Михаил Март - Портреты в черных тонах (Стеклянная тень – исход)
– Но при чем здесь ты? – удивился Дмитрий.
– Видимо, Роман понял, что и он не вечен. И еще. Он хочет остаться в стороне, а поединок с Мезенцевой доверить мне. Под своим чутким присмотром. Я не думаю, что Рома так глуп и мечтает захватить компанию Мезенцева. На такой финт у него ума не хватит. Но разорить конкурента он способен. Не Аркадия, разумеется, а его дочь. И не сам, а моими руками. Это спектакль. Он формально назначает меня председателем совета директоров, а сам уходит на пенсию. Но компания остается в его собственности. Я лишь стану высокопоставленным чиновником. От всех этих пертурбаций завещание не изменится. Даже если мне придется лезть из кожи вон, по завещанию я получу только сорок процентов. Львиная доля достается Наташке, его дочери.
– Наташа знает о завещании? – Митя пристально посмотрел на метущуюся подругу.
– Соплива еще. До восемнадцати лет она ничего не узнает. Но этот час настанет. Безмозглая дуреха может продать свою долю, и тогда я стану банкротом.
– Как я слышал, Наташа – девочка с характером и общается со всяким отребьем. Может и к наркотикам пристраститься. Мало ли что? Всякое может случиться.
– Что бы с Наташкой ни случилось, виноватой буду я. Девушкой можно заняться только после смерти мужа.
Эти слова прозвучали как заявление.
– Ты это серьезно, Эля? – после паузы спросил Дмитрий.
– Мне не оставили другого выбора. Ты думаешь, Митя, я израсходую свои лучшие годы, горбатясь на старого дурака? Он еще двадцать лет проживет, мне уже будет пятьдесят семь.
– А мне шестьдесят. Поздновато начинать новую жизнь.
– Вот именно. Плод созрел, его надо сорвать. Или пан, или пропал! Мое решение окончательное.
– Не торопись. – Дмитрий выдержал паузу. – Я женюсь на Марии Мезенцевой.
От растерянности Эльвира села на стул, и ее руки повисли вдоль туловища, а взгляд стал стеклянным.
– Это решение принял не я, а она, – продолжил Кирзачев. – Я даже жаловался Мезенцеву, но он отмахнулся: «Я не вмешиваюсь в личную жизнь дочери». Это все, что он мне сказал.
– Ты ее любишь?
– Я люблю только тебя. Но если я женюсь на ней, то облегчу твою задачу.
– Нашу задачу.
– Конечно. Развестись никогда не поздно. Это же не проблема. Иметь своего человека в стане врага, да в таком качестве? Находясь рядом с Машей, я буду знать о каждом ее шаге. О чем еще можно мечтать?
– Именно что мечтать! – Эльвира хлопнула кулаком по столу. – Ты же будешь с ней спать! Она же не крокодил, и красивее меня. Все об этом говорят.
– С лица воду не пить. Мария по природе своей не может быть чьей-то женой. Мужчины шарахаются от нее. На первых порах в нее можно влюбиться, но потом она начинает на тебя давить, как пресс, и изо рта кишки лезут. Я знаю, чем кончались все ее любовные истории. От нее все мужчины сбежали, несмотря на ее красоту и богатство. Меня она тоже не любит. Маша не способна на эти чувства. Я не думаю, что ты должна ревновать меня к манекену. Я же не устраиваю тебе сцен из-за того, что ты спишь с мужем. Теперь мы будем в равном положении.
– Но у нас не останется времени для встреч.
– Мы свое наверстаем. Если ты строишь такие грандиозные планы, то чем-то придется пожертвовать.
– Почему она выбрала именно тебя?
– Самодурство. Сегодня ей понравилась эта игрушка. Надо пользоваться моментом.
– Ты к ней привяжешься! – не унималась Эльвира.
– Мне сорок лет. Пока я смог привязаться по-настоящему только к тебе. Я же не мальчишка.
Эльвира расплакалась. Митя не стал ее успокаивать, зная эмоциональную натуру возлюбленной.
5.
Казимир Поглазов, царево око, никогда не проявлял собственной инициативы. Он всегда строго следовал инструкциям. И только когда ему говорили: действуй по собственному усмотрению, Зюток давал волю своему огромному опыту дипломата, разведчика-нелегала и многим другим способностям, о которых мало кто догадывался.
Следом за Машей он по ее поручению отправился в деревню, где жила Оксана Русакова. План Маши казался ему бредовым, но очень необычным и дерзким, а потому мог сработать.
– Оксана Васильевна, я адвокат, – представился Казимир, – и мое дело спасти вашу дочь от неминуемой гибели. Для этого требуются колоссальные деньги. Даже у Маши таких нет, а к Мезенцеву обращаться бесполезно. Но есть Сутягин.
– Такой жлоб копейки не даст. Мерзавец. Вот его надо было тогда сдать брату.
Они сидели на лавочке перед домом и тихо разговаривали. Оксана узнала правду о положении дочери в колонии. Она ждала Анну уже пять лет, считала дни, и вот все рушилось на глазах.
– Я задам вам несколько нескромных вопросов, но прошу на них ответить. Первые дни Аркадий и Роман оба прятались в вашем доме?
– Да. Недели две. Весь район обложили, а преступники как сквозь землю провалились. Так оно и было, Аркашка с Ромкой в подвале сидели. Обыск у меня не делали, так что они чувствовали себя в безопасности. Круглые сутки самогонку пили.
– Вот это очень важный момент. А Сутягин к вам не приставал?
– Конечно, приставал. А Аркашка, наоборот, от страха дрожал, и ему не до баб было. После того как Ромка свалил, и Мезенцев успокоился. Тогда он ко мне под одеяло и прыгнул. Чего греха таить, парень он был видный, а я жила одна.
– И это длилось два месяца. Выпутавшись из капкана, он к вам приезжал?
– Несколько раз, пока не свалил от греха по– дальше.
– Сутягин знал о вашей связи с Мезенцевым?
– Не думаю. Аркашка постеснялся бы ему сказать, что спит с деревенской бабой. Они же друг перед другом хорохорились, кто из них круче.
– У вас точно ничего не было с Сутягиным?
– Нет. Я не подстилка. Меня от него тошнило. Правда, пару раз он просыпался в моей кровати. Сладить с пьяным мужиком я не могла, поэтому спала на печи.
– Но он этого не знает? – спросил Казимир.
– Да мне плевать, что он там знает.
– Извините. А у вас нет ничего выпить?
– Самогон. Будете?
– С удовольствием.
Они прошли в дом, и Казимир осмотрелся. Одна небольшая комната, три окна, умывальник, тут же газовая плита с большим привозным баллоном, стол и кровать с кружевным подзором в углу.
Женщина спустилась в подвал и принесла бутыль самогона на два с половиной литра.
– Выпьете со мной за компанию? – предложил Казимир.
– А почему нет? Радостных вестей вы мне не привезли.
– Да уж, извините. А лед у вас есть?
– И лед есть. Прикладываю к голове. Спазмы замучали.
Оксана достала из морозилки форму со льдом и выбила пару кубиков для гостя. Самогонка со льдом – очень необычное сочетание.
– У меня есть идея, – продолжил Казимир. – Вряд ли она сработает, но мы в таком положении, когда нельзя упускать ни малейшего шанса.
– Только на Сутягина не рассчитывайте, – отрезала Оксана.
– И все же стоит попробовать. В лоб действовать нельзя. Вы напишите дочери письмо. Мол, неизвестно, выживет она или нет, и вы решили рассказать ей правду. В письме вы должны написать об ее отце и назвать его имя. Роман Григорьевич Сутягин.
– Но Анна знает, кто ее отец на самом деле, – возразила женщина.
– Письмо никогда не попадет ей в руки. Его прочитает только Сутягин. Сейчас вы подпишите договор. Я его уже заготовил. Согласно ему вы наняли меня в качестве адвоката. Это и будет поводом моего прихода к Сутягину. Я представляю интересы вашей дочери и пришел за помощью к ее отцу.
– Хитро. Думаете, сработает?
– Не знаю. Но мы обязаны использовать любой шанс. Речь идет о жизни и смерти вашей дочери.
– Ради Анюты я все сделаю.
Оксана подписала договор, а потом накатала письмо аж на трех страницах. Казимир трижды заставлял Оксану переписывать все сначала. Получилось очень убедительно и красочно – во всех деталях, и даже о преступлении, совершенном Мезенцевым и Сутягиным, упоминалось.
– Он же меня убьет как свидетельницу, – сказала Оксана, поставив точку.
– Он вас не найдет. Я сумею сделать все деликатно, – заверил ее Поглазов.
В чем заключалась деликатность Казимира, сказать очень сложно. После выпитой стопки Оксана упала замертво. Поглазов поднял ее и перенес на кровать, потом надел перчатки и убрал все следы своего присутствия. Вынул из портфеля старые газеты с портретами Сутягина и состряпанный якобы семейный альбом, где тоже были фотографии Сутягина. Нашел в доме укромные уголки и спрятал привезенные улики. Два листочка с черновиками письма к дочери, начатыми, но не законченными, оставил на столе. Об убийстве в черновиках не было сказано ни слова.
Обыскивая дом, Казимир наткнулся на толстый блокнот и папку, набитую исписанными листками. Найденное он убрал в портфель, так же как написанное Оксаной письмо и договор. Особенно Поглазова интересовал дверной запор. Он обратил на него внимание, как только вошел в дом. На двери обычный крючок, а на косяке петля – подковообразная пластина, прибитая намертво.
