Сергей Сидорский - Власть оружия
- Нина, Прокуроров еще здесь? Пусть войдет.
Прокуроров оказался высоким темноволосым мужчиной с легкой сединой в висках. Правда, общее впечатление несколько портили глаза, смотревшие холодно и жестко. Таким взглядом, по мнению Трущенко, может обладать убийца, но никак не журналист.
Несколько секунд мужчины оценивающе смотрели друг друга. Первым заговорил Трущенко.
- Прошу прощения, Роман Васильевич, что заставил вас ждать. Звонил мой старый друг из Лос-Анджелеса, и прервать разговор было неудобно.
- Ничего страшного.
- Присаживайтесь, - Трущенко кивнул гостю на кресло. - Если позволите, сразу перейдем к делу. Поскольку заочно мы с вами хорошо знакомы, нет смысла ходить вокруг да около.
- Думаю, вы правы, - Прокуроров откинулся на спинку кресла и сложил на груди руки. Мало кто знал, что в свое время он сыграл едва ли не главную роль в том, что Дотов был избран мэром города. Несколько газетных материалов, вызвавших целый шквал полемики и сенсационных разоблачений, были подготовлены при его непосредственном участии.
Трущенко достал из стола лист бумаги, пробежал по нему глазами и положил перед Прокуроровым. Прокуроров подался вперед, посмотрел сначала на лист, затем на банкира.
- Что это?
- Сумма, которую вам заплатили за серию материалов обо мне. Любопытно, кто выложил такие деньги, ведь у Дотова в тот момент не было за душой ни копейки?
Прокуроров неопределенно пожал плечами и спрятал листок в карман.
- Всегда найдется человек, готовый сделать одолжение другому человеку. Если позволите, я просмотрю это дома.
- Двадцать тысяч долларов. Вам действительно заплатили такую сумму, или мои осведомители лгут?
- И что вы хотите от меня услышать?
- Но ведь в ваших материалах не было ни слова правды!
- А вы думаете, людей интересует правда?
Трущенко улыбнулся.
- Ну вот, лед, наконец, тронулся!
Прокуроров пожал плечами.
- Иногда можно написать, что человек всю свою жизнь воровал, но это не вызовет ни у кого ни малейшего интереса - в этой стране все воруют. Но иногда достаточно только упомянуть, что Иван Петрович лишь собирался что-то украсть у Петра Ивановича - и это вызовет невиданный резонанс.
- И все зависит..?
- Как говорил один мой знакомый фотограф: все зависит от освещения.
Трущенко понимающе кивнул.
- Помнится, в одном из репортажей вы написали, что в суд Советского района поступило дело, по которому я прохожу в качестве потерпевшего... - он широко улыбнулся. - В изнасиловании.
- Извините, но я этого не помню.
- Ну, конечно, разве можно все упомнить!
Глаза Прокуророва вдруг превратились в щелки.
- В этом вы, безусловно, правы.
- Но я на вас не в обиде! Это три года назад я мог бы вас самого превратить в потерпевшего, а сейчас...
- Может быть, мои слова покажутся вам излишне резкими, но мне абсолютно все равно, обижаетесь вы на меня или нет.
- Почему?
Прокуроров в очередной раз пожал плечами.
- Я занимаюсь своей работой двадцать лет. За это время я привык не относится слишком серьезно к заявлениям людей. А вот к своей работе я всегда отношусь очень и очень серьезно. Любой, даже самый посредственный материал я должен сделать понятным и интересным. И я делаю это. В противном случае как журналист я перестану вызывать интерес, а, следовательно, моя семья останется без средств к существованию.
- Надеюсь, сейчас ваша семья не бедствует?
- Спасибо, нет. Не понимаю, чем вызвана ваша ирония?
- То есть для вас не имеет значения, чья фамилия упоминается в материале: моя или, скажем, Дотова?
- Абсолютно.
- И вас не пугает, что человек, о котором вы пишете, может расправиться с вами?
- Угрозы - обычное явление в моей профессии, но дальше них дело, как правило, не идет. К тому же, я и сам опасен.
Трущенко задумчиво постучал ручкой по крышке стола.
- Я хочу предложить вам работу.
- Да?
- Я смотрю, это предложение не стало для вас неожиданным!
- Вы правы. Если бы вы хотели со мной "расправиться", то едва ли стали бы приглашать меня к себе в кабинет. Так что, откровенно говоря, я ожидал чего-то подобного.
- Я попробую продолжить вашу мысль. Если вы все-таки пришли, значит, вы готовы со мной сотрудничать.
Впервые за время разговора на лице Прокуророва появилось некое подобие улыбки.
- Речь, как я понимаю, идет о Дотове?
- О нем, родимом.
- Мне нужна отправная точка.
- Она есть. В субботу террористы захватили военную базу, которая расположена всего в сорока километрах от города. По моим сведениям, на базе хранится химическое оружие. Никаких требований террористы не выдвигали, но уже залили всю базу кровью. Мэр пока выжидает и всеми силами пытается не дать этой информации распространиться.
- Есть несколько проблем, решить которые необходимо в первую очередь. Я должен знать, в какой газете или газетах вы планируете разместить материалы, поскольку у каждой свой круг читателей, а следовательно, и различный уровень восприятия. Это первое. И второе: мой гонорар.
- Газеты пусть вас не волнуют - это мои проблемы. Пишите так, как сочтете нужным. А гонорар... Какая сумма вас бы устроила?
Лицо Прокуророва стало каменным.
- Я хочу, чтобы сумму назвали вы сами, а я уже буду думать, принимать ваше предложение или нет.
Трущенко кивнул, но ответил далеко не сразу.
- Двести тысяч, - он бросил на Прокуророва быстрый взгляд, но на его лице не отразилось никаких эмоций. - Половина суммы сейчас, половина потом. Но ни один человек не должен знать, что вы работаете на меня.
- Разумеется. Все непредвиденные расходы будут оплачены отдельно или из общей суммы? Я хочу сказать, что, возможно, мне придется покупать какую-то информацию.
- А разве вы не все выдумываете?
Прокуроров вопросительно изогнул брови.
- Шучу, шучу, - Трущенко рассмеялся. - Мне казалось, у журналиста обязательно должно быть чувство юмора. Разумеется, отдельно.
Прокуроров кивнул.
- Настроены вы весьма серьезно!
Трущенко встал и выложил на стол деньги.
- Я лишь хочу вернуть то, что у меня отняли!
- Разумеется, - Прокуроров взял деньги. - И последний вопрос по срокам.
- Считайте, что кампания уже началась.
- В таком случае, не будем терять зря времени, - Прокуроров встал и, не прощаясь, направился к выходу.
Трущенко проводил его взглядом, затем достал блокнот и раскрыл на последней странице. В длинном списке имен журналист занимал третье место. Трущенко что-то пометил напротив его фамилии и снова спрятал блокнот в карман.
ГЛАВА 19. Суббота, 11 октября - 6 часов утра.
Режиссер сидел на солдатской кровати, подложив под спину подушку, и прислушивался к мерному шуму дождя. Продюсер и Директор негромко о чем-то спорили, но он не вмешивался в их разговор. Рана в плече саднила, но в целом боль вполне можно было терпеть. Наверное, все-таки стоило прислушаться к совету Продюсера и сделать укол противостолбнячной сыворотки, но, как ни глупо это звучит, он с детства боялся уколов.
Артему было пять с половиной лет, когда он приехал вместе с мамой на отдых в деревню. Это было его последнее лето перед школой. Раньше мама всегда оставляла его с бабушкой и дедушкой, но в тот год она развелась с отцом и могла уделить ему больше внимания. Об отце у Артема не осталось вообще никаких воспоминаний. Наверное, потому, что и отец у него был никакой. Рядом с домом текла речка, и они с дедом часто ловили там раков. Тогда еще в речке водились раки и был жив дед. Артем любил деда. От него всегда пахло табаком и сеном. Именно так, по его мнению, и должно пахнуть от настоящего мужчины.
А потом появилась Нелли. Так звали девочку с золотыми волосами. Они подружились и часто играли вместе. Правда, и мать, и дед часто предупреждали его, чтобы он был с ней осторожен, да и сама девочка часто говорила ему об этом. Артем обещал быть осторожным, но кто может выполнять свои обещания в пять лет?
Они играли в игру, которую Артем придумал сам. Смысл игры был довольно прост. Они сломя голову носились по двору, пытаясь догнать друг друга. Потом Нелли упала. Артем обратил внимание на то, что она стала прихрамывать, а на ее ноге образовался темно-синий отек.
"Посмотри, у тебя на ноге волдырь", - сказал он. "Это не волдырь. Это опухоль", - возразила Нелли. - "Мама мне говорила, что если у меня будет что-нибудь подобное, чтобы я немедленно шла к ней." Артем представил, какая скукотища настанет, если Нелли уйдет домой. "Да нет же, я знаю. Это волдырь. У меня у самого был на прошлой неделе похожий. Его нужно чем-нибудь проткнуть. Только и всего." Девочка доверчиво посмотрела на него. "Правда?" "Ясное дело. Жди меня здесь. Я мигом." Он сбегал домой и принес иголку. "Закрой глаза. Я сделаю тебе укол." Нелли подчинилась. Артем нагнулся и ткнул иголкой в самую середину отека. В лицо ему ударила струя крови. Он закричал, а Нелли потеряла сознание. Прибежала его мать. Девочку увезли в больницу, и они больше никогда не встречались. Артем почему-то решил, что Нелли умерла, но спросить маму, так ли это, не решился. Лишь несколько лет спустя он узнал, что у девочки было какое-то редкое заболевание, одним из признаков которого была плохая свертываемость крови. Тогда же он спросил маму, не знает ли она, жива ли Нелли. Мама взъерошила ему волосы и спросила, почему его это интересует. Он равнодушно ответил, что просто вспомнил о ней. Если бы она только знала, чего стоило ему это равнодушие! "Не знаю, малыш. Но Нелли серьезно больна. Такие люди долго не живут." Он мужественно кивнул и убежал к себе. Оставшись один, Артем проплакал всю ночь. А утром поклялся себе, что когда вырастет, то обязательно станет врачом и найдет лекарство от всех болезней.
