Лекарство против СПИДа - Олег Валентинович Суворов
Больше всего ей запомнилась встреча с одним полупьяным типом, выдававшим себя за писателя и фактически сумевшим предсказать ей будущее. Это произошло летним майским вечером, когда после очередной встречи с Владимиром Николаевичем, он проводил ее до троллейбусной остановки, поцеловал в щеку, и она поехала домой. Уже входя в салон, она заметила кудрявого голубоглазого мужчину в потертых джинсах и синей рубашке. Он сразу же вперил в нее нахальные полупьяные глаза. Ей никогда не нравились такие неотвязные ищущие взгляды, а потому она сделала вид, что ничего не замечает, отвернулась и погрузилась в воспоминания о прошедшем свидании.
Однако когда троллейбус доехал до метро и она вышла, то сразу почувствовала за своей спиной торопливые шаги. Прежде чем он успел поравнятся с ней, до нее донесся запах перегара, однако голос был на удивление вежлив.
— Извините за нескромное любопытство, но мне просто необходимо знать — это вы с отцом прощались или с любовником?
Такую бесцеремонность следовало пресечь в корне, и потому она надменно вскинула голову и как можно презрительнее произнесла:
— Какое вам дело и кто вы такой, чтобы задавать подобные вопросы?
Впрочем, он не смутился.
— Меня зовут Андрей, и я писатель, во всяком случае, пытаюсь им стать, поэтому меня интересуют неожиданные — сюжеты.
— И для этого вы пристаете к людям в пьяном виде на улице?
— Пристаю я и в трезвом виде, это не принципиально, но ваш случай заинтересовал меня особо…
— Чем же?
— Слишком большой разницей в возрасте. Кроме того, отец так не целует, так целует любовник.
— Ну, если вы все знаете, зачем же спрашивать?
Разговаривая, они уже спустились в метро и теперь стояли в центре зала.
— Мне тоже в эту же сторону, — добродушно заметил он, прищуривая красивые — в этом ему нельзя было отказать! — глаза. — И, чтобы вы не подумали, что я вас преследую, могу сразу сказать, что мне до «Тургеневской».
— Мне тоже, как это ни странно. Но я вам ничего не собираюсь рассказывать.
— Ну и зря.
И все же она рассказала, и рассказала не только потому, что он был недурен собой, умел обращаться с женщинами и, кроме того, был ее ровесником. Ее давно тянуло выговориться, поделиться сомнениями, которые стали ее посещать с утомительной регулярностью. И это оказалось проще всего сделать, вступив в диалог с незнакомым собеседником. Да и чем это грозило? — они вот-вот расстанутся, и он вновь растворится в толпе.
— Неужели вы не могли найти никого другого? — искренне удивился он, внимательно выслушав ее рассказ.
— Я в этом не нуждаюсь, — надменно заявила она. — Я люблю его, и он намного умнее, интереснее и деликатнее всех тех молодых людей, с которыми я была знакома.
— Но это плохо говорит о ваших знакомых, а не о молодых людях как таковых!
— Чуть?
Она произнесла это категоричным и пренебрежительным тоном, в котором слышалось непроизнесенное вслух обращение «юноша». Он явно почувствовал некоторую неловкость и примирительно произнес:
Очень жаль, но из вашей истории рассказа не сделаешь.
— Почему?
— Потому, что на эту тему уже есть замечательный рассказ Бунина — «Легкое дыхание». Однако вы уже третий раз говорите мне о своей любви и о том, как вы счастливы.
— А вы в этом сомневаетесь?;
— Разумеется.
— Ах, оставьте, — и она презрительно улыбнулась, — вы его просто не знаете, его невозможно ни с кем сравнить.
— Могу вам только позавидовать. А вот я всегда сравниваю своих знакомых дам и вижу, что ни одна из них вам и в подметки не годится.
— Мне вас жаль.
Она словно нарочно дразнила его, и теперь уже в этих голубых глазах блеснула неподдельная ярость. К тому времени они вышли из метро и теперь не спеша шагали по Чистопрудному бульвару. Но, несмотря на умиротворяющий летний вечер, разговор становился все более напряженным. И это напряжение внезапно прорвалось, когда он вдруг предложил:
— А не зайти ли нам ко мне в гости? Я живу совсем неподалеку отсюда…
— Зачем?
— Шампанского выпьем и продолжим нашу увлекательную беседу.
Она позволила себе снисходительно, улыбнуться.
— Мы же взрослые люди, а вы опускаетесь до таких уловок, которые годятся лишь для юных девочек.
И вот тут он начал по-настоящему свирепеть.
— Ни на какие уловки я не пускаюсь, а говорю вам открытым текстом — давайте зайдем ко мне, и вы убедитесь в том, что существуют не менее интересные люди, чем ваш многоуважаемый любовник.
Она сделала неподражаемую гримасу, Чем окончательно вывела его из себя.
— Я вам уже столько раз объясняла… Договорить ей не удалось, потому что произошло неожиданное. Он вдруг резко схватил ее за руку чуть повыше локтя и, одним рывком повернув к себе, так что теперь свет уличного фонаря озарял его искаженное лицо, почти закричал:
— Да, черт возьми! Ты мне уже все уши прожужжала тем, как ты счастлива и как он хорош. Но, милая моя, если бы это действительно было так, то в этом не пришлось бы убеждать первого встречного, да еще с такой поразительной настойчивостью!
— Пустите меня, что вы себе позволяете! — изумленно и даже как-то жалобно воскликнула она.
Он отпустил и продолжил:
— О том, как он умен и талантлив, ты могла бы твердить какому-нибудь болвану, у которого ничего нет за душой. Но я не менее умен и талантлив, и ты мне безумно нравишься. Ну кому ты будешь нужна в сорок лет, когда он умрет или станет импотентом! Какому-нибудь мальчишке, который будет изменять тебе при первом удобном случае? Неужели ты не представляешь себе, как будешь жалеть о потерянных годах? Как станут терзать тебя сожаления об упущенном времени и возможностях! И она еще меня жалеет! — себя лучше пожалей, чем заливать тут о своем счастье!
Он замолчал и полез в карман рубашки, за сигаретами. А она какое-то время ошеломленно наблюдала за его действиями и, только поняв, что плачет, быстро пошла прочь. Ей казалось, что он бросится за ней, но он продолжал стоять под фонарем, курил и смотрел ей вслед.
И ведь насколько же он оказался прав! Еще за два года до смерти Владимира Николаевича их отношения стали неотвратимо портиться, и все закончилось окончательным разрывом, после чего она вдруг почувствовала прямо под сердцем вакуум из потерянных лет. А еще через полгода
