Не лучшее время для убийства - Юлия Евдокимова
***
Да уж, соревноваться с Галиной после салона красоты и похода по бутикам, не было никакого смысла. Поэтому Саша лишь воспользовалась привычными скрабами и масками, но даже сама себе понравилась, когда уложила светлые волосы, встала на каблуки и повесила тонкую, изящную ниточку бижутерии на темно синее платье-футляр. Что уж изображать из себя ту, кем не являешься! Саша сбрызнулась духами и отправилась к машине, приятельница должна была захватить ее по дороге на бал.
Нет, конечно, не бал, а прием, и вечерние платья не подразумевались никаких «black tie» или «white tie», смокингов и шелков в пол. Хотя, надо признаться, и Дуглас Ханберри, и Элена Дамиани выглядели безупречно. В последнем случае Саша еще раз убедилась, что элегантность важнее красоты, умеет же ассистентка Ханберри себя подать!
Галина тоже постаралась. Утянутая в черное, со сверкающими в ушах и на шее бриллиантах, она затмевала присутствующих женщин. Даже Ханберри, окруженный дамами, бросал в ее сторону заинтересованные взгляды. На всякий случай Саша старалась держаться и рядом, и чуть в стороне, не спугнуть бы лишний раз Дугласа.
Звенел хрусталь, лилось игристое вино, официанты сновали по залу с многочисленными крохотными закусочками на сверкающих подносах. Ханберри явно чувствовал себя королем бала. Исполнительный директор фонда подходил к различным группам людей, пожимал руки, приобнимал за плечи, а дам за талию, мурлыкал, как рад видеть их сегодня. Саша старалась все время отступать в тень, не попадаться на глаза.
– А вино очень недурно! – светски прокомментировала Галина, отпив очередной глоток.
– Вы правы, оно великолепно! – Высокая, стройная женщина с яркими темными глазами присоединилась к ним, потянувшись за канапе с копченым лососем на подносе официанта. – Так мило, что все эти люди сегодня пришли, отцу будет ужасно приятно!
– О, ваш отец…
– Да, мой отец – Клименте Аньези. А я -Адзурра Аньезе. Мой отец назвал меня в честь синего цвета, он сам когда-то очень любил рисовать. Но все зовут меня Ада. А младшую сестру назвали Порпорея, пурпурная, мы зовем ее Рея.
– Какие необычные имена! – удивилась Саша, а Галина поинтересовалась:
– Так у синьора Аньези двое дочерей?
– Был еще сын. Тициано. И хотя это привычное имя в Тоскане, не сложно догадаться, в честь кого он назван. Он умер.
– Простите… мои соболезнования.
– Ничего страшного, он несколько лет назад.
– Я была знакома с вашим отцом. Мы встречались несколько раз. На аукционах, в школе искусств во Флоренции, где я училась, а он был попечителем.
– Правда? – Он наверняка вас помнит. У него феноменальная память на людей, с которыми он встречался… или, скорее, она была у него раньше. – Ада закончила фразу совсем тихо, и улыбка ушла с лица.
Саша и Галина проследили за ее взглядом. В углу зала в компании темноволосой женщины стоял импозантный седовласый синьор. Казалось, он не замечает происходящего вокруг, глядя куда-то вдаль, в одну точку, погруженный в свои мысли.
– Это моя сестра Рея. Мы все несколько расстроены сегодня…
– Что случилось. если я могу спросить?
– Ох, такой ужас… убили нашу домработницу.
– Убили? – Ахнула Саша. – Давно?
Ада удивилась, услышав такой странный вопрос, но ответила:
– Ее нашли позапрошлой ночью. Говорят, это дел рук того маньяка, которого все боятся. Бедная синьора Беба!
– Беба?
– Да, это уменьшительное от Беатриче.
– Я знаю, это я нашла ее.
– Вы? Как это? Вы знали Бебу?
– Нет, я просто завезла ей подарок от общей знакомой, и… вот…
– Это такая потеря. Беба была такой милой! Нам трудно будет привыкнуть к другому человеку, она уже пять лет с нами, как только мы переехали в загородный дом на постоянное жительство.
– А ваша мать?
– Она живет в Лондоне. А мы остались с отцом, Рея постоянно с ним, а я работаю, преподаю живопись. Но идемте, отец будет рад увидеть знакомую, ему здесь скучно…
– Отец, может быть ты помнишь синьору…
– Галину Штемпельберг, – подсказала женщина.
– Синьору Галину, – неестественно бодрым и громким голосом закончила Ада.
Старик никак не отреагировал на слова дочери. Он продолжал смотреть в одну точку.
– Школа искусств Флоренции. Со мной в группе учился ваш сын Тициано.
– Вы знали моего сына?
– Да, мы вместе учились. Галина Штемпельберг.
Во взгляде старика появился интерес.
– Флоренция?
– Конечно.
– Как вас зовут?
– Галина Штемпельберг.
Так у старого Аньези Альцгеймер! – дошло до Саши. И Дуглас Ханберри может делать с фондом все, что хочет, у фонда есть достойное имя, а больше ему ничего не надо.
– Имя знакомое. – Сказал Аньези. – Он внимательно посмотрел в лицо Галины. И вдруг резко изменился, словно на месте старика оказался совсем ругой человек. – Я помню! – Он оживился. – Мы встречались в Лондоне на аукционе. И чем вы занимаетесь?
– Я литературный агент.
– Боже мой! Работа на побегушках. Вы слишком легко сдались. После флорентийской школы вы могли стать художницей. А это что? Чепуха!
– Возможно, но мне нравится моя работа. – Галина так волновалась, что Саша не узнавала приятельницу. У нее дрожали губы, казалось, она сейчас расплачется.
Старшая дочь обняла Сашу и сестру за плечи и отвела в сторону, к подносу с шампанским.
– Давайте оставим их одних, он впервые за долгое время оживился.
– Да, просто удивительно.
– Я не помню, когда он последний раз кого-то узнавал и так радовался общению. Может, это что-то изменит ему станет лучше?
Саша не успела сказать, что это было бы очень хорошо, потому что оптимизм сестер сразу угас: Клименте Аньези отвернулся от Галины и его взгляд снова потерял осмысленность.
Галина стояла в растерянности, улыбка дрожала, а глаза блестели от слез, казалось, она еле сдерживается.
– Не переживайте, – сказала Рея. – мы не видели его таким несколько лет.
Неожиданно Аньези снова ожил. Он с недоумением уставился на женщин.
– Вы кто?
Сестры подхватили отца под руки и повели к выходу.
– Вы должны нас обязательно навестить, – шепнула Ада. – Отец так оживился, он вас узнал! Обязательно приходите!
Саша хотела спросить Галину, почему она так сильно расстроилась.
Но та лишь пробормотала:
– Теперь я понимаю…
– Сколько ему?
– Под восемьдесят. Но дело не в возрасте.
Зал оживился, у микрофонов появился Дуглас Ханберри. Рядом в свитере и джинсах топтался Арнальдо Феретти.
Дуглас произносил высокопарные слова об открытия нового гения, народ аплодировал, Арнальдо безучастно смотрел куда-то себе под ноги.
– Еще одна марионетка. Теперь понятно почему Ханберри так в себе уверен.
– Сволочь. У меня сердце кровью обливается, как подумаю, во что они превратили талант бедного парня. И ведь не докажешь!
– Погоди. – Галина поинтересовалась у одного из официантов, сколько еще продлится прием.
– Часа два минимум, – ответил тот.
– Два часа… а Ханберри, как устроитель, обязан присутствовать до конца. Баба его тоже не оставит одного, вон как сечет, с кем он общается. Поехали, успеем!
– Куда? – Саша не ожидала таких выражений от вышколенной супруги олигарха.
– Во Фьезоле. Не в галерее же он будет хранить картины,
