Татьяна Коган - Человек без сердца
Глеб невольно улыбнулся: иногда друг выдавал такие перлы, что хотелось записывать. Тем не менее радостного настроения приятеля Глеб не разделял. Конечно, хотелось считать, что современная медицина творит чудеса, но слишком много факторов должно сойтись, чтобы чудо свершилось. Порой есть и возможности и желание — но один маленький нюанс перечеркивает успех. Так было с Юрой. Вроде и почка для трансплантации нашлась, и операция прошла успешно, и процесс приживания донорского органа протекал без критических эксцессов. Жить бы еще парню и жить. Не повезло: попал не к тем врачам и умер в больничной палате. Все научные и медицинские достижения по-прежнему держатся на обыкновенной удаче. Глеб искренне желал, чтобы Джеку повезло больше, чем Юрке.
— Эй, старик, ты на проводе? — послышалось из телефонной трубки. — Ты сам-то куда пропал? Увидимся сегодня?
— Извини, Макс, у меня тут дел по горло накопилось. Хочу разгрести.
— Нужна помощь?
— Возможно, — неопределенно ответил Глеб. Задачи, которые ему предстояло решить, были довольно специфическими. Привлекать товарища вряд ли имело смысл. Да и своих проблем Максу хватало с головой.
— Ты не скромничай. Имей меня в виду, договорились?
— Договорились, — соврал Глеб. — Что слышно от детектива?
— Ничего, — мрачно ответил Макс. — Говорит, как только, так сразу.
— Держи меня в курсе.
— Само собой. — Приятель помолчал. — Думаешь, Лизка найдется?
Честно говоря, на сей счет Глеб не думал. У него имелись вопросы поважнее. Да и что еще он мог предложить для эффективного поиска подруги? Услуги частного сыщика оплатил, а других идей пока не появилось. Оставалось только ждать, полагаясь на профессионализм нанятого специалиста.
— Найдется, — убежденно произнес Глеб. — Лиза всегда умела за себя постоять.
— Ты сильно переоцениваешь ее способности. — Голос друга прозвучал резко. — Может, она и стерва в чем-то, но по большому счету обычная баба. Куда ей тягаться против мужика.
— Прежде она отлично справлялась с мужиками, если не своими, то чужими руками, — зло ответил Глеб. — Если я участвую в ее поисках, то вовсе не от великой любви, и, думаю, ты сам это понимаешь. Твои чувства — это твое личное дело. Но мне их навязывать не стоит.
— Вон ты как заговорил, — медленно протянул Макс. — Я грешным делом подумал, что ты вернулся и у нас все будет, как раньше. Ошибся, по ходу.
— «Как раньше» — это как? Убивать людей ради прихоти или корысти? — Глеб усмехнулся. — В таком случае ты не ошибся, как раньше, не будет. Но я не отказываюсь участвовать в решении нынешних проблем. Я не буду стоять в стороне и наблюдать, как ты один разгребаешь дерьмо, которому мы все вместе послужили причиной.
— Я понял, старик, — сухо произнес Макс. — Спасибо за благородство.
— Ничего ты не понял. — Глеб повысил голос, постепенно раздражаясь. — Благородством тут и не пахнет. Я всего лишь признаю свою ответственность. Мы попали в незавидное положение, но мы выберемся, если будем мыслить по-деловому, а не опускаться до дискуссий о том, кто кого любит, а кто нет.
— Лады. Как будут новости, я тебе сообщу, — бросил Макс и положил трубку.
Глеб вздохнул, еле поборов желание что-нибудь немедленно разломать. Последние дни выдались особенно напряженными, и он прилагал немалые усилия, чтобы сохранять холодный ум. Навалилось все сразу, и было непонятно, в какой последовательности решать задачи и как. Приоритетом были поиски Гали и идентификация личности мстителя. И хотя Глеб не сомневался, что именно Велецкий является тем самым инкогнито, это нисколько не упрощало ситуации, а может быть, даже наоборот.
Как извернуться, чтобы Велецкий прекратил мстить, удовлетворившись достигнутым, и остался для Макса неизвестным? Прийти к нему добровольно с повинной? Мол, казни меня, мудрый царь, а других помилуй? Идея, достойная премии Дарвина… Может, какая-то часть идиотизма в Глебе и присутствовала, но вот жертвенностью он точно никогда не отличался. И ладно бы, если эта жертвенность сработает. Но ведь гарантий никаких.
Самое противное, что подумать толком на эту тему у Глеба не получалось. Едва он настраивался на то, чтобы всерьез просчитать варианты выхода из затруднительного положения, мысли устремлялись в иное русло. Туда, где не было ни зарвавшихся друзей, ни свихнувшихся одноклассниц, ни озлобленных мстителей. В новый, особенный мир, где билось крошечное сердце.
Родители Гали отказывались выходить на контакт. Глеб предпринял не самый благородный, но действенный шаг — подкараулил их у подъезда. Они возвращались из магазина — Григорий Петрович, отец, нес три тяжелых пакета, Елена Алексеевна, мать, шла налегке. Первой заметив зятя, она остановилась и тронула мужа за локоть.
Глеб виновато улыбнулся:
— Здравствуйте. Простите за назойливость.
Теща осуждающе покачала головой и собралась было выдать гневную тираду, но муж остановил ее:
— Лена, поднимись в квартиру. Я поговорю с ним сам.
— Да о чем с ним разговаривать, Гриша? Ты забыл, в каком состоянии была дочь? Гнать его поганой метлой и не пускать на порог! А ну, иди с глаз долой, — угрожающе насупилась женщина, адресуя последнюю фразу растерявшемуся зятю.
— Лена, поднимись в квартиру. Я скоро буду, — не меняя спокойной интонации, повторил муж и прислонил к домофону ключ, открывая дверь подъезда.
Теща негодующе всплеснула руками, но от дальнейших споров воздержалась. Бросила на зятя колючий взгляд и зашла в подъезд.
Григорий Петрович подошел к лавочке, со скорбным видом поставил пакеты на землю и сел. Глеб последовал его примеру. Какое-то время они молчали. Потом тесть достал сигареты, похлопал по карманам брюк и пиджака и, не найдя зажигалки, отложил пачку на сиденье.
— Вот, возьмите, — сказал Глеб, протягивая свою зажигалку.
— Спасибо.
Оба закурили. На улице было тихо, лишь на детской площадке неподалеку скрипели качели. Стоял ленивый московский полдень, в неподвижном воздухе висел запах пыли и бензина. Григорий Петрович затушил окурок о край мусорного бака и тяжело вздохнул:
— Не знаю, что такого ужасного ты натворил, но Галя была сама не своя. Она и правда больше не хочет тебя видеть.
Глеб оперся локтями о колени и сжал голову руками. Так много хотелось сказать, объяснить, что никогда бы не причинил вреда любимой женщине, что не претендует на возобновление отношений. Он понимает, что не заслуживает второго шанса. Однако имеет право видеть и воспитывать родного ребенка.
Глеб опустил руки и с отчаянием поглядел на собеседника.
— Я знаю, что она родила моего ребенка.
Григорий Петрович отрицательно помотал головой.
— Ты ошибаешься.
Глеб опустил глаза на пакеты с продуктами. В одном из них лежала плюшевая игрушка. Пожилой мужчина проследил за его взглядом и смущенно отвернулся.
— Я не отберу у нее ребенка, вы же знаете меня не первый год, — тихо произнес Глеб. — Я всего лишь хочу участвовать в его жизни. Наблюдать, как он растет. Поддерживать его.
— Дочка тоже знала тебя. Однако сбежала без оглядки. Чем-то ты ее очень потряс, — куда-то в пустоту ответил тесть. — Я ее отец. Я не могу рисковать. Дочь попросила нас держать язык за зубами. Но я все-таки скажу тебе кое-что.
— Я слушаю.
— Она счастлива.
Глеб пытливо взирал на собеседника, явно ожидая подробностей. Григорий Петрович повертел в руках пачку от сигарет, внимательно изучив надписи, и сунул в карман.
— Она счастлива. У нее новая семья. Если ты желаешь Галине добра, оставь ее в покое.
— Вы бы отказались от своего ребенка? — горько усмехнулся Глеб.
— Ситуации бывают разные, — неуверенно протянул тесть. Разговор явно смущал его.
— Хорошо, — неожиданно согласился Глеб и протянул ему руку. — Всего хорошего. Не буду вас больше терзать.
Григорий Петрович с облегчением ответил на рукопожатие и поспешно встал.
— Прощай. Зла не держи. — Он поднял пакеты и зашагал к подъезду.
Глеб проводил взглядом его сутулую спину и понял, что не отступится, пока не увидит своего сына. И трижды наплевать, что бывшая жена отыскала себе нового спутника. Ребенок никогда не станет тому родным.
Глеб по-прежнему любил Галю. И хотя острая боль от расставания утихла, тоска и сожаление никуда не исчезли. Он искренне хотел, чтобы она обрела счастье. Но все же известие о том, как быстро она утешилась, неприятно удивило. В последний раз, когда они виделись, Глеб заметил равнодушие жены. И все-таки надеялся, что это искусная игра, а не настоящее безразличие. Он не мог уразуметь, что некогда сильное чувство способно угаснуть за считаные мгновенья. Какую бы боль Галя ни причинила Глебу, он вряд ли отказался бы от нее. Огорчился бы, обиделся. Но не разлюбил.
Конечно, он мужчина, и менталитет у него соответствующий. Но черт побери, разве истинные чувства имеют половую принадлежность? Глеб раздраженно сплюнул.
