Грант Аллен - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив
— Хорошо, — ответил я, минутку подумав. — Я помогу, но не люблю смешивать дела и дружбу. Я не настроен брать с вас долю.
— Только один способ договориться с вами, капитан Го, — сказала мне миссис Эрнли. — Как насчет пяти или десяти процентов, вам подходит?
— О, — сказал я, едва заметно улыбаясь такому ее легкомыслию, — два с половиной процента, на самом деле, будет вполне достаточно.
— Тогда договорились, — ответила она. — Ух ты! Вот мой план. Когда я заказывала ожерелье, то поставила условие: они должны сделать мне еще одно — точную копию этого, из давленого стекла… Ну, вы знаете, эта новинка — выглядит совсем как настоящие камни!
— Прессованного стекла, вы хотели сказать? — предположил я.
Миссис Эрнли кивнула.
— Да, именно, — согласилась она. — В любом случае, они оба у меня в сумочке, и я не могу отличить настоящее — и не смогла бы, мне пришлось обвязать настоящее шелком. А теперь о плане: вам нужно будет взять и спрятать настоящее — о, я знаю, как чудесно вы умеете обводить вокруг пальца таможенников! — а я оставлю у себя фальшивое. И потом, если они учуют что-нибудь по поводу того, что я купила ожерелье и обыщут меня, то найдут подделку и посчитают, что их дезинформировали. А вы мне вернете настоящее после того, как меня обыщут — как можно скорее, и я выпишу вам чек на пять процентов.
— На два с половиной, — поправил ее я.
— Отведите меня туда, где я смогу отдать вам его, — продолжила она, не слушая моих возражений, и я повел ее в штурманскую. Там она вытащила из сумочки оба ожерелья. Они оба замечательно выглядели, и хотя после осмотра я смог бы отличить одно от другого, они бы легко обманули многих людей, убежденных, что могут узнать бриллианты «на глаз». Но, конечно, изучая их по отдельности, мне бы пришлось потрудиться, чтобы сказать, где какое, — если не проверять специально.
— Что ж, хорошо, — сказал я. — Спрячу его для вас в надежном месте.
И после этого миссис Эрнли протянула мне настоящее ожерелье, отлично сделанную цепочку огоньков — великолепная была вещь. И я спрятал его, но отказался сказать ей где.
6 марта, вечер
Когда речь заходит об украшениях, женщины становятся очень похожи на маленьких девочек, а мужчины — на мальчиков. Миссис Эрнли все-таки удается уломать меня разрешить ей по крайней мере дважды в день немного поиграть с ее великолепным ожерельем. И пока она играет им, сидя на диванчике в штурманской, я сижу и смотрю на нее. Удивительно хорошенькая женщина!
— Почему вы так смотрите на меня, капитан Го? — спросила она сегодня днем, бросая на меня взгляд с крупинкой чистого озорства.
— Думаю, дорогая леди, вы и сами прекрасно понимаете почему, — ответил я, слегка улыбаясь ее притворству. — Вы прекрасно выглядите, да и в целом вы достойный изучения предмет для мужчины с моим характером. Любопытно, какую следующую черту вы мне покажете — слабость или силу? Честно говоря, я подозреваю первое.
— Не совершайте ошибок, капитан, во мне ни капли слабости! — заявила миссис Эрнли в своей эксцентричной манере. — Уверена, вы не найдете и следов ее!
— Доказательства, милая леди, должны выдвигаться на судебной тяжбе — Разум против Опыта! И сейчас мой опыт знакомства с вами подсказывает: вы достаточно средний человек, неплохая смесь силы со слабостью. До сегодняшнего дня вы демонстрировали мне свою сильную сторону. И сейчас Разум, выступая против Опыта, приказывает ожидать, что вы покажете обратную сторону медали.
— Капитан Го! — сказала она. — Вы слишком глубоко копаете. Будьте благоразумны, полюбуйтесь моей неземной красотой. Видели ли вы что-нибудь подобное? Я просто обязана была купить его. Не смогла отказаться. Хотелось бы мне посмотреть на ту, которая смогла бы! Надеюсь, вы это и назовете слабостью!
— Слабость в том, что я не буду ругаться с тем, кто собирается положить мне в карман двадцать пять тысяч долларов, — ответил я.
Миссис Эрнли оцепенела от ужаса, и мне пришлось объяснить ей:
— Это моя доля, между прочим. Два с половиной процента от миллиона долларов — это двадцать пять тысяч.
— О! — сказала она довольно странным тоном. — Да, конечно. Я не подумала посчитать.
Я промолчал, но не мог не размышлять, была ли это маленькая слабость, которую миссис Эрнли показала мне. Она очевидно была шокирована тем, что я просто разъяснил ей размер моей комиссии — хотя, видят боги, это до смешного дешево по сравнению с тем, что собирались содрать с нее таможенники. Но вы никогда не сможете предсказать, с какой стороны на это взглянет женщина.
Женщины — это удивительная смесь большой расточительности и мелкой экономии. В оставшееся время, которое миссис Эрнли провела в штурманской, она была очень тихой, и я немного подшутил над ее внезапно возникшим здравым смыслом.
— Дражайшая леди! — сказал я. — Если размер моего гонорара расстраивает вашу милость, почему бы не околпачить нашего общего врага всего лишь за удовольствие от игры и приятной дружбы?
Она так горячо запротестовала, как будто и не думала о чем-либо таком, и так рьяно зарделась, что у меня не осталось сомнений, что я попал в яблочко. Тем не менее она ясно дала понять, что ее слово крепче всяких векселей, будь они даже подписаны, скреплены печатью и банковскими гарантиями. И все это время она теребила великолепную, стоящую миллион цепь бриллиантовых огоньков.
Потом она отдала ожерелье обратно и ушла переодеваться к ужину. И какова же природа женщин?! Миссис Эрнли подменила ожерелья! Она оставила мне подделку, я выяснил это через минуту, проверив его. И не случайно, это легко можно было доказать — она перевязала шелковую ленту с настоящего ожерелья на поддельное. Поистине — нужно порядочно извернуться, чтобы успеть за женщиной! Но есть еще кое-какие способы для мужчины понять истинный мотив женщины, если не считать денег. Например, вызван ли ее поступок безумным великодушием или даже более безумной подлостью. И понять, чем же вызван поступок миссис Эрнли, было совсем нетрудно. Тот факт, что она дала обещание заплатить двадцать пять тысяч сверх миллиона, ужаснул миссис Эрнли, и она подсунула мне фальшивку пытаясь самостоятельно провезти настоящее, — чтобы не платить мне комиссию. Ей не хватило мужества самой честно признаться мне в этом, но, думаю, как только она успешно пройдет таможню, то напишет мне вежливую записку что решила не втравливать меня в это и провезти ожерелье сама. Думаю, миссис Эрнли оставит мне стекляшку на память, и, будучи настоящей женщиной, даже не сочтет это чем-то неприличным. Она будет думать, что я с радостью оставлю подделку себе в память о ней! Неудивительно: то же самое чувствует обычный, прямолинейный и рассудительный мужчина, когда выходит в море. Оно, как и женщины, подчиняется импульсам, тогда как он ожидает от него способности к разумным действиям, которые, в целом, полностью отсутствуют.
И мне теперь стало интересно проследить за ее дальнейшими маневрами!
9 марта
— Последние пару дней вы не просили меня показать вам ожерелье, — сказал я миссис Эрнли этим утром, когда пригласил ее на нижний мостик. — И вас утомила компания старого морского волка. Признайтесь, что это так!
— Я просто не разрешаю себе, — ответила она. — Показываю, что могу быть сильнее, чем вы считаете.
— Все женщины лгуньи, — торжественно пробормотал я себе под нос. — Думаю, они не могут ничего с этим поделать, так же, как и мужчины не могут не пытаться блеснуть умом за чужой счет.
Но вслух я ничего не сказал, и несколько минут мы прогуливались по мостику, не говоря ни слова.
— Быть сильным — это не означает, что вы будете сильно стараться не делать чего-то, от чего вам не сильно трудно отказаться, — в конце концов сказал я.
— Звучит сложно, — ответила миссис Эрнли. — Попробуйте что-нибудь поинтереснее, капитан Го, или я не смогу понять, что вы хотите мне сказать.
— Я имею в виду, — сказал я, — что, скажем, если я буду заставлять себя не лгать только для того, чтобы доказать, каким морально сильным я могу быть, то ничего не докажу; просто потому, что вранье — это не мой смертный грех. Конечно, если мне придется соврать, то я это сделаю в полной мере, но у меня нет тех особенных наклонностей, что были свойственны Анании.[146] Из двух способов доставить себе трудности я наверняка не выберу ложь. Понятно?
— Разумеется, — сказала она, — но не понимаю, как это связано с тем, что я не даю себе посмотреть на то, что дорого мне, — на мое ожерелье и на вас, конечно. Мне ужасно хочется увидеть и его, и вас. О, не обольщайтесь! Но я сдерживаюсь. Разве то, что я запрещаю себе делать то, что мне больше всего хочется, — это не признак силы?
— Милая леди, — отозвался я. — Бог создал Адама, а потом они оба сообща создали Еву — и именно поэтому результат вышел таким неопределенным.
