Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова
Хоть я была новенькой, Сало, конечно, знала, его трудно было не заметить, остальные двое мелких были мне неизвестны. Потом уже разобрались мы с Викой, что верховодил у этой троицы вовсе не Сало, а один такой гаденыш — маленький, страшненький, и зубы торчат кривые.
Вика, увидев троицу, остановился, потом посмотрел обреченно и сказал мне:
— Ты иди.
Затем снял очки и спрятал их в ранец, как потом объяснил, очки были дорогие, стекла сложные, долго их делать. Потом бросил ранец на землю и пошел вперед, повернув голову набок.
— Ну что, думал, от нас освободишься? — криво усмехнулся мелкий, а Сало противно заржал.
— Падай на колени! — заорал мелкий, и поскольку Вика этого не сделал, ударил его ногой под коленки.
— Проси пощады, умоляй! — заорали они на три голоса. — Тогда отпустим!
Как потом выяснилось, все дело было в Викином аутизме. Они хотели, чтобы он валялся у них в ногах, размазывая слезы по щекам, и просил, чтобы его не трогали, оставили в покое. А он этого не делал, причем вовсе не потому, что был стойкий оловянный солдатик, просто не мог. Он молчал, а они от этого злились еще больше. Он отворачивал голову, впадал в ступор и молчал.
В этот раз Сало толкнул Вику в спину, и тот упал лицом в грязь, после чего второй мелкий насыпал ему за шиворот специально припасенных плодов шиповника.
Кто не знает, семена их колючие и кусачие, потом не вытащишь, если только полностью раздеться. После чего все трое продолжали издеваться. Они топтали Вику ногами, и, когда пришла очередь Сало, я не выдержала. Те-то мелкие, а если эта туша встанет Вике на спину, то может и позвоночник переломить.
Говорила уже, что в больнице нагляделась я на всяких калек, так что понимала, что к чему.
И я решила, что пора вмешаться. Потому что в моем положении помощь по математике, новая ручка и половина яблока дорогого стоят, раньше мне никто таких подарков не делал. А тем, к кому я хорошо отношусь, я помогаю.
Ранец у меня был в этот день тяжелый — выдали дополнительные учебники да еще книги из библиотеки. Так что я одним прыжком оказалась возле преступной троицы и с размаху опустила ранец на голову одного из мелких негодяев.
Все же силы у меня тогда были не те, а возможно, ранец не так тяжел, так что голова у него не треснула, он даже не упал, но повернулся ко мне с самым обалделым видом. И тогда я, не примериваясь, ткнула его кулаком в нос, и тут же брызнула кровь.
Я не успела порадоваться, как это у меня так ловко получилось, потому что на меня, скалясь, наступал тот самый мелкий, с кривыми торчащими зубами. И такое у него было мерзкое лицо, что я, схватив его за плечи, постаралась отбросить как можно дальше, уж очень мне не хотелось с ним соприкасаться.
На это сил у меня хватило, и он отлетел и, перевернувшись в воздухе, с размаху шлепнулся в кусты.
Мне некогда было смотреть, что с ним, потому что нужно было заниматься толстым. Сало, медлительный и плохо соображающий, как раз понял, что со мной нужно разобраться.
Тут уж пришлось мне сражаться один на один.
Ясно, что моих сил не хватило бы, чтобы в единоборстве одолеть эту громадину, но реакция у Сала была слабовата, так что я крутилась перед ним, но пару раз он все же достал меня, хорошенько съездив по уху и по плечу.
Можно было бы, конечно, дать деру, но Вика, вместо того чтобы подняться и бежать, продолжал лежать в грязи, не двигаясь. Не могла же я его бросить!
Так что в следующий раз, когда Сало попер на меня, я подпустила его к себе и с размаху двинула коленом в пах. Мы были с ним одного роста, так что я сразу попала куда надо. Сало утробно ухнул, упал на кучу палых листьев и завыл, катаясь от боли.
Если вы думаете, что я его пожалела, то сильно ошибаетесь. Однако и злорадствовать было некогда. Я подхватила Вику, не обращая внимания на его пассивное сопротивление, и потащила его прочь, едва не забыв про ранцы.
Хорошо, что буквально через пять минут мы встретили Викину маму, которая, почуяв неладное, заторопилась в школу.
Надо отдать ей должное: получив нас в таком виде, она не стала ахать, охать и всплескивать руками, а подхватила своего сына с другой стороны и приняла у меня его ранец, поинтересовавшись только, как обстоят дела с очками.
Так мы очень быстро достигли Викиного дома, там она пригласила меня к ним, мотивируя это тем, что хочет узнать в подробностях, что же случилось.
Квартира у них была очень большая, четыре просторные комнаты. Тогда я, конечно, была только у Вики и на кухне, но потом рассмотрела все. Обставлена была квартира красивой старинной мебелью, как я сейчас знаю, антикварной. Отец Вики был профессор, а дед — академик, эта квартира принадлежала еще ему.
Прежде всего Елена Андреевна, как она представилась, отвела нас в ванную, отмыла там Вику и переодела его во все чистое.
Потом посмотрела на мой безнадежно вытянувшийся свитер из благотворительной организации и принесла свой, пушистый и голубой, сказала, что ей он уже мал, а мне если и будет велик, то совсем чуть-чуть, я такая высокая.
Потом она накормила нас на кухне. Кухня в этой квартире была большая, но вполне современная.
Потом я узнала, что на кухне они только завтракают и если Вику днем накормить, а обедают всегда в столовой, стол накрывают как для гостей, и суп подают в супнице.
Я потом видела — это такая специальная кастрюля, только в ней варить ничего нельзя, она фаянсовая. В нее суп просто так наливают, уже готовый.
Вся еда была для меня непривычна, как я потом узнала, Викина семья придерживалась здорового образа жизни, то есть ничего жирного, как можно меньше сладкого и соленого. Я-то в детстве думала, что обеспеченные люди едят каждый день твердокопченую колбасу и много шоколадных конфет, но оказалось, что это не так.
После еды Вика вдруг стал необычайно болтлив, он вообще у себя дома был совсем другим —
