Дом без воспоминаний - Донато Карризи
Любимые цветы жены, их романтический секрет.
Пока он прикидывал, что сказать, его осаждали предположения разного рода. «Он много знает обо мне и о моем прошлом», – в ужасе думал Джербер. Противник владеет информацией, к которой никто не должен был иметь доступа, а Пьетро не знает о нем ничего.
– Ну так что? – поторопила его Анита Бальди.
Вдруг сильным порывом ветра, задувшего из окна, сорвало листки с коллажа на стене за столом судьи. Рисунки, подаренные детьми, разлетелись по комнате, женщина бросилась подбирать их с пола.
– Смотри ты, какая напасть, – пожаловалась она.
То, что она отвлеклась, однако, дало Джерберу еще немного времени, чтобы обдумать стратегию. Этот человек опасен, сказал себе психолог. Он уже убил мать Николина. У него есть четкий план, он ни перед чем не остановится, чтобы исполнить задуманное.
– Я решил отозвать свою подпись с экспертного заключения, которое составил ночью, – выпалил Джербер. – Я не могу подтвердить признание, сделанное мальчиком под гипнозом в игровой комнате, – добавил он для пущей ясности.
Это заявление поразило Бальди, она поднялась с пола, держа рисунки в руках. Лицо изумленное, рассерженное.
– Что заставляет тебя так поступить? Объясни мне, пожалуйста, почему ты передумал?
Джерберу было горько так обходиться со старым другом.
– Сегодня утром я нашел к Николину другой подход и думаю, что мне нужно больше времени, чтобы оценить его состояние.
Он действовал наобум, очертя голову. Поскольку то, что мальчик сказал под гипнозом, не имело доказательной силы, Бальди спокойно могла обойтись без признания и отправить психолога восвояси. По сути, слова Николина всего лишь послужили поводом для того, чтобы карабинеры начали искать труп его матери, а его поместили под замок, чтобы не сбежал и не повторил преступления, в котором сам себя обвинил.
– Ладно, забирай свое заключение, – невозмутимо проговорила судья. Но, судя по тону, она была разочарована и рассержена.
– Я сделаю публичное заявление, – возгласил Джербер и, чтобы подкрепить угрозу, сделал шаг вперед. – Скажу прессе, что, по моему мнению, мальчика нужно подвергнуть повторному обследованию.
Бальди пристально посмотрела на него, пытаясь понять, всерьез ли он это сказал.
– Ты доставишь мне неприятности, но свою репутацию погубишь навсегда…
То была чистая правда: профессиональный союз психологов наложил бы на него дисциплинарное взыскание за нарушение медицинской этики, которая не позволяет разглашать подробности общения с пациентами. Но если он перед всеми отречется от того, что черным по белому изложил на бумаге, это может повлечь и более тяжкие последствия: никто больше не доверится ему. Придется распрощаться с работой, которую улеститель детей ставил превыше всего. Но его семья могла оказаться в опасности, и в данный момент он не видел других вариантов.
– Знаю, – заявил он, стараясь не выдать своих истинных чувств. Если Бальди не дрогнет, ему конец.
– Послушаем, чего ты хочешь… – вдруг снизошла судья.
Джербер надеялся, что она сама догадалась: существует причина, в силу которой он вынужден так поступить, и разглашать которую не вправе. Может быть, старая знакомая и впрямь стремится ему помочь.
– Я хочу провести еще несколько сеансов гипноза – начиная с сегодняшнего дня.
– Сколько времени это продлится? – спросила Бальди.
Второе: ты выслушаешь все, что я имею сказать… до самого конца.
– Столько, сколько я сочту нужным, – заявил психолог, надеясь, что тело матери Николина найдут как можно позже, ведь, как только это случится, его угрозы в адрес Бальди уже не будут иметь никакой силы.
Судья подошла к столу, сложила собранные рисунки и взяла телефонную трубку.
– Скажу директору института, чтобы привезли мальчика сюда: тебе предоставят игровую комнату и все необходимое для работы.
– Нет, – остановил ее Джербер. – Сеансы должны проходить в моем кабинете.
Бальди уставилась на него, желая показать, что он берет на себя слишком много.
– Сеансы должны записываться на видео, записи расшифровываться, и никаких разговоров.
– Мне нужна обстановка, незнакомая Николину, я должен заново установить контакт с его разумом, иначе он не раскроется. – Это было верно только отчасти, но Джербер полагался на то, что судья собственными глазами видела, как трудно было разговорить мальчика в первый раз.
Бальди долго молчала. Джербер молился, чтобы ответ был благоприятный.
– Не знаю, зачем я иду тебе навстречу, Пьетро, – вздохнула судья, которую обычно было нелегко уломать. – Но надеюсь от всего сердца, что у тебя есть веская причина, потому что отныне и впредь ты останешься совершенно один.
– Знаю, – твердо выдерживая ее взгляд, проговорил психолог.
Ты не должен искать меня там, снаружи.
Он сам будет охотиться на сказочника. В одиночку.
15
Внутри нас есть место, отдаленное и неизведанное. Гипнотизеры называют его «затерянной комнатой». Никто точно не знает, где она находится и как туда попасть. Это нечто вроде чулана, куда мы год за годом запихиваем все, что нам в нас самих не нравится, или складываем отходы нашего подсознания. Обычно это такие секреты, которых мы сами не постигаем или которые отказываемся принимать во внимание. Грязные инстинкты, потаенные мысли, не поддающиеся осмыслению страхи, самые извращенные желания.
Николин находится там. Сказочник запер его в эту темницу. Ему оставлена на самом элементарном уровне способность общаться с другими людьми и с окружающей средой.
Из затерянной комнаты нет выхода. И мальчик там один.
На нем был белый комбинезон из института, его сопровождали уже знакомая Джерберу сотрудница и двое охранников. Психолог стоял в коридоре у стены, скрестив руки, и смотрел, как с мальчика снимают наручники.
Ребенок в наручниках – просто сюрреалистическая картина.
Николин покорно подчинялся. Глаз не сводил с двери в комнату синьора Б., долгие годы закрытую, будто бы знал, что за нею – джунгли из папье-маше. Такое случалось со всеми детьми, впервые заходившими в мансарду: необъяснимым образом они останавливались перед этой дверью, будто их завораживал скрытый за тонкой преградой маленький фантастический мир, который давным-давно исключительно для них сотворил первый доктор Джербер.
– Вы точно не хотите, чтобы мы остались? – спросил один из охранников, располагающий к себе здоровяк.
– Спасибо, но я бы предпочел, чтобы вы подождали на улице. Я вас позову, когда мы закончим, – выпроводил их гипнотизер.
Охранники, которым было велено выполнять все его требования, без возражений направились к выходу.
Сотрудница в очках не сдвинулась с места. Она вела себя совсем не так, как в прошлый раз. В выражении лица, в манерах – никакой сердечности, чуть ли даже не открытая
