан.
– Тогда я предлагаю тебе стать моим телохранителем, – выдал Клим и сам испугался своей дерзости.
– Что-о-о?? Кем??
Кабан приподнялся и отодвинул шкаф, угол которого мешал ему смотреть на Клима.
– Пятьсот рублей в день! – отступая к окну, добавил Клим. – Выплата каждое утро. Ровно в десять. Минута в минуту.
Кабан уже принял вертикальное положение и задел головой люстру.
– Ты что мне предлагаешь? – утробно зарычал он и сломал стул.
– Защищать меня от твоих товарищей! Пятьсот рублей в день! Каждый день по пятьсот!
Смысл этих слов с большим трудом пробивал себе путь сквозь мощную черепную коробку Кабана вглубь неразвитого мозга. Климу уже некуда было отступать. За окном, завидев его спину, завыли и засвистели литературные герои. Кабан медленно приближался. Он напоминал товарный состав, который хоть и начал тормозить, но все еще двигался вперед по инерции.
– Повтори! – гаркнул он, когда до Клима остался последний шаг.
В этот драматический момент Клим не сплоховал и поступил правильно, множество раз произнеся как молитву фразу «пятьсот рублей». Кабан остановился, обдавая Клима горячим паром. Толпа за окном притихла в ожидании развязки. Кое-кто отошел подальше на тот случай, если Клим вылетит наружу.
Теперь можно было спокойно очертить Кабану круг его обязанностей. Клим делал это медленно, подавая каждое предложение в адаптированном виде, и повторяя его по несколько раз, нарочно меняя порядок слов. Кабан начал въезжать в суть дела. Что такое телохранители, он знал, несколько раз видел их в кино. Это были симпатичные парни в черных костюмах, которые крушили все на своем пути, ломали челюсти, отрывали головы, оберегая от неприятностей каких-то задохликов. Выходит, Клим предлагал ему стать таким же парнем? Предложение было не просто выгодным Кабану, оно казалось сказочным, нереальным. Пятьсот рублей в день только за то, что Кабан делал с большим удовольствием совершенно бесплатно? Платить деньги обжоре за то, что он будет каждый день усиленно и вкусно питаться? Выдавать алкашу приличную зарплату за то, что он без просыху квасит с утра до вечера?
Кабан даже рассмеялся от удовольствия. Клим, понимая, что скепсис Кабана еще слишком высок и потому затуманивает и без того его туманное сознание, немедленно отсчитал пятьсот рублей и протянул своему работнику. Кабан взял деньги, повертел их в руках, не в состоянии понять, в чем же здесь подвох.
– Замочить, что ли, кого-то надо? – уточнил он.
Клим аж застонал. За окном тоже усиливалось нервное возбуждение от того, что ситуация вдруг утратила былую динамичность. Литературные герои не могли понять, почему Кабан до сих пор не начал месить Клима, словно тесто?
Клим понял, что сдвинуть ситуацию с мертвой точки может только водка, и пригласил Кабана в «Алик», чтобы отметить контракт. У героев потекли слюнки, когда Клим и Кабан вышли из дверей гостиницы.
– Сейчас мы из тебя драники делать будем! – пообещал тонкий, хилый, едва держащийся на ногах Окурок.
– Хлопцы, пусть он нефть в моем туалете поищет, – предложил Подлый Шакал. – Опустим его туда вниз головой, чтоб ему лучше видно было.
– А мне кажется, надо ему в зад папиросу вставить, и выпустить в поле, чтобы метеорит изображал, – высказал идею Стакан.
Кабан всё еще не приступил к выполнению своих обязанностей, и Клим ущипнул его за руку.
– Ну что же ты!
Кабан громко икнул, и толпа притихла. Клим почувствовал, что пятьсот рублей, которые он заплатил Кабану, начали работать. Юный гений бесстрашно шел в окружении злых и бессердечных аборигенов.
Глава одиннадцатая
На утро Клим понял, что больше пить не может. Ему было так плохо, что он почти целый час ходил по комнате от окна к двери, держась за голову. За творческое вдохновение, которое он получал в «Алике», приходилось расплачиваться здоровьем, которого у Клима было не так много.
Он едва добежал до туалета и, обнимая унитаз, думал о том, что «Алик» рано или поздно сведет его в могилу. Если даже не проломят голову в пьяной драке, то отравление алкогольным суррогатом Климу было гарантировано.
Оказалось, что, ко всему прочему, кафе переставало быть источником информации. Клим ошибался, когда считал, что «Алик» с его завсегдатаями – бездонный колодец литературного материала, и что еженощно, вплоть до ритуального прихода опаринских, можно с успехом скачивать бесконечный трёп. Расшифровывая с плеера новую запись, Клим не мог не заметить, что его герои начинают повторяться, иногда слово в слово проговаривая старые истории. Хотя мозги Клима работали из рук вон плохо, он пришел к выводу, что пришла пора искать другой колодец.
Кабан, спавший в соседнем номере, выглядел намного более страшным, чем обычно. Он поднялся с кровати в одежде и сапогах и, не открывая глаз, издал глухой рев, словно разбуженный зимой медведь. На его багровом лице отпечаталось то, на
