Марина Серова - Под знаком Близнецов
— Ох, Евгения Максимовна, как хорошо, что вы не уехали! — задыхаясь и хватаясь за сердце, проговорил садовник.
— А в чем дело? — насторожилась я.
— У Жозефины началось! — торжественно, понизив голос до благоговейного шепота, произнес Альберт.
— Что… началось? — не сразу поняла я.
— Ну как же! Роды начались.
— А я тут при чем? — осторожно поинтересовалась я.
Альберт растерянно поморгал. Его синие глаза за стеклами стильных очков казались большими и наивными.
— Я надеялся, что вы мне поможете…
Я вздрогнула. В жизни я повидала всякое, но принимать роды у собак мне пока еще не приходилось… Вот именно. Ключевое слово — пока.
— Альберт Николаевич, при всем моем уважении, я не могу. Я телохранитель, а не ветеринар. Понятия не имею, что надо делать! Ну, то есть теоретически представляю…
— Вот! — Альберт ухватился за мои неосторожные слова, как утопающий за соломинку. — В теории я тоже представляю… Вместе мы как-нибудь справимся. Понимаете, с ней что-то не так. Я немного не уверен в благополучном исходе. Это же бульдог. Такая ответственность…
Я тяжело вздохнула:
— Послушайте, вы же сами говорили, что всегда помогали Ивану Константиновичу в питомнике!
— Да, это чистая правда. Но дело в том, что Иван Константинович не держал у себя самочек! То есть держал, но только по одной, и всегда лично принимал у них роды! — жалобно возопил Альберт. — На моем попечении были остальные собаки. Но самочками хозяин занимался сам! Признаюсь, я ни разу не сталкивался с такой ситуацией… Умоляю вас!
Я вздохнула еще тяжелее и вылезла из машины.
— Ладно, но ничего не обещаю.
— Спасибо! — Альберт в порыве чувств даже пожал мою руку. Мы прошли в дом. Моя поездка откладывалась. Я предупредила Катерину и отправилась принимать роды. Жозефину мы нашли в той комнате, которая называлась собачьей. Псина лежала в корзинке, и бока ее тяжело вздымались. Я присела на корточки и тронула нос собаки. Он был сухой, горячий и потрескавшийся, как старый резиновый коврик.
— Как дела, Жозефина? — спросила я. Альберт взволнованно дышал за спиной. Собака высунула язык и лизнула мою руку. Язык был тоже сухой и шершавый, как терка.
— И давно она в таком положении?
— Часа два уже, — вздохнул Альберт. — Видимо, Жозефина чересчур резво побегала на прогулке. Да и срок уже подошел…
Следующие полтора часа я провела на четвереньках рядом с корзинкой Жозефины. Я легонько поглаживала напряженный живот собаки, а та благодарно лизала мне руку и тяжело дышала. Альберт Николаевич передвигался по комнате на цыпочках. Он выгнал остальных бульдогов, и теперь вся эта компания наполняла дом искрометным весельем. Периодически сверху доносились вопли близнецов и ругань Катерины. В собачьей остался только Ильич. Это был необыкновенно толстый старый бульдог в красивом ошейнике, настоящий собачий патриарх. Он важно восседал в кресле — Альберт объяснил, что у него есть свое собственное, в которое Ильич никому не разрешает садиться. Бульдог поглядывал на нас умными глазами. На мой взгляд, из нас он был самым опытным в том, что касалось размножения бульдогов, и мог бы дать дельный совет. Жаль, что он не умел говорить.
— Может, позовем Катерину Ивановну? — предложила я на исходе второго часа. Даже на мой непросвещенный взгляд было ясно, что собаке требуется помощь.
— Что вы, что вы! — замахал руками садовник. — Катерина Ивановна ничего не понимает в этом!
— Ну, тогда позвоните ветеринару. Своими силами нам не справиться.
Альберт позвонил. Ветеринар предложил привезти собаку к нему в клинику. Это было разумно — в клинике есть операционная и все необходимые лекарства. Альберт завернул Жозефину в одеяло, сел в свой фыркающий «жигуленок» и отбыл.
— Как ты думаешь, все будет нормально? — спросила я у Ильича. Тот поднял морду и едва заметно кивнул.
— Ладно, если ты обещаешь… я тебе верю.
И я оставила бульдога в одиночестве. Так, сейчас сяду в мой верный «Фольксваген»…
— Женя, я этого не вынесу! — таким словами встретила меня Катерина.
— Что-то случилось? — напряглась я.
— Случилось! — Казалось, Гольцова вот-вот разрыдается. — Надя не отвечает на звонки. Жозефина не может родить. Какие-то люди снова болтались на границе нашего участка. Моего отца убили. Моим детям угрожает опасность. Мой муж уехал куда-то и не берет трубку. А так… ничего не случилось, ровным счетом ничего! Дети истрепали мне все нервы. Вася совершенно с ними не справляется! И еще эти проклятые бульдоги… Я сегодня два раза упала — Гитлер подстерег меня на лестнице!
Да, нервы госпожи Гольцовой явно натянуты до предела…
— Знаете что, Катя? Вам лучше пойти в свою комнату и немного полежать. Лучше всего в темноте. Включите хорошую негромкую музыку, выпейте пятьдесят граммов коньяку… А я вам помогу — призову к порядку бульдогов и детей.
Катерина всхлипнула. Беда всех сильных женщин — окружающие так привыкают на них опираться, что совершенно теряют чувство меры. А женщина — она ведь не лошадь, она существо нежное и хрупкое. Скотина все-таки этот Макар. Где его носит, когда семья в нем так нуждается?
— Отдохните, вам необходима передышка. Все будет хорошо.
— Ох, Женя, я так рада, что вы появились у нас в доме! — вздохнула Гольцова, утерла слезы и пошла к себе.
Я заглянула к близнецам. Аня и Антон скакали на кровати в комнате мальчика. Оба выглядели близкими к помешательству и красными, как свекла. У детей такое бывает — сначала они веселятся, а потом просто не могут остановиться. Обычно подобное веселье заканчивается слезами — нервной системе ребенка нужна разрядка.
Я поняла, что злюсь на Василия. Конечно, он такой… жалкий, но раз он берет деньги за свою работу, следует хоть как-то ее выполнять, верно?
Было всего пять часов вечера, но за окном быстро сгущались сумерки. Я подошла и погасила свет.
— Ой, почему темно? — заныла Аня.
— Включите немедленно! — потребовал Антон. — Мы еще не закончили играть!
Я не обратила внимания на его слова. Если я скажу «хватит беситься», впереди долгий затяжной скандал. Дети не привыкли, когда им перечат. Я заметила, что все «помощники по хозяйству», а попросту говоря, слуги обращаются с детишками так, будто те хрустальные. Дело, думаю, не только в искренней любви к хозяйским чадам. Хотя, к примеру, Степаныч действительно любит близнецов.
Ситуация сложнее, чем кажется. Детишки не по возрасту умны, вдобавок, несмотря на антураж традиционного поместья, в доме Гольцовых не очень здоровая атмосфера. У каждого из обитателей свои тайны. Родители близнецов вообще ведут теневую жизнь… Чего стоят беседы Макара по телефону с таинственным «зайцем» и его постоянное отсутствие! Да и Катерина Ивановна не так проста, как кажется. Да, она известная в городе актриса, хорошая мать и добрая хозяйка для слуг… Но она явно в курсе того, кто угрожает ее детям. Тогда почему молчит? Дело нечисто, ежику понятно. Покойный советник Гольцов — вообще главный источник неприятностей. Судя по всему, он унес в могилу не все свои тайны…
В общем, ничего удивительного, что детишки недоверчивы и высокомерны. Сегодня за завтраком я слышала, как Аня разговаривала с Машей. Бедная девушка едва сдерживала слезы. Еще бы, если она даст отпор дочери хозяйки, то потеряет место. А Вася? Как близнецы обращаются с учителем? Вася, конечно, сам виноват, но и дети совершенно распустились. Нездоровая атмосфера усадьбы никому не идет на пользу. Вон, даже у Катерины стали сдавать нервы…
Что нужно детям для счастья? Любовь окружающих и уверенность в завтрашнем дне. Ну, с любовью в этом доме дело обстоит не так уж плохо, а вот с уверенностью — полный швах. Через некоторое время детям предстоит навсегда покинуть родной дом, уехать за границу. Возможно, им будет лучше в Швейцарии — по крайней мере, там им не грозят покушения на жизнь… Но близнецы поймут это не скоро. А пока их маленький мир трясет и лихорадит, скоро он вообще разлетится вдребезги. Дом, школа, одноклассники, друзья, родные, слуги, наконец, — все это останется далеко.
Если я хочу помочь этим детям, я должна дать им то, чего так не хватает близнецам, — уверенность в завтрашнем дне.
Но сначала их нужно успокоить. Я зажгла настольную лампу и поставила ее так, чтобы свет падал на стену. Близнецы заинтересовались и подползли поближе.
— Теневой театр приглашает почтеннейшую публику! Только одно представление! Спешите!
Я говорила металлическим голосом слегка «в нос», каким дублировали фильмы во времена пиратского кино. Точно таким произносят: «Давным-давно в далекой галактике бушевали звездные войны…»
Теневой театр — очень древнее развлечение. Придумали его, наверное, еще первобытные люди, сидя у костра в пещере. Но оттого, что оно такое древнее, оно не становится хуже. Меня научил этому мой отец — давно, еще в те времена, когда у нас были прекрасные отношения и он был для меня не подлым предателем, а любимым папой, самым сильным и умным, самым надежным на свете.
