Лилия Беляева - Игра в дурочку
И я опять обняла его изо всех сил. Но... опять раздумала откровенничать. Раздумала и все. Может быть, потому, что решила не портить ему поездку в вымечтанную Швейцарию трупами? Не рассеивать звездную пыль его отличного настроения своим решением влезть по уши в грязную историю, связанную с Домом ветеранов?
Но расстались мы славно, долго-долго держались за руки, устало, благодарно глядя друг другу в глаза...
Лишь когда осталась одна, меня охватило чувство стыда и паника: "В то время, как Маринка... я..."Кровь бросилась в лицо. В свою квартиру ворвалась вихрем.
- Маринка звонила?
Митька не слышал. У него в ушах, как обычно, музыка. Он разом слушает и спешит глотать с раскрытой книги необходимые знания.
- Митька, тебя спрашиваю, Маринка мне звонила? - ору, как резаная.
Обернулся:
- Нет, никто тебе не звонил.
Это было странно. Я набрала Маринкин номер. Трубку взяла её мать.
- Таня? Очень хорошо. Прошу тебя об одном - никаких больше разговоров о завещании... Я, кстати, хотела его порвать, но оно куда-то делось. Не надо нам никакой дачи. Я убеждена, если бы вы с Маринкой придали значение тому голосу...
- Какому, Наталья Николаевна?
- Тому самому... Маринка слышала отчетливо, мол, не лезь, не копай... что-то в этом роде! Вы же по легкомыслию не придали значения... И вот результат...
- Можно мне с Маринкой поговорить?
- Сейчас позову.
Тусклым, не своим голосом Маринка роняла:
- С меня хватит. Боюсь за Олежку. Никакая дача мне не нужна. Вчера кто-то позвонил, подышал в трубку... Боюсь, боюсь...
- Чем я могу помочь?
- Ничем. Приехали родители Павла из Рязани... Мать моя суетится... Учти, она во всем готова винить тебя, твой характер.
- Учту.
- Хоронить будем на Головинском, где отец... Да, вот что... нужен будет мужчина... гроб нести...
- Поняла. Митька. Во сколько ему быть? Ясно. Я ногу подвернула. Инна Кирилловна не увидит меня рядом. Она права, Маринка. Насчет легкомыслия...
- Что теперь говорить... Распоследние мы с тобой дуры! Убеждена, смерть Мордвиновой связана с убийством Павла. Черное это все дело, жутко черное... А мы как на сцену вышли играть... Смотри, не суйся больше в эту черную дыру! А то и для твоего трупа придется искать мужиков, гроб нести. Тебе это очень нужно?
- Прости меня...
- И я хороша... На дачу позарилась. Разгорелся аппетит... Тань, я вот думаю, думаю, кто мог знать, что эта проклятая ваза-конфетница дорогая-предорогая?
- Нотариус, помнишь, намекала... А понятые слышали... И Сливкину ты сама сказала, что пойдем, оценим...
- Но кто мог знать, что мы с Павлом понесем её на Арбат сразу, в четвертом часу вечера?
- Если следили...
- Вот и я думаю - следили. Им надо было не просто отнят вазу, но убить Павла. Согласна? Чтоб совсем запугать меня. Чтоб больше никаких претензий. Была у тебя такая мысль? А?
- Маринка! Маринка! Именно эта мысль!
Тут бы мне и притормозить. Но не смогла:
- Хотела бы я посмотреть на эту чудо-дачу! Небось, из каррарского мрамора! Под крышей из серебра!
- Ты вовсе очумела - "посмотреть"?! будь она проклята! Провались она пропадом! Поняла?!
Маринка бросила трубку... Я же посидела, посидела, размышляя, подтянула поближе к себе справочник и сыскала номер отделения милиции, "отвечающего" за Арбат, набрала номер дежурного, попросила дать телефон следователя, который ведет дело об убийстве во дворе антикварного магазина "Люпина".
- А вы кто такая?
- Я? Я его жена, Марина Васильевна...
- Записывайте номер... Фамилия Рогов.
Разговор с Роговым получился какой-то вялотекущий. Молодой приятный голос на все мои вопросы отвечал тотчас, но безо всякого живого выражения и все как бы через "не могу". Так что узнала я в конечном счете то, что мне было и без того известно: "Ни о чем конкретном ещё говорить не приходится"... "пока взяты первые показания...", "есть основания для версии, что муж ваш сам вышел во двор, возможно, его позвали, возможно, ему не понравилась цена, предложенная оценщиком, и кто-то предложил ему большую, для чего следовало выйти во двор... возможно, он сам вышел покурить, подумать, прикинуть..."
- Свидетелей убийства нет?
- Пока нет... Будем надеяться, что что-то прояснится... Например, где-то всплывет ваза...
- Будем! - подбодрила я его. - Но у вас, наверняка, и "готовых" убийц хватает, со свидетелями... Не надо искать, напрягаться...
Он не оценил моей иронии, отозвался с готовностью и даже благодарностью:
- Точно! И "готовых", и "висяков"! отдыхать некогда! Кругом бегом!
Как ни странно, он меня подзадорил. Я вытащила треклятое Маринкино завещание, уточнила, где, собственно, искать треклятую дачу, когда-то принадлежавшую Мордвиновой, позвонила туда-сюда и... принялась переодеваться по-походному. Ну так, чтобы сойти за среднестатистическую дачницу. Черные очки, конечно, никого не должны были удивить в столь солнечный день. А кепарик с козырьком - самое оно... Ну и сумка полиэтиленовая в самый раз - намек, что не праздная девица, а чего-то несет полезное из одного места в другое... Хотела, было, позвать с собой Митьку, но чего парня от дела отрывать... Я ведь, чистый гуманитарий, издавна невольно благоговела перед теми, кто на ты с физикой-математикой.. Но он мое замешательство у порога заметил:
- Куда собралась? По грибы, что ли? Рановато, вроде...
- Не отвлекайся на пустяки окружающей жизни! Вымучивай "отл"! когда потребуешься - позову!
Мне повезло - в электричке нашлось местечко, и я проехала необходимые тридцать минут сидя, читая свою газетку "Сегодня-завтра", невольно освежая в памяти лица своих коллег, редактора Макарыча, проблему со спонсорами и необходимость уже завтра явиться на свое рабочее место, так как бюллетень кончился, иссяк...
Дача Мордвиновой располагалась на улице Сосновой, почти параллельно железной дороге. Следовало только перейти шоссе и повернуть вправо. Здесь, действительно, стеной стояли сосны и шумели высоким, важным шумом. К дому номер двенадцать вела особая гравийная дорожка, вполне удобная для пешеходов и машин. Но седьмое или восьмое чувство подсказало мне не высовываться, пренебречь удобствами и пойти еле заметной тропкой между кустами. Эта тропка привела меня к высокому дощатому забору, на котором белела нужная цифра "12". За забором, едва приблизилась, раздалось глухое рычание. Вздрогнула, но не бросилась наутек. Забор внушал доверие своей основательностью. Только вот поиски хоть какой щелочки в нем оказались бесполезны. Пришлось, трепеща от страха, под близкое утробное рычание, видно, немалой псины, пройти вдоль высоко поставленных плашек, пока не нашлась-таки узенькая, еле приметная полосочка пустоты между двумя досками. Привстала на цыпочки, затаила дыхание... ведь вот сейчас, сию минуточку я своими глазами увижу роскошную дачу Мордвиновой, из-за которой, судя по всему, что вполне-вполне возможно, сожгли её и убили Павла...
Увиденное почти лишило меня дыхания. Даже пес умолк, видимо, почувствовав, что я как бы умерла. Нечто подобное происходит с человеком, купившим кило свежих яблок с розовыми щечками. Каково же его изумление, когда эти яблоки он высыпал на стол и обнаружил, что все они сгнившие изнутри... Обидно ж как!
То, что я углядела за добротным, не очень давно поставленным забором, было всем, но только не великолепной дачей. Хотя, вероятно, когда-то в тридцатые годы этот одноэтажный дом из бревен с застекленной верандой и гляделся теремом. Но время скособочило его в одну сторону, веранду - в другую. А если принять во внимание, что с близкого шоссе несется, не умолкая, тяжелый гул грузовых машин, то картинка получается и вовсе скучная. И как поверить, будто из-за этой вот полуразвалюхи вблизи гудящего шоссе убиты двое, если не трое, если взять во внимание женщину-гардеробщицу, сшибленную машиной...
Только чуть позже я обнаружила, что на крыльце сидит худая старуха в тапках на босых ногах и быстро вяжет что-то желтое, бормоча себе под нос. А чуть в сторонке, поблескивая на солнце кузовом, стоит знакомый мне серый пикапчик с синей надписью на боку - "ДВРИ". Из дома довольно скоро вышел чернобровый парень, шофер Володя, что-то сказал старухе, она кивнула, продолжая вязать. Затем парень потянулся сладко, подняв руки и привстав на носки. Огромный светло-каштановый пес подошел к нему, виляя хвостом. Володя потрепал его по холке. Ото всей этой сцены веяло покоем, миролюбием и будничностью. Как бы через силу, по крутой необходимости, парень отворил задние дверки "пикапа", подтянул к себе флягу, вероятно, тяжелую, вероятно, с молоком, сходил в дом, вернулся с синим бидоном и кружкой. Принялся возиться в глубине пикапчика. Я так поняла - отличал в бидон молоко. Потом пошел с бидоном в дом. Старуха перехватила, протянула костлявую руку, видно, хотела попить молочка. Парень отдал ей бидон. Старуха поднесла его к губам, принялась хлебать... Видно, молока было немного, она держала посудину без напряжения...
