Гарри Кемельман - В субботу рабби остался голодным

— Доктор Сайкс сказал, что вы хотели о чем-то спросить меня по поводу мужа?

Он признательно кивнул.

— Похороны — это ритуал, миссис Хирш, и я должен быть уверен, что ваш муж был иудеем в соответствии с нашим Законом. А поскольку он женился на женщине иной веры…

— То стал меньше иудеем?

— Это зависит от обстоятельств. Скажите, кто совершал обряд бракосочетания?

— Нас поженил мировой судья. Показать вам свидетельство о браке?

Рабби улыбнулся.

— Я верю вам на слово.

Она вдруг порывисто сказала:

— Простите меня, рабби, я вела себя, как стерва, да?

— Немножко, а теперь пытаетесь шокировать меня.

Она улыбнулась.

— Ладно, давайте сначала. Задавайте мне любые вопросы.

Рабби откинулся на спинку стула.

— Хорошо. Почему вы хотите похоронить его по иудейскому обычаю?

— Потому что он был евреем. Он никогда не считал себя кем-то другим.

— И все же, как я понимаю, он никогда не жил в соответствии с нашей религией?

— Ну, он всегда говорил, что есть два способа быть евреем: либо исповедовать иудейскую религию, либо просто родиться и считать себя евреем. Он был неправ?

— Прав, — осторожно сказал рабби, — но иудейский погребальный обряд — это религиозная церемония. Хотел бы он этого, как вы думаете?

— Я знаю, это может сделать и похоронное бюро, но какое оно имеет отношение к Айку? Нет, именно этого он бы и хотел. Мы никогда это, конечно, не обсуждали. Ради себя самого он, может быть, и не позаботился бы об этом. Но из уважения к моим чувствам, думаю, он хотел бы какую-то церемонию. А что, кроме иудейской церемонии, могло бы иметь для него значение?

— Понятно. Хорошо, я проведу эту службу. По традиции над могилой произносят несколько слов об умершем. Но я не знал вашего мужа, так что вам придется рассказать мне о нем. Он был несколько старше вас, так ведь? Вы были счастливы с ним?

— Он был старше на двадцать лет, но мы были счастливы. — Она немного подумала. — Он хорошо ко мне относился. А я хорошо относилась к нему. А то, что он был намного старше, — ну что ж, до встречи с ним у меня было достаточно других. Он нуждался во мне, а я нуждалась в нем. Да, я думаю, у нас был удачный брак.

Немного поколебавшись, рабби решился.

— Как я понял, косвенной причиной смерти было… был алкоголь? Это не мешало вам — я имею в виду, то, что он пил?

— Для еврея это непростительно, да? В общем-то, это очень мешало и самому Айку. И кое-что усложняло, конечно. Из-за этого он терял работу, и нам то и дело приходилось переезжать, а это не так просто — заново устраиваться, искать новое жилье. Но меня его пьянство так не пугало, как, может быть, некоторых. Он никогда не был агрессивным, когда напивался, наоборот — становился как будто слабее и беспомощнее, мог плакать, как ребенок. Особых хлопот мне это не доставляло. Мой отец сильно пил, да и мать не была трезвенницей. Так что я как бы привыкла. Позже, когда он стал напиваться до бесчувствия, я испугалась, но испугалась за него, потому что с ним могло случиться все что угодно.

— И это бывало часто?

Она отрицательно покачала головой.

— Последние два-три года он не прикасался к бутылке, за исключением одного-двух раз, когда начинал и не мог потом остановиться. То есть он не пил регулярно. Он дал зарок не пить, но если срывался, то уж до конца. Последний раз это было много месяцев тому назад.

— Если не считать вечера пятницы.

— Да, об этом я забыла. — Миссис Хирш закрыла глаза, и рабби испугался, что она расплачется. Но она снова открыла их и даже заставила себя улыбнуться.

Он поднялся, давая понять, что закончил, но вдруг задумался.

— Скажите, вы замечали приближение этих приступов?

Она покачала головой.

— Чем можно объяснить, что он вдруг начинал пить? Что-то его беспокоило?

Она снова покачала головой.

— Я думаю, его всегда что-то беспокоило. Потому люди и пьют, наверное. Я старалась его поддерживать — ну, понимаете, чтобы он чувствовал, что я всегда рядом и всегда пойму.

— Возможно, вы относились к нему лучше, чем он к вам, — осторожно предположил рабби.

— Мы хорошо относились друг к другу, — настойчиво повторила она. — Я же вам сказала — он всегда был добр ко мне. Послушайте, рабби, я не была невинной девочкой, когда встретила Айка, я повидала достаточно. Он был первым мужчиной, который хорошо ко мне отнесся, не ставя никаких условий. И я тоже была добра к нему — я заботилась о нем, как мать.

— И все же он пил.

— Это началось еще до нашей встречи. И я не жалею, — добавила она вызывающе, — потому что благодаря этому я и познакомилась с ним.

— Как это?

— Он спрятался от всех в той маленькой гостинице, где я продавала сигареты в вестибюле. Если бы он не был под градусом, то как такая, как я, могла бы познакомиться с таким мужчиной, как он?

— И вы считаете, что в результате этого соглашения вы выиграли?

— Это было наилучшее соглашение из всех возможных, рабби: когда обе стороны считают себя выигравшими.

Глава XIII

— Да, это Бен Горальский у телефона. Хорошо, я жду… Алло, алло… — В трубке он слышал чей-то разговор, но потом понял, что это говорят не ему, а кому-то другому — там, на том конце провода.

— Мистер Горальский? Это Тед Стивенсон.

— О, привет, Тед, рад слышать ваш голос. Откуда вы звоните?

— Из своего офиса.

— В воскресенье? Ваши ребята когда-нибудь делают передышку?

— В нашей компании, мистер Горальский, у руководства нет установленных часов работы и нет выходных, когда надо сделать важную работу. И если вы присоединитесь к нам, вам придется работать в таком же режиме.

Горальский догадывался о цели этого звонка, и намек, скрытый в словечке «если», не ускользнул от него.

— Вообще-то мы собирались позвонить вам вчера, — продолжал Стивенсон, — но мы знали, что у вас праздник, и решили, что вы в синагоге.

— По правде говоря, я туда не пошел. Я все время просидел дома. Отец заболел, а в его возрасте…

— О, печально это слышать. Как он?

— Сейчас все в порядке, но какое-то время положение было довольно критическое.

— Что ж, я счастлив слышать, что он поправляется. Передайте ему от нас привет и пожелания скорейшего выздоровления.

— Спасибо. Он будет рад.

Собеседник на том конце провода резко переменил тон.

— Мы тут несколько обеспокоены, мистер Горальский, поведением ваших акций за последнюю неделю.

— Да, но вы же знаете, Тед, в чем тут дело. Просочились слухи о слиянии… Мы-то со своей стороны старались не допустить утечки информации, и, насколько я знаю, из наших никто не проболтался. Но когда ваши ребята приезжали сюда, кого-то из них, может быть, узнали… Говорю вам, когда это впервые дошло до меня, я был просто ошеломлен. Но я думаю, в этих делах всегда так…

— Нет, мистер Горальский, не всегда. Мы прекрасно знаем, что слиянию, как правило, предшествуют слухи, которые могут повлиять на курс акций. Но ваши акции взлетели столь стремительно, что нам пришлось предпринять небольшое расследование. Мы порасспросили кое-кого из наших друзей на бостонской бирже, и узнали, что причина этого взлета — слухи не о слиянии с нами, а о каком-то новом производственном процессе.

— Это же, по-моему, оказалось липой, — подавленно сказал Бен.

— Это мы обнаружили при дальнейшем расследовании. Конечно, такие вещи случаются в каждой научно-исследовательской программе, но если бы мы пришли к выводу, что это было умышленно подстроено с цельно повышения стоимости ваших акций еще до слияния, мы рассматривали бы это как… э-э… надувательство и были бы вынуждены пересмотреть все наше предложение в целом.

— И я не осудил бы вас, мистер Стивенсон, но даю вам слово…

Собеседник бесцеремонно оборвал его.

— Нам не нужны ваши объяснения и извинения. Нам нужно от вас следующее…

Когда Бен в конце концов положил трубку, он был весь мокрый от пота и еще долго сидел, уставившись на телефон.

Глава XIV

После визита к миссис Хирш рабби собирался поехать прямо домой, но, выйдя от нее и сев в машину, через некоторое время заметил, что едет в обратном направлении, к центру города. Вскоре он уже петлял по лабиринту узких кривых улочек Старого Города. Сделав два поворота, он заблудился, свернул на одну улицу, потом на другую, в надежде найти знакомые места, но всякий раз, когда ему казалось, что он узнал какое-то здание, дорога поворачивала в другую сторону. В манящей близости он видел торчащую на холме ратушу. Она находилась в знакомом ему месте, но ни одна из улиц, казалось, не вела к ней. Тем временем мимо мелькали, как в калейдоскопе, милые старомодные садики позади очаровательных, потрепанных штормами домов с золотым орлом над дверями, занятные лавки ремесленников и художников и — самое восхитительное из всего — магазинчик корабельных принадлежностей, в витринах которого теснились медные компасы, бухты нейлоновых канатов, рынды, всякие другие морские штуковины причудливой формы и таинственного назначения, а также — ни к селу ни к городу — пара добротных резиновых сапог.