Блики смерти - Наталья Гриневич
Смена настроений — фишка Боба. И за эти годы ничего не изменилось.
— Хорошо. Не будем ссориться. Мы не для этого собрались. — Боб протянул сиреневую коробку. — Наполни бокалы, Эд. В знак перемирия.
Стэнли прочитал надпись:
— O-о! Stareyshina paradise!
— Винтажный… Самый дорогой коньяк в мире! А я закодировался, — вздохнул Эд.
Я тоже отказалась. На дух не переношу ни водку, ни коньяк, будь они трижды дорогими. Да и подозрительно. С чего вдруг? Но медовый цвет напитка заворожил Стэна. Он вдохнул аромат, пригубил, разомлел от послевкусия.
— Божественно!
Хелен отпила, но ее лицо ничего не выражало:
— Коньяк как коньяк.
— Женщины ничего не понимают, — блаженно улыбался Стэн.
Эд поддакнул, вздохнул и отвел глаза.
Боб, согнувшись как лакей, предложил мне «Негру де Пуркарь»:
— Любимое вино Queen Elizabeth II.
Я смотрела, как темное вино, подобно крови, льется в бокал. Я знала этот напиток на вкус.
— А кстати, Боб, твой вид… Над тобой явно поработал стилист. Брендовая рубаха. Сандалии… Крокодил, да? Грива в лаке. Откуда money?
— А ты помнишь, чем я увлекался? Химия принесла мне… нет, даже не деньги, — возможности. А это больше чем деньги. Мои разработки ядов открыли двери в такие структуры… — Боб указательным пальцем нарисовал в воздухе идущую вверх спираль.
Эд недоверчиво пробормотал:
— Зачем придумывать яды? Разве их мало?
Боб широко улыбнулся.
— Мои яды — стратегическое оружие. Патологоанатомам их не найти, им ничего не остается, как констатировать смерть, ну, например, от инфаркта или инсульта. Это уж смотря какой яд.
— И чего ты хочешь? — рассматривая коньяк на свет, спросил Стэн. — Изъясняйся точнее.
«Изъясняйся точнее» — это было выражение отца.
— Снять с себя подозрения, черт возьми!
— А зачем? Человек, покупающий пятидесятилетний коньяк, может купить все — даже имя, даже другую жизнь.
Боб налетел коршуном, в его безумных глазах плясал гнев.
— Вот! Вот твоя суть, Стэн! И твоя Эд. И Хелен, и Мэри. Другое имя! Ложь, она въелась в каждого! Мы выросли в лицемерии, ханжестве и фальши!
Перепады настроения Боба раздражали меня. Никогда не знала, чего от него ждать.
Боб ударил кулаком по буфету.
— Бутафория!
— Раритет, — поднял глаза Стэнли. — Королевы Виктории.
— Да на кой нам, русским, британская королева?! Отец вообразил, что он потомок английского рода. Помешался на этом, построил замок, облепил мхом. Слуги из Англии. А имена? Наши имена?
— А я и не знаю, как меня по-настоящему зовут, — пожал плечами Эд, — мне все равно.
— А ты знаешь? — повернулся к сестре Боб. — А ты? У тебя наверняка русское имя — Маша. Как тебя называют? Мэри Ивановна? Или Джоновна? Беседы на английском, five o'clock tea. Сидим за столом прилизанные, в бархатных штанишках, а души-то нет. Нет души!
— Лучше, что ли, в детдоме? — разомкнула губы Хелен.
— Лучше! — Боб часто-часто закивал головой. — Лучше, лучше. Там враг — это враг, а брат — это брат. А наша семейка? Эксперимент Дидье Дезора с крысами! Два главаря: Билл и Стэн. Два раба: Эд и Хелен. Крыса, что всех грызет. Это ты, Мэри. И я — козел отпущения, пария, крыса, которую все ненавидят. Вы все издевались надо мной.
— Детские обиды? Ты это серьезно? — запахнула соболей Хелен.
Я сочла нужным вмешаться:
— Мы были еще…
— Это не оправдывает. Стоило Биллу сказать «ату», вы тут же начинали гон. И в смерти отца обвинили меня. А кого еще? Я всегда был изгоем.
Боб обхватил голову, сполз по стене на пол. Рыдания давили его:
— Г-господи, как мне было тяжело! Есть ли у ребенка муки страшнее ежедневной травли?! — Боб закрыл руками лицо, он плакал.
— Роберт, не стоит ворошить прошлое, — начал Стэн.
Боб отнял руки от лица, злобный оскал озарил его.
— Не стоит ворошить? — он подскочил. — Honesty is the best policy, шила в мешке не утаишь! Ты всегда завидовал Биллу, Стэнли. Мечтал, чтобы отец относился к тебе так же. На, выкуси. Но стать главным — это да, это у тебя получилось. — Боб наклонился над ухом Стэна, зашептал: — С-скажи, б-брат, а не ты ли убил отца? А потом и Билла?
Эд поперхнулся минеральной водой, пролил на себя, но Стэн промолчал, только лицо его налилось кровью.
— Я больше не желаю слушать этот бред, — встала Хелен.
— Да что ты! П-перетряси свое грязное бельишко, Хелен. У тебя-то как раз была причина убить отца.
— Что ты задумал, Боб? — резкий тон Стэнли выдавал нервозность.
— А ты не догадываешься? — Хелен прикурила от его зажигалки. Тонкая сигарета подрагивала в изящных пальцах. — Он хочет узнать, кто убийца. Только и всего.
— Или свалить на кого-нибудь из нас, — занервничал Эд.
И Боб тут же переключился на него.
— Ты ведь тоже заходил тогда к отцу, маленький змееныш. Братец кролик, ябеда и подлиза. Признавайся, убийца!
На Эда было страшно смотреть. От ужаса его глаза превратились в шары, и казалось, вот-вот лопнут.
Я не выдержала:
— Хватит, Роберт! Довольно! Если у тебя есть доказательства, говори! А так просто сотрясать воздух не стоит. Чего ты добиваешься?
— Правды.
Ночь потеснила поздние сумерки, вползла холодной змеей.
— Правда… — покачала головой Хелен, — кому она нужна? — В рыцарском зале не было люстры, и она принялась зажигать свечи на высоких канделябрах.
Из мрака проявились напряженные лица Стэна и Эда. В дальнем углу как приведение маячила высокая фигура Роберта. Он подошел к камину, положил полено в огонь и, не оглядываясь, спросил:
— А вы задумывались, почему нас взяли в семью?
Эта мысль преследовала меня. С первого же дня в семье не скрывали, что мы приемные. Билл единственный пользовался привилегиями. Было обидно, что все огромное состояние и этот дом отец завещал только Биллу.
— Только Б-биллу. Да, Мэри?
— Я что-то сказала вслух?
Все удивленно смотрели на меня.
— Да, — ответила я, — так завещал отец.
Боб поднял руку.
— А теперь все его состояние, преумноженное оборотистым Биллом, в равных долях переходит нам, приемным детям. И только убийца не может рассчитывать на свою долю. Верно, Мэри?
— Верно.
Часы вздрогнули, пробили один раз.
Боб взглянул на стрелки.
— Время… Время отсчитывает последние минуты.
— Прекрати. Что за бред? Ведешь себя так, словно мы в чем-то провинились, — я начинала терять терпение от его трепа.
— Ты права, Мэри. Пора заканчивать, — Боб постучал ложечкой по бокалу. — Леди и джентльмены, минуту внимания. Я перехожу ко второй части.
— Марлезонского балета, — вставил недалекий Эд.
Боб не
