Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня
– Что ж, чудесно. – Улыбка у антиквара получилась откровенно кислой. – А чем я вам могу еще быть полезен? – Он выжидательно взглянул на Татьяну.
Однако она совсем не спешила удовлетворять его любопытство. Неспешно прошлась по магазинчику. Щелкнула по носу уродливую гипсовую собаку. Приостановилась у аляповатого фарфорового блюда. Примерила подле мутного зеркала смешную, вязанную крючком белую шапочку.
– Вам идет! – похвалил антиквар.
– А по-моему, просто жутко. – Таня вернула головной убор на место.
Ткнула пальчиком в стеклянную, запертую на ключ витрину. Попросила:
– Покажите мне вон тот кулон!
– О-о, это совершенно исключительная, старинная, филигранно исполненная вещица! – оживился антиквар.
Отомкнул запоры, вручил драгоценность Татьяне. Она мимолетно взглянула на ценник:
– Десять тысяч евро?.. Неслабо.
– Девятнадцатый век! Бриллиант в центре – почти два карата!
Девушка усмехнулась:
– Да неужели?
– Даже чуть больше, и чистоты исключительной. Я покажу вам сертификат!
– Качество неплохое. Но только это не бриллиант. Циркон. Или, скорее, просто горный хрусталь, – усмехнулась она.
– Вы шутите, – неуверенно улыбнулся Гануш.
– Я просто прекрасно разбираюсь в драгоценностях. – Садовникова небрежно швырнула кулончик на прилавок.
Взглянула старику в глаза. Выпалила:
– А еще я всегда чувствую, когда мне лгут.
Его глаза метнулись влево и вниз – верный признак, что врет, – однако голос звучал твердо:
– Я не понимаю, какие ко мне претензии!..
Татьяна же придвинулась к нему еще ближе, выдохнула:
– Мне нужно знать правду. Когда Мирослав впервые после того, как удрал из страны, появился у вас в лавке?! И только попробуйте меня еще раз обмануть!
– Я же сказал вам! Он приехал в девяностом году, сразу после амнистии Гавела!
– О’кей, – усмехнулась она.
Взяла с прилавка кулончик, протянула продавцу золотую кредитную карточку:
– Я беру это. И не забудьте приложить сертификат.
Подмигнула продавцу:
– Экспертизу проведут максимум за неделю. Сколько у вас в Чехии дают за мошенничество? Пару лет? Хотя нет. В тюрьму вас, почтенного господина, не посадят. Но штраф за обман покупателей наверняка назначат неслабый. Тысяч двести, триста евро плюс потеря лицензии. Как вам такая перспектива?..
«Жаль будет, если камень – настоящий. Останусь тогда вообще без копейки», – пронеслось у нее в голове.
К счастью, интуиция не подвела. Золотой карточки Гануш не принял. Вкрадчиво произнес:
– Может быть, выберете в моем магазине что-то другое? Я даже готов подарить вам любую вещицу, которая приглянется…
– Не нужно мне вашего барахла, – с достоинством откликнулась Татьяна. – Просто ответьте на вопрос. Один-единственный. Когда Мирослав после своего бегства из страны впервые явился к вам в лавку?!
Гануш угрюмо молчал. Таня решила ему помочь:
– Не было никакой встречи двадцать лет назад. Мирослав – как удрал тогда из страны – больше в Чехии не объявлялся. И знать о себе не давал. А тут вдруг примерно месяц назад вынырнул, как черт из коробочки. Попросил вас принять участие в небольшом спектакле…
Антиквар взглянул на нее чуть не со страхом:
– Откуда вы знаете?
– Слухами земля полнится, – отрезала Таня. И продолжила давить: – Он передал вам старое ожерелье – то самое, с изумрудом. Тоже, наверно, фальшивка?
Гануш промолчал, а девушка с азартом продолжала:
– Мирослав сказал вам, что скоро, очень скоро в магазине появится Юля. Та самая девушка из его прошлого. И вам следует отдать ей ожерелье. А главное – обязательно убедить ее, что Мирослав не имел намерения тогда, давно, ее бросить. Что уехал он из страны не по своей воле. И по-прежнему мою мать любит. Любил – все эти годы.
– Но, Таня, – Гануш выглядел теперь совсем жалко, – разве в его просьбе было что-то… нехорошее, криминальное?.. Какая, в конце концов, разница – хранил я ожерелье двадцать лет или получил его лишь сейчас?.. Он попросил сказать так, потому что подобная версия, на его взгляд, выглядела более романтично… Я с ним согласился. По-моему, все нормально.
– Зачем Мирославу понадобилась моя мама? – рявкнула Татьяна.
Гануш прижал обе руки к груди:
– Не знаю, клянусь богом, не знаю! Он говорил только о том, как любил ее тогда, давно… И как хотел бы снова встретиться с нею… Любовь ведь не умирает. Никогда.
– Значит, путевку в Карловы Вары ей тоже предложили неслучайно, – пробормотала Садовникова. – Как я сразу не догадалась? Нет сейчас никаких социальных квот на лечение за границей… Еще и сэкономить на матери решил. Отель заказал поганый!
Сердце теперь не просто подрагивало – колотилось, как бешеное.
Взять напрокат машину, поехать на их эти пивные ванны? Припереть мошенника к стенке, выяснить, что у него на уме?!
Таня решительно двинулась к выходу.
– А кулон? – всхлипнул ей вслед антиквар.
Совсем забыла – до сих пор держала его в руке!
Она приостановилась, швырнула подделку на прилавок. А на прощание пообещала:
– Если с матерью что случится, я так этого не оставлю. К черту твой магазин разорю.
И от души (колокольчик аж заверещал) хлопнула дверью.
Вышла из затхлой лавчонки. Сделала пару глубоких вдохов. Постаралась взять себя в руки. Правда, что ли, немедленно мчаться на поиски матери? А если та действительно принимает пивные ванны? Хороша она будет: дочка-клушка. Сама, можно сказать, почти старая дева, и матери личную жизнь мешает построить.
Да и в чем она может формально Мирослава обвинить? В давних смертях, что произошли во время его дежурства? Но ведь случились они много лет назад, вина хирурга доказана не была, уголовное дело закрыли. А что ожерелье Ганушу он вернул не в девяностом году, а только сейчас, и вовсе не преступление. Всего лишь маленькая хитрость, романтическая уловка… Прав антиквар.
Матушку, конечно, надо предупредить, чтоб поосторожнее была со своим любовничком. Но горячку пороть не следует. Спокойно поговорить с нею вечером, после ужина.
И Таня – почти успокоившись – отправилась в отель.
Улыбнулась швейцару, приветливо махнула девочкам с рецепшен. Прежде чем войти в собственный номер, толкнула дверь маминого – и та неожиданно подалась.
Садовникова в недоумении застыла на пороге. Постель без белья, пылесос в углу… И – ни единой вещи!
А из ванной комнаты уже спешила навстречу горничная:
– Простите, пани, вы, наверно, ошиблись номером?..
– Где дама, что жила здесь? – рявкнула Таня.
– Я… я понятия не имею, – растерялась уборщица.
Татьяна ругнулась. Лифта дожидаться не стала, помчалась на рецепшен по лестнице. Выдохнула (голос прерывался):
– Госпожа Садовникова. Джулия. Где она?..
– О, мадам из номера два-два-три? Она сегодня уехала. В двенадцать дня, в расчетный час.
– Я ее дочь. Она ничего не просила мне передать?
– Нет. Мадам, – служительница лукаво улыбнулась, – была со спутником. И выглядела очень счастливой…
– Вообще бред, – растерянно проговорила Татьяна. – А они не сказали, куда поедут?
– Я… я что-то слышала про аэропорт. Но не уверена, – с сомнением произнесла сотрудница.
«Уехать? Тайком? Неизвестно с кем? Неизвестно куда?»
Даже отпетая авантюристка Татьяна – хоть в подростковом возрасте, хоть сейчас, когда уже самостоятельна и свободна – всегда мать, пусть коротко, предупреждала: «Я жива, все хорошо, еду туда-то».
…Впрочем, Юлия Николаевна тоже оказалась не совсем уж свистушкой.
Когда Таня поднялась в собственный номер, на полу под дверью ее ждала записка:
«Дорогая Танечка! Прости меня, но я, похоже, сошла с ума. Мы с Мирославом уезжаем. Хотим вместе посетить те места, о которых я мечтала, когда была молодой – и не могла себе позволить там побывать… Я так счастлива, что мои давние надежды, наконец, сбываются! Мне очень неудобно, что я бросаю тебя на курорте одну-одинешеньку. Прости меня – но ты ведь тоже знаешь, что такое влюбляться, правда?
Целую тебя крепко.
Мама».* * *Наши дни. Москва. Таня Садовникова
Закладывать маму Валерочке Тане совсем не хотелось. Но только кто, кроме него, мог помочь?..
И на следующий же день по возвращении в Москву Татьяна направилась в гости к отчиму.
О том, что едет, предупредила его всего за час, потому обед ее ждал относительно скромный: отбивная с жареной картошкой и пышущие жаром, только что из духовки хачапури.
– Сплошной холестерин, – пригвоздила Татьяна.
– Но ведь вкусно! – простодушно улыбнулся отчим. – Тем более ты вернулась с вод. Желудок после процедур чувствует себя великолепно, легко перенесет любые излишества.
– Мой-то – да, – улыбнулась она. – А твой?
– А я по новой системе питания живу. На завтрак можно есть все, что хочется. На обед – все то же, но в меньших количествах…
