Опасная профессия - Кирилл Николаевич Берендеев
А может, и не было никакой сказки.
Мужчина отошел от меня на порядочное расстояние, тем лучше. Я быстро догнал его, он не оглянулся, погруженный в свои мысли. От быстрой ходьбы адидасовская ветровка задралась, под ней показался широкий пояс, на который обыкновенно деловые люди вешают различную электронику вроде пейджера или электронного секретаря. Выходит, что и «мой» из таких. Очень похоже. Надо будет получше рассмотреть… потом, как-нибудь потом, если будет интересно после всего этого еще и…
За пару шагов мужчина обернулся, на лице его я прочитал легкое удивление – да я все еще был здесь, вместо того, чтобы, оказав ему услугу, раствориться в неизвестном направлении.
– Не подскажете, – спросил я, оглядываясь при этом по сторонам, – который час?
Он выпростал из рукава ветровки позолоченные часы, солнце отразилось в них, на миг ослепив нас обоих. Этого мне было вполне достаточно. Мужчина был занят часами, видно, недавно купил и как бы, между прочим, демонстрировал незнакомцу, что за прибор служит ему: дорогая и прекрасно отделанная вещь немалой цены.
Он хотел сообщить требуемое, когда судьба решилась. Он открыл рот, когда я резким, почти неуловимым движением схватился за концы легкого шелкового шарфа, лениво полоскавшегося на ветру.
И с силой сдавил, потянув в разные стороны. Кашне, вмиг превратившись в удавку, захлестнуло шею. Я тянул что есть силы, слова, что так и не были произнесены, перешли в хрип; мужчина вскинул руки, защищаясь, слишком поздно, пальцы лишь бессмысленно хватались за кашне, ползли по нему, не встречая сопротивления.
Резким движением я намотал на костяшки пальцев конец шарфа и вновь с усилием потянул. Хрип начал слабеть, мужчина попытался перехватить мои руки; в этот миг у него откуда-то сбоку раздался переливчатый визг – затарахтел пейджер.
Мы оба вздрогнули, и драгоценные мгновения были потеряны нами обоими. Я замер, он тоже, только новый сигнал вывел нас из состояния прострации. Кашне еще глубже врезалось в шею, послышался треск рвущейся материи, поздно, слишком поздно, мужчина отпустил меня, глаза его, изумленно раскрытые, распахнулись еще шире, рот замер в задохнувшемся крике, он покачнулся и стал заваливаться на меня. Не выпуская кашне из рук, продолжая усердно давить, я опустил его, уже мертвого, на землю.
На всякий случай сдавил еще сильнее – кашне порвалось в пальцах, не выдержало бессмысленного усилия.
Я поднес зеркальце к раскрытому в агонии рту и подержал несколько минут. Какая предусмотрительность, вообще-то оно предназначалось для другого, но пригодилось и теперь. Так и не запотело. Пульс… я боялся касаться, но все равно придется проверить его… на шее, где еще. А для этого надо будет снять остатки кашне. И… куда его… в карман, потом, по дороге выбросить.
Пульса нет, теперь, когда выяснилось, что я имею дело с трупом, меня охватила дрожь.
Словно в лихорадке я прыгал на месте, дергался, пытался изгнать ледяной холод из тела, но озноб не проходил; минут десять я бестолково топтался у трупа прежде, чем снова смог придти в себя.
Что теперь? Понятно, что рано или поздно его найдут. Господи, как же не хочется шарить по карманам в поисках документов, удостоверяющих личность покойного, – рано или поздно его найдут, может, завтра, может, через день. Дабы иметь фору перед органами дознания, которым какой-нибудь гуляющий прохожий, натолкнувшийся на неподвижно лежащего с открытым ртом и вылезшими из орбит глазами мужчину среднего возраста, не преминет сообщить об обнаруженной аномалии. Они моментально прибудут на место, переполошат весь город – полагаю, здесь, в глухом городишке, убийство будет знаковым событием.
Газетчики точно будут в восторге. Если этот человек – ах, как не хочется обыскивать его карманы! – и впрямь окажется местным «белым воротничком», если я положил кого-то из чиновничьей, финансовой братии, пускай и урюпинского масштаба. Еще больше, если найдут подозреваемого.
И совсем иное – меня.
Подобная перспектива едва ли может устраивать. Надо что-то предпринимать и как можно скорее. Но спокойнее, спокойнее, главное – не оставить следов, тех, что могут вывести…
Лучше сразу к делу.
Странное состояние – еще секунду назад я кипел, был полон решимости, планы громоздились один на другой, грозя перехлестнуться через порог сознания, а теперь… внезапная пустота, слабость, вялость. Должно быть, адреналин схлынул, оставив меня наедине с человеком, который перестал существовать всего несколько минут назад. По моей вине, что ж, это дело второе, но ведь делать-то что-то надо.
Я стер холодной липкий пот с лица и присел на корточки. Пару раз глубоко вздохнул, выдохнул. Еще раз.
Вроде полегчало. Так.
Кашне, совсем забыл о нем!.. Нет, не забыл, просто, просто…
Что-то не так. Неладно что-то в Датском королевстве. Шутка даже кривой усмешки не вызвала, наоборот. Не до острот сейчас, надо снять кашне.
Я коснулся рукой шеи мужчины и замер. Снова дрожь, ее только не хватало, но на сей раз недолгая. Через пять минут я снова был в норме. Только слегка кружилась голова, и мутило от вида лежащего рядом тела.
Как-никак первый раз в жизни. И все прошло без сучка, без задоринки. Меня охватила странная эйфория… да я же снова забыл о самом главном. Кашне, будь оно неладно, кашне!
Узел долго не хотел поддаваться, пальцы, липкие от пота, дрожат, не хотят слушаться, черт знает, что такое. Хорошо хоть голова ясная. Так, еще немножко отпустить, узел ослабел, теперь продеть конец шарфа в петлю, еще раз… и можно праздновать маленькую победу. Кашне в моих руках.
Я торопливо засунул его в карман пиджака, нет, не торчит. Не видно, что у меня там, только неясно выпирает и все. А может во внутренний… нет, не влезет, да зачем, я же все сделал правильно, правильно.… Господи, я уже разговариваю сам с собой.
А местные газеты будут в восторге. Но что же делать с мертвецом? Стащить с тропинки в кусты, или оставить, как есть, по моим представлениям, здесь и так достаточно глухое место. Редко кто пройдет этой тропой до конца.
Или все же проходят?
Тогда мне надо что-то делать. Или оставить… опять я на одном и том же повторяюсь. Необходимо решать.
Лучше стащить в кусты, вот туда, тогда прохожий подумает… что он может подумать? – почем я знаю. А, вообще, надо учиться думать за милицию, как они. Так оставить или нет? Да или нет?
Хорошо, что я не обшарил карманы в поисках документов или чего подобного. Пускай все остается в неприкосновенности, тогда одним мотивом будет меньше, сведение счетов станет основной гипотезой. Что мне и на руку.
При этих словах меня разобрал невольный смех: неужели все так просто? Все так действительно просто?
Завтра ли, послезавтра, на той неделе, когда-нибудь, не так быстро, но и не слишком долго, тело найдут. И будут искать дальше, сообразно тому плану, который попытаюсь разработать я. Такой, чтобы он выглядел предпочтительнее прочих, ведь, как известно, на всякого мудреца… да что говорить, главное сейчас… кашне я убрал, труп не трогал, следов не оставил. Натоптал тут безмерно, да натоптал, мудрая мысль, надеюсь, не забуду: стоит поменять ботинки, нет, не здесь, в том городе, куда я… а если они возьмут след? Да нет, чепуха, какой след. Я не оставлял вещей и… может, подобрать окурок? Если я найду его, конечно. Глупо, еще раз глупо, лучше оставить все как есть… лучше оттащить его с тропинки вон в те кусты, чтобы подумали, что я пытался замаскировать труп. Но так, чтобы его заметили, очень важно, чтобы его заметили. Я понаоставляю следов тогда… хотя у меня с собой перчатки, да, те самые осенние перчатки в кармане плаща,
