Поэзия убийства - Наталия Николаевна Антонова
«У Люси, – думала Мирослава, – наверное, снова сменился возлюбленный. Ведь мы не виделись больше полумесяца».
У подруги детектива было неполезное для здоровья хобби – менять мужчин как перчатки.
Теперь же после разговора с Иваном Королёвым Мирославе захотелось вернуться домой. По крайней мере, она была уверена в том, что не сможет сегодня хохотать над Люсиными похождениями и выслушивать её подначивания в свой адрес.
Тронув машину с места, детектив доехала до кольца и отправилась в обратный путь.
В доме разливался головокружительный аромат грушевого и яблочного варенья, часть из которого уже была сварена, часть тихо вздыхала в тазике на плите.
– Вы чего так рано вернулись? – спросил Морис.
– Подумала, может, тебе понадобится моя помощь.
– Не лгите, – ответил он спокойно.
– Ты прямо как детектор лжи, – вздохнула она притворно и выдала новую версию: – Тогда считай, что я соскучилась.
– Ответ приятный для моего слуха, но снова неверный.
Мирослава рассмеялась, налила себе чаю, села за стол, придвинула бокал с грушевыми пенками, зачерпнула ложкой сладкую массу, положила её в рот, запила чаем.
– Вкусно, – проговорила она, зажмурив от удовольствия глаза.
– Теперь верю, – улыбнулся Морис.
– Когда освободишься, – сказала она, – я расскажу тебе всё подробно.
– А что, есть что рассказывать?
– Да так…
– Я хотел бы поручить вам одно дело.
– Ты мне? – удивилась она.
– Ну, не Дону же, – усмехнулся он.
– Опять яблоки собирать?! Или груши?
– Нет.
– А что?
– Почитайте мне вслух что-нибудь из новых произведений вашей тёти.
– Это можно, – облегчённо выдохнула она и ушла в библиотеку за новой книгой Виктории Волгиной.
– Сборник рассказов, – объявила она, вернувшись. – Рассказ первый – «Виктория – свободный художник». Читать?
– Читайте.
– Она никогда не относилась к мужчинам серьёзно. Однако, выйдя замуж третий раз, решила, что менять мужей неразумно.
Для смены декораций в хрупком театре земного бытия существуют любовники, поклонники и прочие претенденты на главную роль.
По профессии Виктория была свободным художником. Хотя, что такое свобода?
Живопись была смыслом её жизни. Это была своего рода одержимость – свойство любого большого таланта.
Жила она где-то там высоко, в запредельном мире своей души.
И живопись была то ли отражением этой сложной духовной жизни, то ли наивысшей её концентрацией.
Глядя на лицо Виктории, на её фигуру, трудно было что-то сказать… кроме того, что эта женщина самодостаточна и независима.
…Пожалуй, что то же чувство мы испытываем, когда смотрим на пантеру или тигра…
Но живопись… не умела молчать. Она выдавала её с головой.
По этим линиям, цветовым пятнам, игре света и тени можно было читать, как по книге её судьбы. И Виктория знала это и не боялась этого.
Её жизнь вполне устраивала её, вернее, другая форма была бы просто неприемлема для неё.
Она и биографию свою толком не могла рассказать. Ну, это как река – родилась из маленького родничка и течёт в Вечность. Ни прибавить, ни убавить.
Он вошёл в её жизнь случайно. А может быть, и нет.
Как и все свободные художники, денег Виктория не имела и поэтому, когда не было вдохновения, зарабатывала на жизнь, рисуя в парке карандашные портреты.
Этого хватало… к тому же не требовало большой затраты энергии и времени.
…Она как раз читала «Опыты» Монтеня, подставив лицо под лучи нежного сентябрьского солнца, когда рядом раздался весёлый искристый голос:
– Девушка, а вы времени зря не теряете. Жаль вас прерывать… Но может быть, обессмертите меня на холсте?
– На холсте нет, а на ватмане пожалуйста, – сказала она, с сожалением закрывая книгу.
И тут её взгляд столкнулся с его взглядом. Это было нечто удивительное.
Его глаза не были ни весёлыми, ни искристыми. Они были… высокими, как небо, и такими же голубыми и бездонными. Небо бывает таким только в начале осени, в пору зрелости… когда становится трудно оторвать взгляд от его глубины и выразительности.
Юноша был молод. Ему было не больше двадцати семи. Правильные черты лица, полные чувственные губы ещё больше подчёркивали очарование его глаз. Он был прекрасно сложен и со вкусом одет.
Виктория поймала себя на том, что слишком долго смотрит на него.
Он тоже молчал и смотрел. Пауза затянулась. И не зная, как прервать её, они почему-то одновременно рассмеялись.
Виктория нервным движением руки поправила пряди длинных русых волос и взмахнула карандашом. Всё время, пока она рисовала, он не сводил с неё глаз.
Она чувствовала это сквозь трепет ресниц… сквозь шелест листвы…
В уголках её губ мерцала лёгкая улыбка.
Ей казалось, что время остановилось.
…Остаток дня они бродили по парку. Вдыхали влажный запах дубов, неистовый аромат цветов и лёгкое дыхание хвои.
Перед самым закатом они стояли на изогнутом, словно бровь красавицы, мосту, который, наклоняясь над водой, упивался собственным отображением, и всё это вместе – мост и его отражение были похожи на зеркальный глаз или на всевидящее око.
Их руки, как ласточки, проносясь над периллами, соприкасались… Случайно… Нежданно на миг или два и разлетались в разные стороны.
А потом она, с трудом преодолев нахлынувшую истому, разжала губы и сказала, что ей пора…
– Уже?! – вырвалось у него с сожалением.
Она кивнула. Они договорились встретиться здесь же… через день.
Их встречи стали частыми. Виктория не могла вырваться из-под притяжения его глаз. И часы, проведённые с ним, были для неё подарком судьбы, откровением свыше.
Но сентябрь кончился. Наступил октябрь. И ей захотелось большего.
Желание потеснило очарование. Её речь потеряла плавность, нетерпение всё чаще прорывалось в жестах, страсть зажигала взгляд, приглушала голос.
Однажды она стремительно обняла его за плечи, а потом взяла его голову и быстро наклонила к себе.
От вкуса её горячего пряного поцелуя он покачнулся и задышал быстро-быстро.
– Ты живёшь один? – спросила она.
– Да…
– Пойдём к тебе.
Через полчаса они оказались в обыкновенно тёмном подъезде, поднялись по лестнице, и он открыл дверь ключом.
Виктория вела себя так, словно она всю жизнь приходила в эту комнату, такую тихую с удивительной аурой доброты и постоянства.
У Виктории не было желания медлить. Она бросила взгляд на постель…
Её вид вполне удовлетворил её. Она провела рукой по его щеке, взяла его руку в свою… Но он не пошевелился.
Виктория с удивлением не заметила никаких признаков его готовности лечь с ней в
