Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Инна подошла к двери и прислушалась. Ничего. Только метель трется о стены.
Звонок снова зазвонил, и холод продрал ее от макушки до пяток в шерстяных свекровиных носках.
И тогда решительно – все-таки она почти никогда и ничего не боялась или заставляла себя не бояться – она открыла внутреннюю дверь, вышла в «сени» и распахнула дверь наружную.
– Инна Васильевна?..
Она отступила, чуть не поскользнувшись на холодном полу.
И голос, и человек показались ей совсем незнакомыми.
– Да.
– Разрешите… мне войти? И тут она узнала.
Ястребов Александр Петрович, только что виденный в новостях.
– Входите, Александр Петрович.
Она пропустила его в дом, мельком глянула на улицу, в метель, и закрыла дверь.
В ушах тоненько звенело. От метели, наверное.
– Прошу прощения, что так поздно.
– Ничего.
Он стащил с плеч куртку, и пристроил ее на вешалку, и посмотрел вопросительно.
Инна стиснула кулак и тут же заставила себя его разжать – что еще за дамское волнение!..
– Мне нужно с вами поговорить, – объявил Ястребов. Вид у него был сердитый.
– Именно сегодня?
Она не была готова к разговору и, что хуже всего, не могла понять, о чем именно он хочет с ней говорить. До сегодняшней программы «Время» он был фантомом, тенью, приключением, случившимся с ней в самый плохой день ее жизни.
Она и не вспоминала о нем, потому что навалились тревожные и страшные дела, которые заняли все ее мысли и чувства.
Нет, вспоминала, конечно, вдруг подумала она, увидев, как он сел на диван и зачем-то подтянул рукава темного свитера – открылись смуглые волосатые руки.
– Хотите чаю? – нервно спросила она и возненавидела себя за эту нервность – как институтка.
– Нет, спасибо.
Как нет?! Когда приходят после десяти в дом к незнакомой – если не считать проведенной вместе ночи! – даме, отказываться от чая никак нельзя. Что тогда делать, если не чай пить?!
– Может быть, кофе?
Ястребов посмотрел на нее – глаза были очень черными.
– Ну, давайте кофе.
Не «ну, давайте», а «спасибо вам большое», вот как надо сказать! Но поправлять его Инна не стала – еще что!
– А… курить у вас можно?
Она не любила, когда у нее в доме курили, потом плохо спала, мучилась головой, но не разрешить ему почему-то не смогла.
Нет, не почему-то, а потому, что вновь почувствовала собственную институтскую робость перед ним, опять поправила она себя.
Он встал и пошел куда-то, мимо нее. Она изумленно проводила его глазами. Он вытащил из кармана куртки сигареты. Куртка немедленно свалилась с вешалки, и он с досадой сунул ее в кресло, пристраивать обратно не стал.
Что делать дальше, она решительно не знала.
Ах да. Кофе варить.
Не говоря ни слова, она ушла на кухню, зажгла газ и поставила в центр синего пламени крохотную армянскую турку. Кофе в ней получалось ровно два глотка.
Ее все тянуло посмотреть, что там, в глубине ее дома, делает Александр Петрович Ястребов, и она останавливала себя – очень строго.
Зачем он пришел?!
Что вообще происходит в последнее время вокруг нее – мистика какая-то!
– Инна, давайте… проясним ситуацию.
Газ полыхнул и погас – она хотела всего лишь уменьшить пламя и промахнулась. Ястребов посмотрел на турку, выдвинул стул и сел, как пришлось, прямо в центре кухни, очень неудобно.
Инна щелкнула кнопочкой, зажгла газ. По стенкам турки изнутри поползли шустрые пузырьки.
– О… какой ситуации вы говорите, Александр Петрович?
Господи, как же она его называла, когда занималась с ним той самой преступной любовью?
Саша?! Шурик?! Господин Ястребов?!
Вдруг ей стало так смешно, что она с утроенным вниманием уставилась в турку – как там шустрые пузырьки?
– Я хотел бы, чтобы наша с вами встреча осталась… не доведенной до средств массовой информации, потому что мне предстоит… большая работа в крае.
Ого!..
Позабыв про пузырьки, она повернулась к нему и спросила вызывающе:
– То есть вы опасаетесь, что я возьмусь вас шантажировать и наш с вами одноразовый секс станет достоянием гласности?
Вот так. Еще в восьмом классе на школьной столярной практике она научилась забивать гвозди одним ударом: раз – и по самую шляпку.
«По самое не балуйся», как стали теперь говорить.
Ястребов Александр Петрович при упоминании одноразового секса так напрягся, что даже шея покраснела.
– Я не имел в виду… первую встречу. Я имел в виду… сегодняшнюю.
Она язвительно молчала, смотрела ему в лоб. Лоб тоже медленно покраснел.
– Инна, не мне вам объяснять, что обстановка в крае… серьезная.
– Вы хотите обсудить со мной обстановку в крае?
– И ее тоже.
– А политическую ситуацию в стране в целом? Он помолчал.
На что он надеялся, когда, отвязавшись от охраны и разного рода деятелей, которые лезли к нему со всех сторон, отправился к ней? Кажется, у него была какая-то конкретная и ясная цель, он даже несколько раз подряд сформулировал эту цель про себя – чтобы не забыть и не упустить ненароком.
Что это была за цель, вспомнить бы?..
Он плюхнулся в разговор, как жаба в пруд – неловко, нелепо, с чавкающим звуком, – все из-за того, что не готов был ее увидеть. Шел к ней, а увидеть не ожидал и… растерялся.
Особенно оттого, что она была в джинсах и свитере – совсем другая. И еще оттого – он прищурился, – что белые волосы на длинной шее сужались так по-девичьи нежно.
И еще оттого, что она оказалась первой женщиной за много лет, о которой он помнил все – как она спит, как ест, как говорит по телефону, какие у нее локти, уши, веки, зрачки, ступни.
И то, что он помнит, – это очень личное, почти интимное, гораздо более интимное, чем непосредственно «одноразовый секс».
Нашла выражение, черт бы ее побрал!..
– Инна, я просто хотел избавить нас обоих… от возможных неловких положений. Ну, вы же все понимаете. Я принял решение… баллотироваться в губернаторы, и нам, очевидно, придется часто встречаться.
– Совсем необязательно нам часто встречаться, – сказала она и опять уставилась в турку. Он был рад, что голубые, прозрачные, страшные глаза его отпустили. – И вы… не беспокойтесь, Александр Петрович. Я вовсе не собиралась сдавать в прессу нашу с вами… love story.
Он вышел из себя – совершенно неожиданно. – Да я вовсе не считаю, что вы хотите сдать в прессу…
– Вам с молоком или с сахаром?
– Что?!
– Кофе с молоком или с сахаром?
Он опять помолчал – ему надо было собраться с силами. Странно она на него действовала, эта женщина.
– Мне кофе с сигаретой, – буркнул он.
– Вам покрошить? – живо поинтересовалась она.
– Что?..
– Сигарету.
– Черт возьми, – медленно произнес он.
– Вот именно, – согласилась она.
Налила ему кофе в наперсточную чашку, пододвинула пепельницу и вернула турку на огонь.
Он покосился на чашку.
Аристократка, должно быть. Вон какие чашки, кольца, руки.
Стоп, приказал он себе. Вот про руки думать никак нельзя.
– Инна Васильна, вы… напрасно все время пытаетесь выставить меня дураком, – объявил он неожиданно.
– Я?! – поразилась Инна Васильна. – Вас?! Дураком?!
Тут он засмеялся, не выдержал. И она улыбнулась. Сверкнули зубы, и глаза чуть-чуть оттаяли.
Почему он решил, что сможет «чисто по-дружески» с ней объясниться, расставить все по местам, чтобы при случае не вляпаться в неудобное положение?
Или вовсе не объясняться он хотел, а просто ее… увидеть?
После того как на кладбище она прошла в полуметре от него – очень грустная, словно тот, кого хоронили, и впрямь был ей близким человеком, – Ястребов только и делал, что думал о ней, хоть это было неправильно. У него было о чем подумать и без нее, а мысли все время сворачивали… к ней.
Вот он и приперся – следом за мыслями.
И никак не мог поверить – неужели именно с ней он провел ночь?! Как это вышло тогда, если сейчас он до смерти ее боится?! Так боится, что думать связно не может и позабыл, зачем пришел?!
Тогда он точно ее не боялся.
Он хотел ее, жалел и пытался утешить.
Утешение, надо сказать, было своеобразное.
– Я хотел вам сказать… чтобы вы не удивлялись, когда увидите меня в Белоярске.
– Я уже удивилась, когда увидела вас по телевизору. А как вы сумели перекупить «БелУголь» так, что про это никто не знал?
– Никто? – переспросил он. Зыбкое болото, по которому он бродил, неожиданно превратилось в привычную и знакомую твердую землю, на которой он всегда стоял обеими ногами.
– Я имею в виду прессу.
– Пресса получает столько, сколько должна получить, не больше и не меньше. Не мне вам объяснять.
– Да, – согласилась она, – но все-таки странно, что вас никто не сдал.
– Меня просто так сдать трудно, – признался он. – Я… страхуюсь хорошо. А вы у Якушева в команде останетесь?
Инна замерла. Вопрос был опасен и странен.
