Марина Крамер - Жить на свете стоит
Ника устыдилась своей настойчивости. Ирина сказала правду – с тех пор, как умерла ее мать, а случилось это еще на первом курсе, они стали практически неразлучны, и Ника была единственным хранителем всех тайн и секретов Ирины. И если она умолчала о разрыве с Иржи, значит, просто не была готова к разговору, выбирала момент.
– Я не обижаюсь. Ты меня прости, я в последнее время сама не своя, не понимаю, что происходит и со мной, и вокруг меня.
Еще на площадке Ника учуяла запах жареного мяса, идущий из-за ее двери, и это ей совершенно не понравилось. Масленников, у которого были ключи, приехал к ней и теперь хозяйничал на кухне. Ника тяжело вздохнула – ссориться не хотелось, притворяться, что все нормально, не было сил. И придется делать вид, что рада сюрпризу…
Артем как ни в чем не бывало вышел ей навстречу, на ходу вытирая руки полотенцем:
– Ты где это так долго гуляешь? Поздно уже.
«Играет роль заботливого мужа», – с легким раздражением подумала Ника, игнорируя вопрос и сбрасывая туфли. От непривычно высоких каблуков ныли ноги, хотелось побыстрее очутиться в ванной и опустить их в тазик с теплой водой.
– Наполни для меня ванну, пожалуйста, – попросила она, решив, что так будет, пожалуй, даже лучше.
Пока наливалась вода, Ника успела снять макияж, вынуть из прически шпильки, убрать в чехол до следующего раза вечернее платье глубокого изумрудного цвета и сунуть в коробку туфли на высоченных шпильках. В мягких уггах и халате Ника почувствовала себя немного лучше и надеялась, что пенная ванна усилит расслабляющий эффект. Но едва она улеглась в теплую воду, как в дверях возник Артем и молча начал стаскивать футболку и спортивные брюки. Ника промолчала, не хотела обострять.
Лежать в узкой ванне вдвоем оказалось совершенно неудобно, и Артему пришлось переместиться так, чтобы оказаться лицом к Нике.
– Не скажешь, где была? – миролюбиво спросил он, чуть шевеля ладонью в воде и направляя на Нику волну.
– В театре.
– С кем?
– Допрос? Предъяви санкцию!
– Санкция нужна для обыска, а ты сейчас вся как на ладони, – улыбнулся Артем. – Такая великая тайна?
– С Иркой.
Этот ответ был вполне нейтральным, правдивым и гарантировал, что по поводу билетов вопросов уже не последует. Ирина была девушкой состоятельной и вполне могла позволить себе пригласить подругу на такое мероприятие.
– Понравилось?
Ника чуть пожала плечами. Рассказывать о концерте не хотелось, а других тем, как ни странно, не нашлось. Такого раньше не было…
«Еще один звоночек, – с грустью констатировала Ника. – Даже поговорить не о чем…»
– А я сидел-сидел дома, да и подумал – а чего, собственно я, как сыч, тут прозябаю? Поеду к тебе, вместе побудем… Приезжаю – тебя нет, телефон не отвечает… – Артем внимательно следил за тем, как изменится выражение ее лица, но оно осталось непроницаемым.
– А если бы я совсем ночевать не пришла?
– А был вариант?
– Думаешь, у меня не может быть поклонников?
– Могут. Но я ведь тебя знаю – ты у меня девушка строгих правил, тебе отношения подавай, разговоры, театры, а уж потом если ты соизволишь, то до постели дойдет.
Ника удивленно посмотрела на любовника – такой разговор он завел с ней впервые.
– Я не поняла…
– А что непонятного? Ты в последнее время ведешь себя так, словно стараешься вынудить меня сделать первый шаг к расставанию. Вроде как самой не то неудобно, не то просто жалко, – с горечью проговорил Артем. – А я не собираюсь с тобой расставаться, Ника. Ты мой человек, мой до мозга костей, мне с тобой уютно, надежно, и другой мне не надо.
Ника молчала. Она не была согласна с Артемом, но возразить тоже особо было нечего. Она уже не считала Артема такой уж большой частью своей жизни, потому что поняла, что и без него может жить. А если может, значит, разрыв не будет смертельным. Но и терять Масленникова тоже не хотела.
Кроме того, Ника эгоистично и малодушно признавалась, что остаться без поддержки в той ситуации, в какой сейчас оказалась она, просто невозможно. Пусть Артем и не относится к происходящему серьезно, но все же он есть, он рядом, а это какая-никакая, а все-таки защита.
– Тема, не начинай, – попросила она примирительно, – ну сейчас ведь все хорошо, зачем ты?
Артем встал и потянулся за полотенцем, обернул его вокруг бедер и уселся на край стиральной машинки:
– Скажи, когда ты в последний раз меня хотела? По-настоящему, без притворства?
– Что за… – начала Ника и тут же осеклась, поняв, что он прав. Она действительно не могла этого вспомнить. В последнее время все попытки заняться любовью заканчивались до комичного одинаково и печально – просмотром фильма или – что еще хуже – тем, что Ника просто засыпала.
– Вот видишь! – почти с торжеством подытожил Артем. – И я не могу этого вспомнить. Такое ощущение, что я в тягость тебе.
– Не говори глупости, – попросила она, поняв, что надо срочно спасать положение – второй ссоры за довольно короткий промежуток времени она не выдержит. – И подай мне полотенце, вода совсем остыла.
Ника прекрасно знала, что по современным меркам полновата, но это никогда не являлось причиной ее головной боли. Она умела принимать себя такой, как есть, и не задумываться над тем, какое впечатление производит на кого-то ее внешность. «Могу позволить себе роскошь чихать на общественное мнение», – часто говорила она, если ей вдруг намекали на лишний вес. Ее это не тяготило, единственное, в чем Ника ограничивала себя, было сладкое, да и то, если уж сильно хотелось, могла и наесться. Знала она и то, что Артему она нравится такая, как есть – ни на килограмм меньше, а потому переживать по поводу несоответствия каким-то там выдуманным стандартам псевдокрасоты не собиралась. Вот и сейчас, когда Ника, выйдя из ванны, потянулась за полотенцем, она тут же поймала взгляд Масленникова, недвусмысленно намекавший на то, чего бы ему хотелось немедленно. Увы – сама Ника такой потребности не ощущала, но интуитивно чувствовала, что отказать не может, не должна. Пришлось смириться…
«Я просто хочу вернуть свою душу – ту, какой она была до встречи с тобой. Я хочу стать прежней Никой. Наверное, хочу остаться без тебя, созрела, что ли… Стану вновь такой, какой ты не хотел, чтобы я была. И делать буду то, что ты не мог, но с другими уже. И пусть между нами все разорвется, все, что связывало. Господи, если я так думаю, значит, все, конец? Неужели конец? Тогда почему мне больно? Почему так больно, как будто я отрезаю от себя кусок? Отрезаю и наблюдаю за тем, как кровь капает на ковер? Какая я дура…»
Она смотрела на спящего Масленникова, и ее разрывало. Одна часть ее хотела, чтобы Артем немедленно проснулся и ушел отсюда. Ушел насовсем. Но другая тихо постанывала: «Не надо, тебе будет больно, ты не сможешь без него, ведь ты его любишь». И Ника не знала, к чему прислушаться, какое решение принять. Вот уже несколько недель она боролась с собой и с этим противоречием.
«Мое самое ужасное заблуждение – ждать, что он изменится. Нет, этого не произойдет. После тридцати мужчина уже не способен на какие-то изменения. Особенно если в прошлом у него была семья, а потом он долго жил один. Он так привык, ему удобно, а я… Ну, что ж, я всего лишь приятное дополнение, возможность скоротать выходные, когда захочется. Женщина-праздник, перед которой нет обязательств, нет долга. Которая не обременяет ничем, не просит вынести мусор или ввернуть лампочку в коридоре. Зато стабильно с пятницы по воскресенье обеспечивает трехразовое питание, чистые рубашки к началу рабочей недели и удовлетворяет потребность в сексе. Почему я никогда раньше не задумывалась об этом?»
Она тихо выбралась из-под одеяла и, сунув ноги в домашние угги, тихо ушла в кухню, закрыла дверь и щелкнула кнопкой чайника. Часы над холодильником показывали половину пятого, под окном на дереве заливался соловей, поселившийся там недавно, и Ника хмыкнула – по пению птички можно было легко ориентироваться во времени. Ни разу соловей не запел раньше или позже половины пятого. Заварив чай, Стахова забралась с ногами на стул, подперла рукой щеку и снова задумалась. Отношения с Артемом зашли в тупик, из которого она уже не видела выхода. И даже не знала, хочет ли его искать, этот выход.
«И вот так всегда – он спит, получив свое, а я потом мучаюсь, разрываюсь от мыслей, лезущих в голову, и не могу уснуть. Зачем мне это? Отношения перестали приносить радость, превратились в тяжкую и нудную повинность, которую я по какой-то неведомой причине отбываю и не стремлюсь от нее избавиться. А почему, зачем?»
Чай остыл, Ника сделала глоток и поморщилась: переборщила с заваркой, и вкус напитка оказался нестерпимо горьким.
– Вот даже чай отвратительный, как будто ему передались мои мысли, – пробормотала она, вставая и направляясь с чашкой к раковине.
