Как профукать миллион - Андрей Михайлович Дышев
Человек из области оказался маленьким и подвижным коротышкой, на лысину которого Клим мог смотреть не вставая на стул. Гость расхаживал по кабинету, едва ли не по локти засунув руки в карманы широких брюк, и при этом поглядывал на Клима то правым глазом, то левым, но ни разу не взглянул обоими.
– Очень симпатичный молодой человек, – приговаривал коротышка таким тоном, будто слово «симпатичный» употреблялось им в крайне отрицательном значении. – Весьма симпатичный…
Обойдя Клима несколько раз по круговой орбите, коротышка, наконец, шагнул к нему и протянул короткую волосатую руку.
– Очень приятно, очень приятно, – скороговоркой произнес он и дальше стал шпарить без остановки, на одном дыхании: – Это очень выгодно для вас, надо подписать сейчас сразу все, смешно упускать такой шанс, мы всё обставим лучшим образом, можно сказать, я вам просто так подарю пять тысяч рублей, и от вас больше ничего не требуется, только подписать договор, одна подпись, и всё, это чистой воды формальность…
Клим не поспевал за ходом мысли гостя, но Иван Михалыч уже усадил его за стол и сунул ручку, отчаянно и часто подмаргивая. Коротышка придвинул Климу лист бумаги и, накрыв его большую часть растопыренной ладонью, ткнул коротким толстым пальцем в нижнюю строку.
– Вот здесь распишись, и я сразу, сразу даю пять тысяч рублей! Давай, давай, быстрее!
– Пописывай, не робей, – с другой стороны наседал Иван Михалыч.
Клим прицелился аккурат под толстый палец гостя и расписался.
– Умница, умница, – похвалил гость, немедленно смахивая договор со стола.
– А почитать его можно? – спросил Клим.
– Да что там читать! – отмахнулся коротышка. – Обыкновенный договор о том, что ты разрешаешь мне издать твой роман отдельной книгой за пять тысяч рублей. Ты ведь разрешаешь, правда? Ты же не дурак? Нет, не дурак, у тебя умное лицо. Вот, бери деньги и радуйся. Здесь четыре с половиной, пятьсот я тебе потом дам, у меня с собой почему-то не оказалось…
Клим взял деньги, повертел их в руке, будто не верил, что они настоящие.
– Прячь, прячь быстрее, пока я не отобрал! – захихикал коротышка.
Он и Иван Михалыч звонко ударили по рукам. Коротышка сгреб со стола рукопись Клима и сунул ее в целлулоидную папку.
– Эх, – вздохнул он. – Кота в мешке беру! Не читая беру! А отдаю конкретные деньги!
– А здесь всего три тысячи, – сказал Клим, пересчитав купюры.
– Правда? – вскинул брови коротышка. – Не может быть. Ты, наверное, ошибся.
– Нет, не ошибся, пересчитайте сами.
– Да ладно тебе! – махнул рукой Иван Михалыч. – Из-за какой-то мелочи…
– Да отдам я тебе твои две тысячи! – убедительно заговорил коротышка и часто заморгал своими честными глазами, обрамленными пушистыми ресницами. – Ты что, мне не веришь? Чуть попозже отдам!
Иван Михалыч покачал головой.
– Неблагодарная молодежь пошла! – сказал он. – Если бы я в твои годы смог издать книгу, то был бы самым счастливым человеком на свете. Для меня газетная публикация была пределом мечтаний. Радуйся, молодой человек, что вообще нашелся издатель для твоего г… – Редактор осекся, с его языка едва не сорвалось какое-то нехорошее слово, но он быстро поправил: – для твоего гениального произведения.
Клим встал со стула и стал запихивать пачку денег в задний карман джинсов. Но там уже почти не осталось свободного места. Джинсы натянулись на ягодицах, как паруса при сильном ветре.
В коридоре его ждала Таня.
– Здравствуйте, Клим! – воскликнула она, и в ее глазах заблестела неподдельная радость. – Как у вас дела? Как самочувствие?
Она опять обращалась к нему на «вы», но Клим почему-то не стал ее поправлять.
– Подписал договор на очередную книгу, – небрежно обронил он и направился к выходу.
– А я хотела пригласить вас к себе на обед, – торопливо предложила Таня.
Клим повернулся в дверях и с сожалением развел руками.
– Не могу. У меня сейчас важное мероприятие.
Блеск в глазах Тани стал затухать.
– А хотите, покатаемся на лодке? – тише добавила она.
– Эх, Танюша, – произнес Клим и вздохнул. – Если бы ты знала, как мне хочется всё бросить, забраться в какие-нибудь лесные дебри и просто наслаждаться природой!
– Ну так, – осторожно сказала Таня, – давайте так и сделаем…
– Нет! – покрутил головой Клим и стал серьезным. – Я уже давно не принадлежу себе. Я – достояние нации, и сколько мне отпущено богом, столько буду служить народу.
Он вернулся в фойе гостиницы, где продолжил прерванное общение с читателями. Общение сводилось, в основном, к тому, что Клим подписывал газеты работникам гостиницы и их многочисленным родственникам и друзьям. Когда количество подписанных газет перевалило за второй десяток, у Клима начисто иссякла фантазия, и тогда он стал циклично повторяться, желая всем без разбору «неувядания», «счастливой старости», «успехов в работе» и «кучу детишек». Ни работников гостиницы, ни, тем более, Клима вовсе не беспокоило, что пожелание иметь кучу детишек выпало девяностолетней бабушке электрика, а счастливой старости – невестке уборщицы, которой только что исполнилось девятнадцать. Все остались довольны, особенно Клим, который вволю полакомился упоительной славой.
Глава десятая
Внезапно фойе словно туча накрыла. Администратор, которая до этого без умолку щебетала о редкостном литературном даровании Клима, замолчала и скрылась за своей стойкой. Сантехник, прихватив подписанную кипу газет, быстро зашел в свою каморку, заставленную, словно минами, вантузами, и заперся в ней на ключ. Остальные притихли и расступились. К столу, за которым работал Клим, подошел Кабан. Надбровные дуги нависали над его лицом, как снежные карнизы на крышах. Тяжелый подбородок был щедро усеян щетиной, которая, казалась, растет прямо на глазах и с треском. Опущенный коромыслом рот презрительно скривился. Кабан опустил тяжелую крабовидную руку на стопку газет, смял верхнюю и швырнул ее Климу в лицо.
– И мне тоже подпиши. «Дорогому Грише…» Пиши-пиши!
Клим написал на мятой газете: «Дорогому Грише желаю творческих успехов!»
– Так ты у нас, оказывается, писатель, – сказал Кабан, наблюдая за тем, как Клим старательно выводит автограф. – А говорил, что нефтяник.
– Одно другому не мешает, – ответил Клим и покосился на окно. У входа в гостиницу разминала кулаки свита Кабана – милые, родные, до боли знакомые герои нашумевшего романа Клима. «Вот как бывает, – подумал Клим. – На бумаге они послушные, делают, что я захочу. А сейчас почувствовали свободу, машут руками, как мельницы».
– Достаточно, – сказал Кабан, вырвал из-под руки Клима газету и затолкал ее в карман широких спортивных брюк. – Пошли, сейчас мы тебя колбасить будем. Много раз откладывали, больше нельзя.
Клим глянул на почитателей своего таланта в надежде, что кто-нибудь заступится
