Екатерина Савина - Проклятие китайского колдуна
– Это он, – определила я, – точно он. Я его голос узнаю. Да и – что говорить – ошибиться тут трудно. В этой гостинице, кроме нас с Дашей, Васика и этого Михаила, русских почти что и нет. Дипломаты и высокопоставленные чиновники… Ну, не станут же дипломаты ходить в гости к Даше с единственной целью – втиснуться под стойку для обуви и немного там полежать?
– Помогите… – снова раздалось сдавленное из-под стойки, – мамочки…
Это был определенно голос Михаила. Но как он туда втиснулся?
– Помогите…
– Помогите, – проворчала Даша, – как мы его оттуда выта– щим? Залез, теперь – помогите.
– Поднять стойку? – предложила я.
– Нет, – качнула головой Даша, внимательно осмотрев стойку со всех сторон, – стойка вон какая огромная, а мы… Тем более, если сам Михаил не может поднять ее, то уж мы-то и подавно. Нет, ну как он туда втиснулся? Впрочем, мне бабушка рассказывала, что человек – в принципе – действуя, в состоянии аффекта, может все что угодно сделать. Бывали случаи, когда люди с девятого этажа выпрыгивали, вставали, отряхивались и шли дальше. Внутри каждого человека есть источник энергии невероятной силы, которая высвобождается только при эстремальных ситуациях. Помнишь известные рассказы о том, как солдат во время отступления волок пушку, которую десять человек не могли потом сдвинуть с места. Или как мать во время пожара несколькими ударами ломала железную дверь, чтобы спасти своих детей? А уж втиснуться в любой объем – ничего такого уж сложного и невероятного тут нет… Моей бабушке приходилось извлекать людей из мусоропровода, из тумбочек, из труб парового отопления… знаешь, такие большие трубы в подвалах есть и в котельных?..
– Она в службе спасения работала, твоя бабушка? – спросила я, прикидывая, как можно будет высвободить несчастного узника стойки для обуви.
– Нет, – немного удивленно ответила Даша, – в психиатрической клинике она работала. В отделения для содержания буйнопомешанных. Я разве тебе не рассказывала?
– Не помню, – сказала я, – не важно… Кажется, я знаю, как нам вытащить этого…
– Как? – оживилась Даша.
– Нужна отвертка, – проговорила я, опуская на корточки перед стойкой, – или по крайней мере – нож.
– У меня есть в вещах, – воскликнула Даша, – хороший такой перочинных нож. С полусотней лезвий. Там, кажется, и отвертка найдется.
– Неси скорее.
– А как ты думаешь его того?..
– Помогите! – снова захрипел Михаил, – не имеете права! Позовите моего адвоката… Мама… И маму позовите. И Николая Гавриловича.
– Какого Николая Гавриловича? – оторопело спросила Даша.
– Чернышевского, – прохныкал Михаил, – я в школе учился имени его…
– Готово, – сказала Даша, – он бредит. Наверное, от всех переживаний у него поехала крыша. И очень просто – у меня скоро тоже поедет. Так, как – ты говоришь – его можно извлечь оттуда?
– Очень просто, – сказала я, – вытащим отсюда всю обувь. Тапочки эти дурацкие китайские… Свинтим верхнюю крышку, отвинтим стенки – смотри они на винтиках держаться. А там уже дальше легко.
– Не так-то легко, – пожала плечами Даша, – может, лучше вызвать кого-то из обслуживающего персонала?
– Вот нет уж, – уверенно сказала я, – а объяснять, как у нас оказался псих под обувной стойкой – ты будешь? Он, кажется, совсем ничего не соображает. Снова захотела в полицию?
– Нет, – поспешно ответила Даша, – не хочу больше в полицию.
И пошла за ножом.
* * *
К утру процедура освобождения Михаила была успешно завершена – мне даже удалось свинтить стойку обратно. Но вот Михаил, появившийся под прозрачный утренний свет, являл собою зрелище плачевное.
Даша оказалась права – рассудок нашего нового знакомого порядком повредился после порции адского зелья, которым угостили нас…
Надо думать – те самые галлюцинации, что едва не погубили меня, обыкновенного человека Михаила выбили из колеи – видимо надолго.
Когда я пыталась завести разговор – помнит ли он о том, что с ним случилось, как он оказался под обувной стойкой, лицо Михаила исказилось от страха, а когда я упомянула о черных птицах, он закричал и снова бросился к злополучной стойке – нам с Дашей еле-еле удалось успокоить его.
Дрожащий и жалкий, с лицом измазанным слюной и слезами, с тоскливо поникшими усами, он забился в угол комнаты и что-то бормотал себе под, изредка вскрикивая, прося нас никуда от него не отлучаться. Иногда он забывался и снова принимался призывать своего адвоката, маму и Николая Гавриловича Чернышевского.
В общем, совершенно понятно было, что без помощи профессионального психиатра здесь не обойтись. Да и профессиональный психиатр тоже вряд ли поможет – Даша, имея соответствующее образование, пыталась поговорить с Михаилом, но добилась того, что он тихо заплакал, закрыв лицо руками.
– Без препаратов я ничего не сделаю, – сказала она, обернувшись ко мне и разведя руками, – он абсолютно невменяем. Совершенно очевидно, что он перенес сильнейшее психического потрясение и ему нужно – по крайней мере – немного успокоиться. Несколько дней ему придется находиться под наблюдением специалистов.
Солнце поднялось уже высоко. Глаза мои слипались и мне уже больших усилий стоило разобрать, что говорит Даша и что вообще происходит вокруг меня.
– Ладно, – проговорила я, – сдадим его в ближайшую психушку, а сами на самолет и вон отсюда… Больше ни часа не могу оставаться здесь.
Даша смотрела на затихшего в углу Михаила внимательно и так долго, что я успела за это время несколько раз провалиться в липкий сон и снова пробудиться.
– Вряд ли получится у нас от него так просто избавиться, – со вздохом констатировала Даша, – посмотри, как только я или ты делаем малейшее движение, он тут же открывает глаза и смотрит… как сова…
– Ну и что?
– Давай попробуем перейти в другую комнату, – сказала Даша, – увидишь, тогда – что.
Я поднялась со стула и, пожав плечами, вышла вслед за Дашей из комнаты. Не успела я пересечь порог, Михаил вскочил на ноги и с ревом кинулся ко мне. Подбежав, он рухнул на колени и обнял меня за ноги.
– Не уходи! – завопил он. – Они… они снова придут за мной… Я уже слышу… крылья…
Он в ужасе оглянулся, сполз на пол и остался лежать – обняв руками голову – вздрагивая и дергаясь.
– Ничего себе, – сказала я, возвращаясь на свое место, – и долго так будет продолжаться?
– Точно не знаю, – сказала Даша, – но как психолог авторитетно заявляю – для выздоровления пациента нужно либо сильнейшее потрясение, либо полный покой – никаких потрясений довольно длительное время… Второй путь, как мне кажется, вернее, – подумав, добавила она, – а то боюсь, что второго потрясение наш Михаил не перенесет.
– Это точно, – сказала я.
И тут в дверь постучали.
* * *
– Открывать? – шепотом спросила меня Даша, когда постучали в третий раз.
Мы стояли в коридоре возле той самой обувной стойки, с которой я промучилась несколько часов.
– Черт его знает, – так же шепотом ответила я, – никаких больше сюрпризов не хочу. А кто там может быть?
Два тяжких удара потрясли дверь.
– Надо открывать, – вздохнула Даша, – а то сломают дверь. А то, может быть, позвонить в полицию?
– Нет, – твердо сказала я, – больше никакой полиции…
Рядом с нами переминался с ноги на ногу Михаил. Он зябко передергивал плечами и то и дело поглядывал на стойку.
– Даже и не думай, – злобно прошипела ему Даша, – залезешь туда, во второй раз никто тебя вытаскивать не будет. Понял?
Михаил, видимо, не понял смысла ее слов, но ясно уловил угрозу в голосе – потому что затих и замолчал.
– Кто там? – спросила я.
– Конь в пальто! – ответил мне грубый и хриплый голос из-за двери. – Открывайте!
Даша всплеснула руками и тут же кинулась открывать. Так и есть – на пороге стоял Васик. Выглядел он ужасно – нечесаные волосы свисали на бледное лицо, которое, казалось, похудело еще больше. Страшно воспаленные глаза слезились, а губы Васика потрескались и были обметаны до такой степени, что удивительно было, как они еще пропускают слова.
– Стучал, стучал, – прохрипел Васик, – вы чего совсем, что ли? Чего не открываете?
– Мы же не знали, что это, – пояснила я, – а почему ты сразу не сказал?
– А вы спрашивали? – огрызнулся Васик, боком пролезая в прихожую. А это что за придурок?
Михаил, увидев, что обращаются к нему, задрожал всем телом и закрыл лицо руками.
– Он что больной? – повернулся Васик ко мне. – Чего он… Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
– Сейчас мы все объясним, – устало проговорила Даша, – пойдемте на балкон.
«Кажется, не удастся мне сегодня поспать, – с тоской подумала я, – ладно, высплюсь в самолете. Надеюсь, улетим мы первым же рейсом».