Алексей Макеев - Та еще семейка
— Если было какое-то устройство, — позволила себе выразить дополнительное мнение лейтенант Михайлова, — то ведь его могли вынести… Вынести и уничтожить. Закопать, например, или бросить в реку, или еще куда-то…
— Да какое устройство, Галя! — опять взвился, забыв о смирении, Рытьков. — Ты понимаешь, что есть законы физики? Электричество, пущенное через систему отопительных труб, обязательно уйдет в подвал по самому короткому прямому пути. Каким образом оно свернуло на этаж ниже? Что это за агрегат притащили, а потом утащили? Огромный конденсатор или трансформатор? Что это вообще такое? Не может быть! Темнит Хлупин, морочит голову.
— Словом, сплошная тайна и чудеса.
Майор встал из-за стола и принялся размеренно ходить за спинами оперов, сидящих рядком.
— Через пару дней Хлупин выписывается. Его состояние признано удовлетворительным. Я звонил, спрашивал у лечащего врача. — Маслаченко достал из внутреннего кармана бумагу.
— Почему не съездил в больницу? — упрекнул его Полимеев недовольным тоном. — Почему на месте не провел дознание? Звонил, звонил…
— Врачи не разрешали, Владимир Степанович, я пытался, — стал оправдываться Маслаченко. — После выхода Хлупина из больницы сразу будем проводить подробное дознание. Вещдок — аккордеон жены Слепакова показывал экспертам. Они обнаружили под клавишами небольшие емкости, которых там не должно быть. Вполне вероятно, аккордеон Слепаковой являлся средством доставки каких-то некрупных предметов. Предположительно…
— Наркотиков, — подсказал Сидорин, проявляя все больший интерес. — Значит, доказано: жена Слепакова проносила в своем аккордеоне… наркоту.
— По нашим данным, между Хлупиным и женой Слепакова выявлена предосудительная связь. Вот первая ниточка, ведущая в Барыбино. А может быть, и… — хотел продолжить Маслаченко.
— Какая связь? — смешливо наморщив нос и блеснув глазами, прервал Полимеев. — Что-то ты очень мудрено, Андрей…
— Ну, любовная связь. Странно вообще-то: ему полтинник с гаком, ей тоже лет сорок.
— А ты думаешь, любовная связь возможна только от восемнадцати до тридцати? Н-да… Тщательный химический анализ емкостей в аккордеоне произведен? Нет. Почему? — Голос майора стал начальственным, а глаза удивленно-оловянными, без блеска. — Что за неимоверное копание такое? Вы что, Маслаченко, уснули? Елки зеленые! А вы, Сидорин?
— Нас же срочно бросили тогда на раскрытие заказного убийства Нордвейна, коммерческого директора фирмы «Стимос», — напомнил Маслаченко. — И меня, и Сидорина…
— Меня тоже с Рытьковым, — торопливо добавила Михайлова. — Ты ведь там был, Саша?
— Я в другой группе, с Гальпериным, — возразил Рытьков, отвернувшись и демонстративно зевая.
— Хорошо. Лично звоню в лабораторию Комитета по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, — сердито и официально заявил операм майор Полимеев. — Где у меня справочник? Лаборатория? Говорит майор… нет, из Строгинского. Майор Полимеев. Что? Это ты, Харитонов? Здорово, Алексей Иваныч! Мне нужно… Как у нас дела? Да как сажа бела. Помощь твоя требуется. Надо установить, есть ли в емкостях вещдока хоть малейшая пыльца от чего-нибудь… героина, например, кокаина и т. д. Вник? Ага, посылаю сотрудника с вещдоком. Спасибо, до встречи. Рытьков, бери аккордеон. Сидорин, поезжай-ка с ним. Заедете потом в Склиф поговорить с женой Слепакова. Кстати, чего это она в Склифе?
— Наверно, кто-то решил по звонку, что ее сбила машина.
— Ладно, поезжайте. Маслаченко, иди к себе, узнай: можно ли общаться с Кульковой? Если — да, иди к ней. Возьми с собой лейтенанта Михайлову. Или… Галя, что у нас с музыкой? — Полимеев переполнился к концу совещания необычайной энергией, как бы внутренне разгоревшись. Михайлова улыбнулась довольно хитро и пожала плечиком.
— В Салоне аргентинских танцев срочно требуется аккордеонист, — сказала она. — Я знаю от своего знакомого по Егорьевскому музучилищу.
— От кого?
— От ударника Белкина. Учились вместе.
— Ты разве окончила музыкальное училище?
— Я окончила музыкальную школу по классу баяна. И еще три курса училища в Егорьевске… Я подмосковная девушка была, — кокетливо произнесла Галя. — А потом ушла в полицию.
— А почему? — подняв брови, с веселым видом спросил майор. — Нет, ты скажи, что за резкая смена профессии?
— Убили и ограбили моего деда Петра Андроновича Михайлова. — Лейтенант перестала улыбаться, в ее лице с нежной кожей, бледно-голубыми глазами и унылым носиком проявилась неожиданная печальная строгость. — Я очень любила дедушку. Он был учитель русского языка и литературы. Мог бы еще долго учить детей. Я помогала следствию, как умела, все бросила, работала с операми. Когда выявили и задержали убийц, начальник опергруппы капитан Екумович предложил мне освоить разыскное дело. Я согласилась, пошла учиться. Тем более что скоро вышла замуж…
— За Екумовича? Ну а потом? То есть я хочу сказать, как ты… Почему ты сейчас не замужем? — Казалось, майор Полимеев, задав этот вопрос, уже пожалел, что стал расспрашивать миловидного лейтенанта в укороченной юбке о личной жизни. Но Михайлова не считала нужным смущаться.
— Мы развелись через год, — подытожила она свою семейную историю. — Екумович оказался плохим мужем. Бабник, жадина, грубиян. Одним словом, ненадежный человек. Я потом узнала: он ушел из полиции, работает в частной охране.
— Хорошо не в киллеры подался. И такое, к сожалению, бывает. А ты, Галина, значит, у нас музыкант?
— Я пока еще неплохо играю на баяне. И на аккордеоне.
— Так то ж замечательно! — воскликнул сияющий, будто выигравший внезапный приз, Маслаченко. — Почему никогда не признавалась, що ты у нас виртоуз… Или виртуоз?
— Ну, до виртуоза мне далеко. По возможности баян стараюсь не забывать. Сижу иногда, пилю, если есть время.
— Аккордеон. Меня интересует аккордеон, — сказал майор, хищно прищурившись. — У меня складывается удачный план. Галя, тебе придется срочно поступить в салон танцев… Аргентины… Или — как его?
— В Салон аргентинских танцев, — поправила Галя.
Взяв с собой аккордеон Зинаиды Гавриловны Слепаковой, Сидорин и Рытьков ехали в сидоринской «Волге» по переполненной автомобильными потоками столице. Нарушали правила, обгоняли, крутились, вертелись, стараясь сократить время движения, но это плохо удавалось. Наконец подъехали к «наркотическому» правоохранительному учреждению. Вошли, предъявили пропуска.
— Нам в лабораторию, — заходя, проговорил Сидорин. — К майору Голомбаго или к Тисману.
— Так это один и тот же, — ухмыльнулись пропускавшие.
— Майор один? А второй в каком звании? — придерживая аккордеон и не думая комиковать по поводу странной фамилии, спросил Рытьков.
Однако Сидорин не стал выяснять, кто из требуемых им людей в каком звании. Быстро прошел по длинному коридору и открыл дверь. Окинул взглядом несколько застекленных отсеков, где сидели женщины и двое мужчин в белых халатах. Некоторые из сотрудников лаборатории корпели над микроскопами. Другие что-то делали с незнакомыми Рытькову, видимо, сложными приборами. Были и те, которые медленно листали бумаги.
Навстречу встал невысокий полноватый брюнет с седеющими висками. Он оказался человеком приветливым.
— Я уже знаю, мне позвонили, — остановил представившегося Сидорина полноватый брюнет. — Токсиколог Голомбаго-Тисман, Вадим Борисович. Давайте ваш аккордеон. Попробуем выяснить, что в нем находилось, кроме приятных звуков. Катя, Эмма Григорьевна, — обратился токсиколог к сотрудницам, — подготовьте мне…
Дальше речь его пополнилась специальной терминологией, так что некоторые русские слова, втиснувшиеся между непонятными обозначениями реактивов, ничего не подсказали внимательно слушавшим операм.
— Надо бы побыстрее, Борис Вадимович, — попросил Сидорин.
— Вадим Борисович, — поправил токсиколог с двойной и очень редкой фамилией. — Постараемся. Ждите, уважаемые оперуполномоченные. Наша специальность есть тонкое искусство. А искусство требует жертв. И времени.
— Простите, — влез зачем-то в переговоры Рытьков, — мы по фамилии решили — вас двое…
— Двоится у нас в глазах после юбилеев, — сказал Голомбаго-Тисман и ушел. Не было его около получаса.
— Кажись, они тут спиртиком балуются. — Рытьков вздохнул. — Сейчас бы пива с солеными сухариками или…
— Лучше с вяленым лещом. А у нас в Сибири коптят жереха… — начал Сидорин и сам себя сердито прервал.
Голомбаго-Тисман появился с официальным отчетом о проведенной экспертизе. За ним шла крупная девушка Катя, очень довольная результатами, судя по выражению ее щекастого лица. Она несла поломанный аккордеон Зинаиды Гавриловны.
— Все обнаружили, — приветливо улыбаясь, заверил старший токсиколог. — Ваш начальник предположил совершенно правильно. У него развилась интуиция, нюх, как у спаниеля. А у нас научный подход. И абсолютно точно выявлено: в аккордеоне транспортировали героин и кокаин. За клавиатурой, в верхних отсеках, если их можно так назвать, героин, в нижних кокаин. Наркотики, наверно, были в маленьких полиэтиленовых упаковках. Однако удалось найти мельчайшие частицы. «Путь к богатству — дело мужчин», — шутливо процитировал кого-то Голомбаго-Тисман.
