Анна Михалева - Дом с привидением
— Воин, — не раздумывая, ответил ему почетный йог.
— Что значит — Воин? — Сереге, скорее всего, показалось обидным, что на определение его образа специалисту понадобилось меньше секунды. Он-то рассчитывал как минимум на часовое мучительное размышление. Еще бы, столь уникальное явление, как Серега, и всего секунда!
— Воин значит Воин, — отчеканила за своего психоаналитика Лидка и уперлась взглядом в Андрея Фокина. — Меня больше интересует вот этот молодой человек.
— Как это? — тут уж Серега покраснел от обиды.
Предсказатель взял Лидку за руку и, вместо того чтобы обратить свой звездноокий взор на предложенного его вниманию Фокина, снова повернулся к Сашке. Смерил ее долгим, мучительным для последней взглядом, потом тихо и как-то печально произнес:
— Он придет. Но он не тот, кого ты ждешь…
С этим Ко Си Цин медленно развернулся и пошел к дверям. Лидка напоследок многозначительно округлила глаза и посеменила за своим духовником.
— А кого ты ждешь? — тут же поинтересовался у Сашки Скупой.
— Не твое дело, — грубо ответила она и подумала вслух: — Как это может быть: не тот, кого ты ждешь?
— А это… как если бы ты пиццу заказала с ветчиной, а тебе принесли с анчоусами, — растягивая слова, изрек Фокин и демонстративно зевнул: — Пицца осталась, а наполнитель заменили. Видимо, это самое великий психоаналитик Ко Си Цин и желал выразить.
— Да ладно тебе! — фыркнул Серега. — Какой он, к черту, Ко Си Цин! Косицын из Рязанской губернии. Разбей фамилию по слогам и неси околесицу — вот и вся наука. Получается, что все мы тут немного аналитики.
— Да, но не все мы психи-аналитики, — вздохнул Скупой. — И слава богу.
Прием набирал обороты. Аркадий Петрович спустился в гостиную, приветствовал гостей, потом заиграл струнный квартет. Деревья английского сада по торжественному случаю украсили паутиной проводов с маленькими желтыми огоньками, отчего все они сразу стали похожими на шахматные фигуры, расставленные неправильно. Возле подсвеченного подводной иллюминацией бассейна устроили столы, а немного подальше оркестрик играл латиноамериканские мотивы. Рядом с ним была устроена танцплощадка. Каждый мог найти себе занятие по душе. Многие сразу направились к бассейну, наплевав на струнный концерт. Остались лишь самые ярые почитатели классической музыки. Или те, которые желали присутствовать рядом с хозяином дома, который наслаждался музыкой. Сашка забилась в угол, замерла на скамье с гнутыми ножками, превратившись в дополнение к интерьеру. Больше всего ей хотелось сбежать в свою комнату, но такой вольности она позволить себе не могла. Мало ли кому из гостей вдруг захочется пообщаться именно с ней, и если ее, не дай бог, не найдут, Виола из-под земли достанет и примется занудно распекать. Так лучше уж она посидит в этой треклятой гостиной, все равно, кроме Сереги и прочих ее друзей, никому она особенно не нужна. Ну подошли с десяток отцовских друзей, поцеловали ручку, потрепали по щеке, отметили, что она опять выросла и похорошела. (Десять лет подряд одни и те же фразы. Что же они скажут, когда она состарится и подурнеет?)
В гостиной было торжественно и все-таки довольно многолюдно — человек сорок гостей. Все они либо чинно сидели перед эстрадой, либо стояли группками у стен, тихо переговаривались, тянули выпивку из бокалов, словом, все как обычно. Из знакомых были почти все — отец, Виктория, Виола, Борис, родители Сереги и Андрея Фокина, отец Скупого, еще несколько папиных друзей, близких коллег по бизнесу, несколько правительственных чиновников с женами, несколько депутатов с красными физиономиями, похожими на фонари над неприличными заведениями, немного былых тетушкиных ухажеров, а также два посла.
«Удивительно одинаковые эти послы. Как близнецы, хотя и представляют разные страны: оба высокие, подтянутые, седые и усатые. У них даже выражение лиц совершенно одинаковое…»
Тут Сашкины мысли прервала домоправительница Валя. Она осторожно тронула ее за руку и ласково прошептала:
— А чего ты тут грустишь в уголочке? Пошла бы к своим, потанцевала.
«Почему она решила включить в свои обязанности слежку за моим настроением?» — Сашка с подозрением глянула на отца, подумав, что это его указание, но тот о чем-то увлеченно беседовал с Серегиным отцом.
Тогда Сашка пожала плечами, лаконично ответив:
— Не хочется.
— Да ты совсем сникла, деточка, — Валя вздохнула. — Вышла бы хоть на улицу. Совсем бледная.
— Мне так и не позвонили? — надежды у нее не было. Одна тоска.
— Да что же это такое, — всплеснула руками домоправительница, — кого же ты так ждешь?
— Валя, — вкрадчиво обратилась к ней Сашка, — это мое любимое место.
Она кивнула на музыкантов, призывая ее к тишине. Та, поняв, что ее присутствие излишне, молча отошла.
«Ну почему мне даже пострадать спокойно не дадут!» — она в который раз усилием воли сдержала слезы.
«А может быть, я ошиблась в Павле? Может, я зря мучаюсь? А он где-нибудь замечательно развлекается. Подумаешь, пообещал позвонить малознакомой девчонке. Разве это серьезно для такого красивого парня? Да он, наверное, в тот же вечер еще какую-нибудь дурочку встретил, покатал ее на катере и тоже пообещал позвонить. Ведь могла же сразу догадаться, что все это несерьезно. Надо же, на улице познакомилась, и сразу большая любовь. Романтически настроенная идиотка!»
— Сашенька, — Валя снова тронула ее за руку, — тебя к телефону.
— Что? — не поняла та.
— Тебя к телефону, детка. Приятный мужской голос.
Она дернулась, гостиная вдруг поплыла перед глазами.
— Ты слышишь? Подойди в своей комнате, ладно?
— Конечно, — порывисто вскочив, она качнулась назад, едва снова не упав на скамью.
Валя ее поддержала под руку:
— Ну иди же. Иди.
«Не может быть! — мелькнуло в Сашкиной голове. — Это на него совсем не похоже!»
Она понеслась вон из гостиной, быстро миновала холл и полетела вверх по ступенькам.
* * *— Не знаю, что с кредитами. Мы вряд ли что-нибудь путное узнаем, пока наши туда не поедут с миссией, — рассеянно ответил Аркадий Петрович. Ему совсем не хотелось говорить о делах.
Весь этот день, да и предыдущий тоже, он никак не мог понять, что с Сашкой. Она выглядела весьма неважно. Почему-то стих уже привычный шум у бассейна, где с самого начала лета резвились ее друзья. Но последние два дня бассейн был пуст. А сегодня Валя доложила, что Саша вообще весь день из своей комнаты нос не казала. И вечером вышла к гостям такой, что краше в гроб кладут, — бледная, круги под глазами, наверное, от слез, какая-то изможденная. Он хотел поговорить с ней, но вчера как-то не случилось: приехал он слишком поздно, а сегодня с утра снова пришлось решать деловые вопросы. И ни минутки ему не дали, чтобы зайти к Сашке в комнату. Он было успокоился, когда Виола с Викторией занялись ее вечерним туалетом, да, похоже, напрасно — наряд Сашку не порадовал, а навел на нее еще большую тоску. Подспудно Аркадий Петрович понимал, что начались эти странные перемены с дочкой позавчера, когда она была в Москве с Викторией. Но что там произошло, ему так и не удалось выяснить. Ни Рябой, ни сестра так к нему в кабинет и не заглянули, а ловить их по дому у него просто не было времени.
Он и не рад уже был, что затеял этот дурацкий прием, которому домашние отдали все силы, и ни у кого не нашлось времени поговорить по душам с Сашкой. Виола с Борисом крутились как белки в колесе, Виктория тоже. Еще бы: устроить такой праздник за трое суток — все организовать, все проконтролировать. Нормальные люди готовятся к подобным торжествам загодя, но только не Мамоновы. У них в доме все уже давно с ног на голову поставлено — словом, сумасшедший дом, а не милый сердцу тыл. Как окажешься в этом муравейнике, так все тело зудит от нервной чесотки.
«Нужно что-то тут менять, — наконец решил Аркадий Петрович. — Нет. Не что-то, а все менять. И начать нужно с меня самого. Уберу к чертям кабинет из дома. Дома нужно заниматься семьей, а не делами. Дела в конце концов до утра подождать могут…»
Тут он покосился на Марка Коновалова — отца Сереги и своего нынешнего собеседника. Вернее, тот думал, что он все еще собеседник, вещал о чем-то пламенно, похоже, о том, что не развивать отечественное самолетостроение для России гораздо выгоднее, чем развивать. А может быть, он говорил о танках или еще о какой-то технике. Оборонка была его любимой темой. Он ничего не понимал в отличиях современных, только что разработанных в каком-то там НИИ снарядах от уже используемых, но точно знал, что производство этих снарядов, поставленное на поток, принесет огромный ущерб. Может быть, когда-нибудь это все и окупится, но его любимой поговоркой была: «Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Обычно его рассуждения на тему вооружения или скорее разоружения армии были слишком витиеваты и уж точно не могли являться темой для светской беседы на приеме. Но Марк настолько увлекся своими идеями, что уже часа два без малого растолковывал сам себе, как, что и где устроить, думая, что убеждает Аркадия Петровича. Тот же лишь присутствовал. Мысли его блуждали далеко от этих проблем.
