Михаил Березин - Пляска дервиша
– Очень смешно, прямо обхохочешься, – угрюмо отозвался я.
На некоторых иконах снизу имелись надписи: «Воскресение – сошествие во ад», «Параскева Пятница», «Троица ветхозаветная», «Никола Зарайский», «Чудо Георгия о змие», «Богоматерь Одигитрия Смоленского»… Печальные святые с укором глядели на меня, словно именно я был повинен в отлучении их от стен родных соборов и монастырей.
Насмотревшись на культурные реликвии, я занялся разглядыванием пистолета. Он был тяжелым, холодным и внушал к себе уважение.
– Ты там здорово не шастай, – крикнул мне Джаич. – Еще, чего доброго, спугнешь добычу.
Я побрел к нему. Оказалось, он уже успел вылакать три банки пива.
– Только не кури «Партагаз», – попросил я его. – Преступник учует нас за три версты.
– Ерунда. Вот свет действительно включать нельзя. Придется сидеть в темноте.
– Ничего страшного, если учесть, что почитать все равно ничего не захватили.
Я рухнул в одно из кресел и попытался вздремнуть. Сумерки сгущались. Время от времени было слышно пивное бульканье Джаича.
– Ты подумай, из-за кого приходится шкурой рисковать, – проговорил я. – Эти Сосланды только тем и занимаются, что помогают разбазаривать достояние страны. Все эти иконы, книги, фарфор…
– А таких Юрико знаешь сколько? – подал голос Джаич.
– Завтра узнаем.
– Узнаем только о берлинцах. А по всему миру? Я бы их, честно говоря, саморучно… – Он замолчал.
– Поразительно! Нам приходится решать проблемы людей, которые по нашему же собственному мнению совершенно этого не заслуживают.
– Ничего не поделаешь. Ведь частный детектив – та же проститутка, лижет задницу тому, кто платит.
– Я сам – человек маленький, – упрямо продолжал я, – и хотел бы помогать маленьким людям. А задницы лизать – удовольствие спорное.
Мне вспомнилось пение Джо Коккера.
– Забудь об этом. У маленьких людей никогда не хватит средств, чтобы с тобой рассчитаться.
– Послушай, Джаич, – воскликнул я под воздействием внезапного порыва. – Давай поклянемся, что, если это будет в наших силах, если выбор будет за нами, мы станем помогать только тем, кто этого достоин.
– О'кэй, – согласился он. – Клянусь, потому что знаю, что выбора у нас не будет никогда. А теперь заткнись. Мы должны довести до конца это дело.
– Представь, что их выслеживают патриоты? – не унимался я. – А мы, дураки, в свою очередь устраиваем на них облаву.
– Не думаю, – отозвался он, – патриоты вели бы себя совершенно иначе. Для начала они бы вынесли отсюда наиболее ценные экспонаты и переправили в Россию. А не стали бы поливать их красителями.
– Если не патриоты, тогда кто?
– Хотелось бы мне что-нибудь выяснить об их поставщиках.
– Ну, я так понял, что эта тема – табу.
– То-то и оно.
Немного помолчали.
– Если это не патриоты, то, вероятнее всего, какой-нибудь ненормальный маньяк. Другая версия и в голову не приходит, – вновь заговорил я.
– А что, маньяки бывают нормальными? – усмехнулся Джаич.
– Но этот совсем уж ненормальный. Свихнулся на почве отрицания прошлого. Видимо, вообразил, что подобным образом можно прошлое уничтожить, зачеркнуть. Разгуливает под покровом ночи по антикварным лавкам и поливает вещи из аэрозольных баллонов. Причем, наиболее ценные.
– Этакий лунатик.
– Между прочим, совсем неплохая версия, – воодушевился я. – После его художеств хозяева приводят испорченные предметы в порядок, это его злит, он возвращается и с завидным упорством поливает их снова. Но хозяева снова приводят их в порядок. И тогда он начинает их убивать.
Джаич скорчил рожу. По-моему, его просто взяла зависть, что такая блестящая идея пришла в голову не к нему.
– Осталось уточнить, каким образом наш маньяк решает проблему замков и сигнализации, – заявил он.
– Это, разумеется, наиболее сложный вопрос. Можно предположить, что по профессии он электронщик и что у него к тому же золотые руки.
– Золотые руки… Если не ошибаюсь, на страницах «Экип» один из французских медвежатников утверждал, что работа просто фантастическая. Что он знаком со всеми лучшими медвежатниками страны и что ни одному из них такое не под силу.
– На Западе любят щеголять громкими фразами. – Я потянулся и зевнул. – Послушай, давай немного поспим. Все равно шансы, что преступник появится именно сегодня именно в этом магазине стремятся к нулю.
Не успели мои слова сорваться с уст, как явственно щелкнул дверной замок. Мы замерли. Я принялся лихорадочно вспоминать в темноте, где пистолет, и, наконец, с ужасом вспомнил, что оставил его в большой комнате на витрине. Но дверь так и не открылась. Снова щелкнул замок, и Джаич тут же метнулся к окну. Я последовал за ним, прихватив по дороге оружие. Вдоль окон промелькнула чья-то тень. Затем послышался шум отъезжающей машины.
– Они обнаружили, что сигнализация отключена, – процедил сквозь зубы Джаич.
– Но как?! – воскликнул я.
– Как накакал… Сейчас который час, пивная уже закрыта? – Он посмотрел на фосфорицирующий в ночи циферблат. – М-да, собаки… Не могли отметиться у нас пораньше… Ладно, Крайский, поехали домой.
Затем протянул руку и отобрал у меня злополучный пистолет.
– Теперь понятно, почему они рискуют многократно возвращаться на одно и то же место. Ведь если сигнализация на движение подключена, значит, внутри никого нет. А если отключена, они сматывают удочки.
Саймон нам очень обрадовался.
На следующий день позвонил Горбанюк и сообщил, что нашли убитым Александра Крона. На этот раз Джаич даже не стал причитать «ай-яй-яй» и интересоваться, кто такой этот Александр Крон. Зато, когда мы появились в лавке у Юрико, выяснилось, что под знаком кровавой звезды все остальные антикварщики не только соизволили прийти, они сбежались, как цуцики, и встали в очередь. Еще до того, как из большой комнаты в кабинет был допущен первый из них, мы уже знали, что и Фридрих Бенеке был застрелен в помещении собственного магазина, стоя на коленях. Заполненная антикварщиками большая комната напоминала потревоженный улей. В толпе сновала фрау Сосланд, без особого успеха пытавшаяся исполнить роль хозяйки салона. Беседы происходили в кабинете у Юрико в его присутствии, но про закрытых дверях.
Итак, в живых, кроме Юрико, осталось еще одиннадцать хозяев антикварных магазинов. Предварительно Юрико каждому из них давал характеристику, затем вышеозначенная персона приглашалась для разговора. Я старался вести записи как можно более подробно в угоду ненасытным «голым пистолетам».
Первым на очереди оказался Октавиан Сидоров.
– В Германии уже 19 лет, – сообщил Юрико. – В свое время приехал сюда из Киева. Имеет довольно крупный магазин на Галенштрассе. Женат. 43 года. Весьма деловой, хоть и не очень приятный в общении.
Разумеется, не очень приятный с субъективной точки зрения Юрико. Для нас же сам Юрико только тем и отличался от остальных, что именно его мамаша платила нам денежки.
Октавиан Сидоров имел фигуру, которой часто сопутствует прозвище Циркуль, некрасивое лицо с бугристым носом и бегающие глазки. Когда Джаич поинтересовался, располагает ли он какой-либо версией происходящего, тот ответил, что понятия не имеет. Вообще-то, Джаич, насколько я мог судить, старался придерживаться своей фирменной тактики ведения разговора: махровое словоблудие с неожиданным выуживанием под конец полезной информации. Безусловно, выуживание полезной информации имело место не всегда. Если оно вообще сегодня хотя бы раз имело место. Мне, во всяком случае, подобное зафиксировать не удалось. Оставалось лишь махровое словоблудие. Наряду с этим, всем лицам без исключения Джаич задавал следующие вопросы: насколько успешно продвигается его коммерция, кто является поставщиком, что тот намерен предпринять в ближайшее время и имеется ли у него своя версия происходящего. Октавиан Сидоров сказал, что ни о чем понятия не имеет. В ближайшее время он намеревается закрыть лавку и на улизнуть на Канарские острова. Нет, это не бегство, просто элементарная потребность в отдыхе. Мне представился пляж, а на нем его обнаженное тело. Зрелище не из приятных. Хотя, если то же самое тело лицезреть на полу антикварной лавки в растекающейся луже крови… Из двух зол, как говорится, выбирают меньшее.
Что же касается вопроса о поставщиках, то варианта ответов имелось всего лишь два: а) никакого вразумительного ответа, б) сам (сама) езжу в Россию (СНГ), закупаю товар, плачу необходимую пошлину и официально вывожу.
У кого закупаю? У кого придется.
Следующим после Сидорова вошел Марк Немировский.
– В Германии уже 9 лет. Сюда попал из Израиля, куда, в свою очередь, прибыл из Москвы. Имеет магазин на Элизабет-Лазиусцайле. Весьма скользкий тип.
Маленький смуглый брюнет лет пятидесяти пяти. Упорно отказывается смотреть собеседнику в глаза. Хроника его разговора с Джаичем: махровое словоблудие (за бессодержательностью опускается); дела идут неплохо, хотя могли бы и лучше; что собирается предпринять, знает, но пока не скажет; версия случившегося – все это промысел некоего взбесившегося конкурента. Мол, подобными действиями взбесившийся конкурент пытается высвободить для себя максимальное пространство на рынке. Здесь и в Париже. Он даже догадывается, кто бы это мог быть, но предпочитает помалкивать, поскольку у него нет доказательств. А голословные обвинения суд квалифицирует как клевету.
