Роберт Кемпбелл - Нам не страшен Хуливуд
– Благодарю за любезность.
– Всегда к вашим услугам.
В дверь постучали. Баркало, не удосужившись спросить, кто там, рявкнул, чтобы заходили. Участники ночного "футбольного матча", свидетелями которого стали Чиппи Берд и Лейси Огайо, ввалились в дом. Здоровяка звали Дом Пиноле, а коротышка – Джикки Роджо. В заднем кармане у Пиноле лежала свернутая в трубку газета, и он здорово нервничал. Каждые десять секунд он оглядывался словно затем, чтобы убедиться, что газета не задымилась.
Буш тут же накинула на себя простыню.
– Что у тебя в кармане, Дом? – спросила она.
– Ничего.
– Вот уж не сказала бы! Если бы я не знала, что ты не умеешь читать, я непременно подумала бы, что это газета.
Баркало выкатился из постели и накинул купальный халат.
– Ну, и какого хера вы сюда явились? Я что, звал вас?
– Дай-ка мне газету, – сказала Буш. Ее забавляло волнение Пиноле и интересовала причина этого волнения. – Что у тебя там? «Уолл-стрит-джорнэл»? "Крисчен Сайнс Монитор"?
– Пожалуйста…
Грубое лицо Пиноле исказилось гримасой явного страха. Баркало хотел было приказать Буш заткнуться, но тут на нее неожиданно огрызнулся Роджо:
– Отъебись от него!
С таким же успехом можно было плеснуть ледяной водой на раскаленный утюг. Баркало наливался яростью пять секунд. А по истечении этого времени взорвался:
– Что ты сказал? Кто дал тебе право так разговаривать с Буш? Кто, так твою мать, кто? У тебя есть, на хер, разрешение? Какое, на хер, разрешение? Вваливаешься ко мне в спальню…
– Да у него просто вырвалось, – поспешил вступиться за напарника Пиноле. – Он ничего такого не имел в виду.
– Да все нормально, Нонни, – из-за плеча у Баркало крикнула Буш. Вспышки его ярости доставляли ей удовольствие – если не обрушивались на нее непосредственно.
– … даже не постучав, на хер!
– Мы постучались, – сказал Пиноле.
– И поднимаешь голос на Буш? Да я тебя…
– Я сама поддразнила Дома, – встряла в спор Буш. – Но и тебе, Джикки, не надо на меня злиться. Дом – большой ребенок, и мне нравится его поддразнивать.
Она извлекла газету из кармана у Пиноле.
– … она тебе не уличная потаскушка!
– Вот видишь? Это всего лишь «Энквайрер», – сказала Буш. – Так я и знала…
– Надо было не забирать вас из той вонючей дыры, – продолжал неистовствовать Баркало.
– … бульварная газетенка, да и пишут тут сплошные глупости… Нет, вы только посмотрите! Двое людей видели, как двое других играли на озере в футбол человеческой головой!
– Дай-ка поглядеть, – рявкнул Баркало.
Он вырвал газету у Буш и принялся читать. Кровь схлынула у него с лица. Щеки и кончик носа побелели, как будто он их обморозил. Он медленно читал, шевеля губами и перебегая глазами от одного края строки на другой. Он уставился на снимки Чиппи Берда и Лейси Огайо. Потом поднял глаза и уставился на Пиноле.
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как подлетела муха, привлеченная бешеным звериным запахом, который исходил сейчас от Баркало. Он отмахнулся от нее, но она тут же подлетела снова. Скосив глаз, Баркало проследил за тем, как она садится ему на щеку. Его мозг сфокусировался сейчас на этой злосчастной мухе, словно ничего важнее ее на целом свете не было. Рука Баркало метнулась вверх и поймала муху в кулак. Он со всей силы сжал руку, и затем вытер ее о полу халата.
Пиноле, разинув рот, уставился на Роджо, но ждать от того поддержки не стоило: коротыш пожирал глазами тяжелые груди Буш.
– А ты-то, Буш, чем занимаешься, – зловеще прошептал Баркало. – Выставила напоказ свои дыни и прохлаждаешься. Ну-ка, убирайся отсюда.
– Да Боже мой, прикормил этих двух говнюков, привадил, шляются туда-сюда без стука, а я же еще, понимаешь, виновата, – обиженно заканючила Буш. Завернувшись целиком в простыню, она поднялась из постели. – И, кроме того, эти говнюки насмотрелись на меня сверху донизу, спереди и сзади, пока я снималась в твоих поганых фильмах.
– Это другое. Это деловые взаимоотношения.
– Да с какой стати они вообще вернулись сюда из Лос-Анджелеса? Мы же сами собираемся туда через пару дней! Так нет, ты шлешь их туда первыми, а они вдобавок еще и возвращаются! Прямо челночную дипломатию развели. Да я с самого начала не могла понять, чего ради ты связался с этими идиотами. – Она с яростью посмотрела на Роджо. – Эй, болван, я собираюсь пойти отлить! Хочешь посмотреть, как я это делаю?
И все же он осмелился поглядеть ей в глаза. Она бросилась в ванную, волоча за собой по полу конец простыни.
– Да уж, правильно она говорит, нечего было с вами и связываться, – заорал Баркало. – Надо было оставить вас в полном дерьме. Потому что только там вам и место. Какого хера вы все это устроили?
– Началось с того, что мы пропустили по паре стаканчиков. И нюхнули, сам понимаешь, – сказал Пиноле.
– Ни хера я не понимаю! Иначе бы я не спрашивал.
– Мы малость порезвились. А потом она затерялась, – сказал Роджо.
– Ни хрена себе порезвились! – Баркало шарахнул кулаком по газете, разорвав лица Чиппи Берда и Лейси Огайо, только что с ухмылкой глядевшие на него с газетной страницы. С трудом он заставил себя заговорить потише. – Я велел вам избавиться от этой головы, а вы начали ею играть в футбол. Нет, я этого понять не могу! В футбол! И при этом вы от нее так и не избавились.
– А мы-то решили, что избавились, – сказал Пиноле. – Утопили ее в озере. Откуда нам было знать, что невесть откуда выскочит зверек и выудит ее себе на ужин? Откуда нам было это знать?
– Да какого черта вы вообще отправились на озеро? Для таких вещей в городе существует болото.
– В следующий раз будем умней.
– И только-то, разнесчастный ты сукин сын? Ваша глупость может сорвать величайшую сделку во всей моей карьере. Поняли? Мне собираются поручить порнобизнес во всей стране к западу от Миссисипи. Усекли? И следить мне надо за тем, чтобы никак не привлекать к себе ненужного внимания. А теперь у меня неприятности. Утром мне сообщили, что тело без головы нашли в Лос-Анджелесе, на углу Голливудского бульвара и Виноградной. И знаете, кто сидел за рулем той машины, откуда выпало тело? Вилли Забадно!
– Ни хрена себе!
Баркало посмотрел в сторону ванной как будто затем, чтобы удостовериться, что Буш не слышит их разговора.
– И вот после такого утреннего сюрпризика я читаю эту дрянь в газете. А что, если моему человеку на Западном побережье попадется на глаза эта скандальная газетенка? И прочтет он как раз про ту голову, которой вы, видите ли, играли в футбол? Что он, дважды два перемножить не сумеет? Труп без головы в Лос-Анджелесе и голова без трупа в Новом Орлеане?
– Но послушай, – вступился Пиноле. – С чего ты взял, что голова здесь и тело там из одного набора?
– Потому что это тело проститутки, и на жопе у нее бабочка. А я не думаю, что в стране так уж много обезглавленных женских трупов и отсеченных от туловища голов, чтобы это не привлекло к себе определенного внимания. Ну, вы хоть понимаете, чего я от вас обоих жду?
– Ты ждешь, чтобы мы разыскали этих двоих болтунов, протрепавшихся газетчикам про голову, и позаботились о том, чтобы они больше ни о чем не трепались, – сказал Роджо.
– И чтобы похоронили мы их не в озере, а на болоте, – добавил Пиноле.
– Да, – сказал Баркало. – А первым делом утопите этот чертов «кадиллак» с антенной.
– Но нам же на нем добираться на побережье, – вздохнул Пиноле.
– Я сказал: утопите его немедленно!
– Но его можно перекрасить, – не согласился Пиноле.
Баркало посмотрел на него с такой яростью, что здоровяк, не выдержав, отвел глаза.
– И вот в нем-то и утопите эту парочку, – сказал Баркало. – Только сперва притащите их сюда в студию. Мы их для начала самую малость поснимаем. Нет смысла убивать их уж совсем понапрасну.
Уистлер разыскал Гарри Шуновера в маленьком баре через дорогу от многоквартирного дома на Западной авеню, в котором и проживал со всем своим семейством полицейский. Шуновер сидел у окна, в которое барабанил желтый дождь, сидел, грея обеими руками бокал с пивом и не сводя взгляда с окон третьего этажа в доме напротив. У него были печальные глаза спаниеля. Рыжие волосы гладко расчесаны, словно у первоклассника, которого мамочка привела в божеский вид перед уроками.
Уистлер представился и спросил, не может ли он угостить Шуновера холодным и свежим пивом.
– Да я этот-то бокал уже полчаса грею. – Ровный выговор выдавал в Шуновере переселенца с Восточного побережья. – Кто вы такой и что вам нужно?
– Меня зовут Уистлер.
Шуновер окинул его пристальным взглядом и вновь уставился на окна своей квартиры.
– Оборн рассказывал мне про вас.
– И на углу Голливудского и Виноградной вы видели то же самое, что и он?
– То же самое. А теперь проваливайте.
– Вы там живете?
– Где это – там?
– За окнами, на которые вы уставились?
