Ги Декар - Зверь

—    Я ничего не объясняю, я только привожу факты.

—    И каким образом Соланж это делала?

—      Очень просто: она приближалась к Жаку, глади­ла ему руки или лицо. Этого было достаточно — он успокаивался.

—      Все это странно,— тихо произнес председатель и добавил: — Господин Добрей, вы виделись с Жаком по­сле его отъезда в Санак?

—     Нет, но я прочел его книгу.,.

—      Считаете ли вы, что он описал в ней свою собст­венную семью?

—    Несомненно.

—    Суд благодарит вас. Можете быть свободны. При­гласите следующего свидетеля.

—    Ваше имя?

—    Мелани Дюваль,— ответил робкий голос. Это бы­ла пятидесятилетняя скромно одетая женщина.

—      Мадам Дюваль, — обратился к ней председа­тель,— в течение восьми лет вы были служанкой в семье Вотье, проживавшей на улице Кардине.

—    Да, господин судья.

—    Называйте меня «господин председатель».

—    Хорошо, мой председатель.

—     Скажите, что вы думаете о Жаке Вотье.

—    Я о нем ничего не думаю. Это слепоглухонемой, а о человеке, который не такой, как все, не знаешь что и сказать.

—    Ваша дочь была счастлива с ним?

—     Моя Соланж? Должно быть, она была очень не­счастна. В некотором смысле это даже почти счастье, что он в тюрьме,— я чувствую себя наконец спокойной.

—     В общем, замужество вашей дочери вам не нра­вилось?

—     Я не хотела, чтобы она выходила за неполноцен­ного человека. Несчастье в том, что у Соланж слиш­ком доброе сердце... Занимаясь с Жаком-ребенком, она позволила заморочить себя этому Ивону Роделеку, ко­торый соблазнил нас работой в институте в Санаке. Я была кастеляншей, а Соланж, которую мсье Роделек выучил языку слепоглухонемых, помогала Жаку гото­виться к экзаменам. Вы знаете, что случилось дальше: они поженились. Я сто раз говорила Соланж, что это безумие, но она не хотела меня слушать. Вы только подумайте! Умная и хорошенькая, она могла бы выйти за красивого и богатого нормального парня. Я уверена, что за Жака Вотье она вышла замуж из жалости. Не выходят по любви за несчастного. Потом они отправи­лись в свадебное путешествие. Помню, как они верну­лись через месяц. Если бы вы ее видели, бедняжку! Ко­гда я ее спросила, счастлива ли она, Соланж из гордо­сти ничего не ответила, только разрыдалась. Я расска­зала об этом мсье Роделеку, который сказал, что надо запастись терпением, что им предстоит интересное пу­тешествие в Америку, где все уладится, — словом, на­говорил всякого, разную чепуху, как он это умеет. И какой результат? Через пять лет, встречая их в Гавре, я увидела, как зять спускается на пристань в наручни­ках... А бедняжка плакала! Если бы вы только видели! Я пыталась ее утешить, когда мы возвращались вдвоем в Париж на поезде, но она отказалась поселиться в доме, где я сейчас работаю, у хороших хозяев, которые приготовили ей комнату. Она поцеловала меня на вок­зале Сен-Лазар, и больше я ее не видела. Она где-то прячется. Разве что время от времени пришлет открыт­ку: дескать, все хорошо. Она стыдится! И есть чего! Быть женой убийцы!

—        Защита обращает внимание свидетельницы, — сказал Виктор Дельо,— что у нее нет права квалифици­ровать обвиняемого таким позорным словом, пока не вынесен приговор.

—     Мадам, вы вначале сказали суду,— заметил пред­седатель Легри,— что для вас невозможно иметь какое- либо мнение о вашем зяте. Это заявление расходится с тем, что вы говорите о нем теперь.

—       Когда он был маленьким, господин председатель, Жак, должно быть, не был плохим ребенком... дети — они не злые... Хотя он всегда был резким; единствен­ный, кто мог его успокоить, была моя Соланж. Еще бы! Она знала, как к нему подойти! Очень просто — она делала с ним все, что хотела.

—      Это заставляет предположить, — заметил Виктор Дельо,— что, выходя за него замуж, она отдавала себе отчет о последствиях?

—      Если Соланж вышла замуж за этого несчастного, так я вам скажу — это по вине мсье Роделека, который считал, что ни у кого нет права помешать жениться ущербному. Я же утверждаю обратное. Такие люди не должны размножаться!

—    У них не было детей! — вставил адвокат Жака.

—     К счастью! Что бы из этого вышло! — восклик­нула Мелани.

—     Ваша дочь рассказывала вам о своих отношениях с мужем? — спросил генеральный адвокат Бертье.

—     Нет. Я никогда не могла от нее добиться ни сло­ва об этих делах. Когда подумаю, что моя Соланж... Не хочу об этом говорить, у меня заходится сердце!

—     Мадам Дюваль, считаете ли вы, что родители ва­шего зятя были хорошими родителями по отношению к их несчастному сыну в те годы, которые вы прожили на улице Кардине?— спросил председатель.

—     Были ли они хорошими родителями... Это трудно сказать. Ребенок ни в чем не нуждался, это надо при­знать. Но что касается привязанности — ее было не слишком много. Если бы у Жака не было Соланж! Доб­рая душа! Золотое сердце! Она пожертвовала собой!

—      Семья Вотье, так же как и вы, не хотела этого брака?

—      Да, они его не хотели. Надо поставить себя на их место — им совсем не льстило, что дочь их бывшей служанки входит в семью и будет носить их имя. За время, что я служу в буржуазных семьях, я научилась их понимать — больших эгоистов трудно себе предста­вить. Они думают только о деньгах.

—      Тогда кто же хотел этого брака? — настаивал председатель.

—     Я вам повторяю, господин председатель, это мсье Роделек.

—      Но вы же не станете пытаться убедить суд, ма­дам, что уважаемый представитель братства Святого Гавриила, руководитель учреждения, где воспитывают слепоглухонемых от рождения, превратил свой институт в матримониальную контору!

—      Я этого не говорю, господин председатель, но вы не хотите понять, что слепоглухонемые от рождения, воспитанные мсье Роделеком до Жака, оставались не­женатыми. И тогда он захотел провести эксперимент со своим новым учеником — он заметил, когда был на ули­це Кардине, что Соланж была нежна с Жаком... И, хит­рый, он использовал это чувство девочки. Когда он нас вызвал в Санак под тем предлогом, что даст нам рабо­ту, он имел в виду совсем другие цели. Соланж и я — мы верили этому старому человеку в сутане и ни о чем не догадывались. Вы поймите меня: я уверена, что он околдовал мою дочь.

—     Мадам, вам следует выбирать выражения. Члены братства Святого Гавриила доказали преданность делу и продемонстрировали знания, к которым нельзя отно­ситься без почтения.

—      Ну да, — продолжала женщина, — они говорят о преданности, а сами обделывают свои дела! Посмотри­те на результат: кончается тем, что их ученики оказыва­ются под судом.

—     Короче, мадам, вы считаете, что брак совершился против вашей и семьи Вотье воли?

—     Совершенно верно, господин председатель.

—      И вы совершенно не допускаете, что ваша дочь Соланж действительно могла быть влюблена в того, за кого она вышла замуж?

—    Я повторяю вам: она пожертвовала собой!

—        Суд благодарит вас, мадам Дюваль. Можете быть свободны. Пригласите декана филологического фа­культета из Тулузы господина Марнея.

—       Господин декан, суд хотел бы услышать ваше мнение об интеллектуальных способностях обвиняемого.

—        На нашем факультете Жак Вотье сдал первый экзамен на бакалавра двадцать восьмого июня тысяча девятьсот сорок первого года с оценкой «очень хоро­шо», которая выставляется весьма редко. Его сочине­ние было образцовым. В следующем году кандидат с такой же легкостью выдержал второй экзамен. На пер­вом и втором экзаменах ему было предложено в пись­менной форме ответить на те же вопросы, что и нор­мальным кандидатам, но в присутствии преподавателя- переводчика, специально присланного Фондом Валенти­на Гюи. Сочинения, написанные по системе Брайля, этот преподаватель переводил на обычное письмо. Для уст­ных вопросов — я при этом решил присутствовать сам, учитывая необычность эксперимента, — был другой пе­реводчик, из Национального института с улицы Сен- Жак, который был посредником между кандидатом и экзаменаторами. Могу сказать со всей ответственностью, что Жак Вотье, воспитанник института в Санаке, был одним из самых блестящих бакалавров, которые про­шли через филологический факультет в Тулузе: по просьбе членов братства Святого Гавриила кандидату не было сделано ни единой поблажки.

—     Возможно, факультет в Тулузе принимал экзаме­ны и у других слепоглухонемых кандидатов, представ­ленных институтом в Санаке?

—        Именно так, господин председатель. До Жака Вотье мы выдали диплом шести кандидатам о сдаче двух экзаменов и дипломы бакалавров философии и математики — трем кандидатам. Вместе с Жаком Вотье это в общей сложности десять слепоглухонемых канди­датов за двадцать лет.