Анна Князева - Роман без последней страницы
– Вот ты про что, – неохотно обронила Дайнека.
– Зачем ты пригласила следователя в наш дом?
Для Дайнеки настал момент истины. Теперь придется раскладывать свои поступки по кучкам, потому что предъявить отцу целостную картину всего случившегося было бы самоубийством.
– Я жду, – напомнил Вячеслав Алексеевич.
– В общем, так… – После такого начала обычно оставалось время подумать. Но только не в этот раз.
– Людмила! – Такой окрик входил в арсенал отца, однако использовался им не часто.
– Я отдала ему ключ, который нашла в той квартире, и все рассказала…
– Про то, что видела убийцу?
– Да.
– Про то, что слышала голоса наверху?
Дайнека кивнула.
– Зачем? – тихо спросил отец.
– Они обвинили в убийстве Юрия Цыбина, а он – ни при чем.
Отец пристально смотрел на нее любящими несчастными глазами.
– А тебе не все равно?
– Нет.
– Ты знала его?
– Видела только раз.
– И ты готова ради него рисковать жизнью? – грустно спросил Вячеслав Алексеевич.
– Не ради него.
– А ради чего?
– Ради справедливости.
Вячеслав Алексеевич порывисто обнял дочь и крепко прижал к себе.
Она мгновенно растворилась в его покровительстве, в его отцовской любви.
– Папочка…
– Знаю, доченька, знаю…
– Мне так не хватает тебя.
– Не бойся. Я смогу тебя защитить. – Он отпустил ее и решительно огляделся.
Дайнека поторопилась заметить:
– На дачу я не поеду!
– Не волнуйся, это я уже понял.
– С чего ты взял, что я нуждаюсь в защите?
– В прошлый раз ты рассказала мне про «Бентли», что стоял у нашего подъезда…
Дайнека поблагодарила Бога, что не рассказала ему про то, что этот «Бентли» чуть не заутюжил ее своими колесами.
– Да, – с готовностью подтвердила она.
Почувствовав некую недоговоренность, Вячеслав Алексеевич изучающе на нее посмотрел. Он хорошо знал свою дочь.
– Предположим, что именно так и было: он только стоял у подъезда…
– Почему предположим? – возмутилась Дайнека.
Она совсем не хотела чувствовать себя конченой вруньей. Утаить часть правды во благо – святое дело. Тем более от признания, что ее стукнули бампером, ничего не изменится.
– Я чувствую, ты чего-то недоговариваешь.
– Просто не думала, что это существенно, – призналась она.
– А теперь?
– Теперь понимаю, что нужно рассказывать.
– Ну, так говори.
– Тот, кто вышел из этой машины – был с охраной…
– Что? – насторожился отец.
– С ним были два человека.
– Ты хорошо его разглядела?
– Нет. Видела со спины, когда он заходил в подъезд.
Отец облегченно откинулся на спинку дивана, но Дайнека добавила:
– Он вошел в лифт и поднялся на третий этаж. Потом я услышала его голос в квартире над нами.
– Там же кино снимают.
– Тогда еще не снимали. Квартира была пустой.
– Но как он туда попал?
– Наверное, у него были ключи, или кто-то ему открыл.
Вячеслав Алексеевич на минуту задумался.
– Хозяин квартиры или член съемочной группы?
– Съемочной группе выдали ключ только следующим утром, когда начался срок аренды. Правда, был еще один – запасной, он лежал в тумбочке, и его украли. Потом я нашла ключ в комнате, где убили Полежаеву.
– Откуда ты все это знаешь?
– Сережа сказал.
– Кто это такой? – Вячеслав Алексеевич придвинулся ближе.
– Заместитель директора съемочной группы.
– Сколько ему лет?
– Лет двадцать…
– Ясно. – Он разочарованно кивнул. – И этот Сережа, конечно же, все знает.
– Мне пришлось ему рассказать. Он первым обнаружил труп Полежаевой и сразу пришел ко мне.
– А ты не думаешь, что он замешан в этой истории?
Дайнека остолбенела, потом с чувством выдала:
– Он не мог.
Вячеслав Алексеевич встал, прошел в ее комнату и вернулся с ручкой и листом бумаги.
– Номер того «Бентли» запомнила? – Он был уверен, что дочь его помнит. Такая у нее особенность: помнить все, даже то, что неважно.
– Пиши… – сказала Дайнека.
Он записал цифры и уточнил:
– Цвет.
– Золотистый.
Вячеслав Алексеевич язвительно усмехнулся.
– По одному цвету можно определить, что внутри – дерьмо. – Набрав телефон, он заговорил в трубку: – Начальника отдела безопасности… Здравствуй, Сережа, запиши регистрационный номер автомобиля, немедленно пробей и срочно сообщи мне имя владельца. Записывай…
Дайнека не вмешивалась в этот разговор. В конце концов, ей тоже хотелось знать, кто хозяин той машины.
Отец продолжал говорить:
– Цвет? – Он усмехнулся. – Золотистый, Сережа. Цвет – золотистый. – Когда Вячеслав Алексеевич убрал телефон, он снова спросил дочь: – Почему ты считаешь, что хозяин «Бентли» был в той квартире? На лестничной площадке еще одна есть.
– Он кричал над моей головой.
– С чего ты решила, что кричал именно он?
– Если нет, остаются только охранники.
– И здесь с тобой не поспоришь.
Вячеслав Алексеевич включил телевизор и стал механически переключать каналы.
– Ждем звонка. Сейчас узнаем, что за гусь сидел в той машине. – Он остановился на новостях, выслушал, что говорит диктор, потом прокомментировал:
– Березин объявил об участии в выборах.
– В президенты? – уточнила Дайнека. – Это партия «Демократическая платформа»?
– Ее лидер. Думаю, он победит.
Услышав звонок, Вячеслав Алексеевич взял телефон.
– Да, слушаю… – По мере того, как ему говорили, он на глазах менялся в лице.
– Что? – Дайнека осторожно тронула его за руку.
– Так, – жестко сказал отец, сунув трубку в карман, – любые свои передвижения отныне ты согласовываешь со мной.
– Что-то случилось? – испуганно спросила она.
Вячеслав Алексеевич посмотрел на нее строгим взглядом.
– Я остаюсь здесь.
Глава 23
Флешбэк № 4
Деревня Чистовитое
ноябрь 1943 года
Манька открыла дверь и прошла из сеней в кухню. В хате было темно, пахло сеном и кислой опарой. Так пахло, когда мать натирала картошек, сцеживала воду и ставила кваситься. Утром, как встанет, подобьет тесто, растопит печь, скатает кругляш и посадит его на капустный лист. Сунет в печь, к обеду вытащит – вот тебе и картофельный хлеб.
– Маня! – С печи посыпалась ребятня. – Манька пришла!
Она обняла всех троих, прижавшихся к ее коленям и животу.
– Ты насовсем? – спросил самый старший. – От Петруши ушла?
Манька молчком села на лавку, сложила руки и низко склонила голову. Во дворе заскрипели ворота, в сенях стукнула дверь. В хату зашла мать, чиркнула спичкой, зажгла на припечке лучину.
Обернулась, увидела Маньку:
– Из хаты выгоню, суку!
Манька ничего не ответила, только ниже склонила голову.
Ребята влезли на печь. Теперь оттуда выглядывали их испуганные чумазые лица.
Мать подошла к Маньке и тяжело села на лавку.
– К мужику собираешься возвращаться?
– Да кто же меня примет? Кустиха сказала: иди откуда пришла. Ты ж сама на Обмолотках была.
– И здесь тебе делать нечего. Осрамила мать перед людями. Уходи, век бы не видеть тебя, бесстыжую.
– Куда ж мне идти? – Манька испуганно смотрела на мать. – На улице – снег, а у меня – лапоточки.
Мать встала, прошла в сени и скоро вернулась. В руках – огромные валенки, задник подшит кожей. Поставила их у лавки и отправилась в комнату. Вышла оттуда с белыми отцовскими кальсонами. Бросила их на валенки.
– Вот. Утром иди в Муртук, в леспромхоз.
– Мамонька! До Муртука сорок километров! По снегу я не дойду!
– Туда дорога прямая. В Нарве[12] Ману по льду перейдешь. Лед уже встал. Потом река Колба, а там и до Муртука недалёко. Спросишь, где живет Мария Саввична. Тетка не выгонит, приютит.
Дети на печке тихонечко заскулили:
– Жалко Манечку… Мамонька, не гони-и-и…
Мать злобно зыркнула, и головы вмиг попрятались. Она задула лучину, прошла в комнату и перед тем, как закрыть за собой дощатые створки, сказала:
– Я прощаю, и Бог простит. Утром уходи!
Манька осталась сидеть на лавке. В окно поскребли. Она вскочила и выглянула во двор. В темноте не разглядела, бросилась в сени, оттуда – к воротам.
У ворот к ней прижался Петруша.
– Матка твоя бабам сказала – прогонит тебя.
– Утром уйду в Муртук.
– Манечка… – Петруша заплакал. – Жалею тебя, бедную. – Он погладил ее по платку. – Видать, больше не увидимся.
Петруша вынул из-за пазухи тряпочку, в которую было завернуто что-то мягкое.
– Бери.
– Что это?
– Блины. С Обмолоток припрятал.
– Спасибо тебе, Петруша. – Она поцеловала его в голову. – Лихом не поминай.
Потом Манька слышала, как он плакал по дороге домой – в голос, будто ребенок.
Она ушла из деревни утром. Еще было темно. Влезла на горку, в последний раз посмотрела на темные избы, на клуб в дальнем конце деревни.
Ребеночек в животе заворочался.
Она улыбнулась и затопала огромными валенками по снежной дороге.
