Юрий Тихонов - Следствием установлено…
Обсуждение на коллегии главка пошло сразу с обвинительным уклоном, и голоса Мартьянова почти не было слышно. Он выступил в конце и дал довольно уклончивую оценку результатам проверки, видимо, опасаясь, как бы не посчитали, что он защищает Кулешова из соображений личного характера.
«Жаль, — подумал Вершинин, — принципиальность генерального директора кончилась, как только он начал бояться за свою репутацию. Именно на такой исход и рассчитывал автор. Именно этого он и достиг».
Затем появилось третье письмо. Изменилась дата, указывались новые факты, но по существу оно оставалось тем же, что и два предыдущих. И опять комиссия, проверка, обсуждение.
Вершинин закрыл последнюю страницу с тяжелым осадком на душе.
«Похоже, Кулешов во многом прав, — подумал он. — Сколько времени, сколько сил отнимают эти никому не нужные проверки одних и тех же фактов. Попробуй поработай в таких условиях».
Дверь в кабинет распахнулась и вошли двое: Комлев и еще один пожилой мужчина. Начальник отдела кадров пропустил его вперед, подобострастно распахнув дверь.
— Товарищ Вершинин, это главный инженер объединения Раков Алексей Михайлович, — пояснил Комлев. — Он возглавлял комиссии по проверке завода и теперь, узнав, что вы здесь, интересуется, какие будут к нему вопросы.
— Ладно, ладно, сам объясню, — прервал его Раков. — Скажешь тоже — интересуется. Я просто в порядке вежливости. Следователи-то к нам не каждый день приезжают, — он пристально уставился на Вершинина.
Раков был ниже среднего роста, с расплывшейся фигурой и одутловатым лицом. Видимо, ему давно перевалило за шестьдесят. Его простецкие слова никак не вязались с настороженным вниманием к следователю.
Вершинину не хотелось обсуждать цель своего приезда сейчас, пока сам еще не разобрался в роли каждого из участников комиссии, а тем более ее председателя, и поэтому он просто уклонился от разговора, изобразив на лице подобие вежливой улыбки. Раков оторопел. Положение его стало щекотливым.
Выручил Комлев.
— Может, вы хотите нам что-нибудь подсказать, Вячеслав Владимирович? — вкрадчиво начал он. — Мне, например, как начальнику отдела кадров, о полноте наших проверок, их качестве. У вас, вероятно, в этих делах глаз наметанный.
— Сейчас мне трудно ответить, — развел руками Вершинин, — я ведь еще не был на заводе, не говорил с людьми.
— Один вопрос, товарищ Вершинин, — пошел напрямую Раков. — Вы намерены перепроверять выводы нашей комиссии?
— Пока не решил, — неопределенно ответил тот, с любопытством ожидая дальнейшего хода собеседника.
Раков помолчал, собираясь с мыслями.
— Кулешов хороший человек, — сказал он после минутного раздумья. — Мы для него сделали все. Разобрались объективно, отмели инсинуации, доложили начальству. Жаль, что он все к сердцу близко принимает — проще надо смотреть на жизнь.
Однако жалости в его словах Вершинин не почувствовал и ему захотелось испортить настроение откровенно недружелюбному Ракову.
— Скажите, товарищ Раков, — спросил он, — вы когда-нибудь интересовались уголовным законодательством дореволюционного времени?
— Помилуй бог, — растерялся главный инженер, — я и современное-то представляю себе весьма отдаленно.
— А жаль, — щелкнул языком Вершинин.
— Почему?
— В уголовном законодательстве того времени существовал такой термин — оставить в подозрении. Это когда виновность человека установить не удавалось, а жизнь хотелось испортить. Похожее произошло и с Кулешовым. Не правда ли?
— Вы… вы… какую аналогию проводите? Вы забываетесь, — побагровел Раков.
— Это я к слову, — вывернулся Вершинин.
Раков повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
— Я забираю у вас все материалы. Вот вам постановление, — безапелляционно заявил Вершинин Комлеву и спрятал документы в портфель.
Тот коротко кивнул, теребя в руках тесемки от папки.
«Может, зайти к директору», — подумал Вячеслав, выходя от Комлева и уже было направился на третий этаж, но тут вспомнил о поведении Мартьянова на коллегии главка и, резко повернувшись, пошел к выходу.
СНОВА ГАГУЛИН
Вернувшись из поездки, Вершинин первым делом направился к Салганнику. Однако Гриша встретил приятеля мрачно, на вопросы отвечал коротко и односложно. Настроение у него было неважное. Вячеслав пытался растормошить товарища, но безуспешно.
— Оставь меня в покое, Славка, — буркнул тот в конце концов. — Тебе хорошо трепаться, а у меня вот подозреваемый сбежал, и дело теперь застопорилось.
— Как это случилось? По чьей вине?
— Вина общая, в том числе и моя. Работали много, ждали удобного момента, чтобы применить меру пресечения, и вот сорвалось. Обидно.
— Брось горевать, все образуется, — попытался утешить его Вячеслав.
Не реагируя на попытки Вершинина утешить его, Салганник сказал:
— Тебя дважды спрашивала какая-то женщина. Подай ей Вершинина — и точка! По важному делу, говорит. Я ей объяснил, что ты должен вот-вот приехать.
«Скорее всего, мамаша Шестакова приходила оказывать на меня психическое воздействие», — подумал Вершинин и попросил Гришу описать внешность женщины.
— Как тебе сказать? — Салганник потер кончиками пальцев лоб. — Полная, лет сорока, обильно увешанная изделиями из желтого металла. Скорее всего процветает под покровительством Гермеса. Выглядит растерянной.
«Кто такая? — пытался угадать Вершинин. — Полная… в золоте. На Кулешову не похожа, на Шестакову тем более. Кто же это?»
Он пошел к себе, оставив Салганника, который осипшим голосом требовал по телефону розыска пропавшего экспедитора.
Из замочной скважины в дверях кабинета торчала туго свернутая в трубочку записка. Вячеслав вынул ее и прочел неровные прыгающие строки:
«Вячеслав Владимирович! Витька нашелся. Умоляю вас, как приедете, позвоните тотчас мне, но только мне. Телефон 2-60-35. Глухова».
«Только мне. Это значит, что в милицию она еще не сообщала», — сообразил Вершинин и тут же набрал указанный номер. Едва отзвучал первый сигнал, как трубку подняли, и Вячеслав сразу уловил знакомые интонации.
— Как я рада вашему приезду, — с волнением проговорила Глухова. — Я давно вас разыскиваю, два раза приходила в прокуратуру. Нам необходимо встретиться. Дело не терпит отлагательства, — в трубке послышались всхлипывания.
— Приезжайте, я жду вас, — коротко ответил он.
Глухова вошла запыхавшись.
— Как хорошо, что вы приехали, — сказала она, сильно волнуясь. Из-под набрякших век тотчас заструились слезы, прокладывая извилистую дорожку на припудренных щеках. Вячеслав молчал, зная по опыту, что женщине в таком состоянии надо дать выплакаться — снять излишние эмоции, а уж потом переходить к серьезному разговору.
— Вячеслав Владимирович! — едва выговорила она сквозь слезы, — дайте мне слово, что плохого Витеньке не сделаете. Он страдает безвинно. На него нарочно наговаривают, завидуют нам. А он ведь и мухи не обидит. Мальчик послушный, хороший, вина и то в рот не берет.
Вершинин едва сдержал улыбку, вспомнив рассказ Олега Гагулина о том, как лихо пил водку Глухов на товарном дворе, но промолчал.
— Откуда вы взяли, что мы ему хотим сделать плохо? — успокоил он мамашу. — Выясним кое-что и, если не виноват, отпустим. Что же ему теперь вечно в бегах быть?
— Нашелся Витенька. Недалеко он, — тихо сказала Глухова, с надеждой глядя на следователя.
— Где же?
— Позавчера весточку я от него получила, — она щелкнула никелированными застежками сумки и достала лист бумаги.
Вершинин осторожно развернул заляпанное грязными пальцами письмо и прочитал следующее:
«Дорогая мамочка. Вины на мне нет. Когда разберутся — появлюсь. Не волнуйся — я жив, здоров, сыт. Смотри, не скажи в милиции, что получила от меня записку. Им сейчас ничего не докажешь, посадят и все. А мне за других сидеть неохота. Твой сын Витя».
Бумага пахла дымом. Вячеслав повертел ее в руках и еще раз перечитал.
— Позавчера сообщить нужно было, — с досадой сказал он. — За два дня знаете сколько может измениться.
— Я и приходила к вам позавчера, сразу как получила, а вы в отъезде оказались.
— Есть же милиция — Стрельников, Пантелеев. Они сразу приняли бы меры, глядишь, и Виктор был бы уже тут.
— Знаю, как они разбираются, — с неожиданной злобой выкрикнула Глухова. — Посадят в камеру — там, не то что ребенок, взрослый со страху чего хочешь наговорит на себя.
— Ну, это вы напрасно, — возразил Вершинин. — Народ в милиции опытный, грамотный работает. Один Стрельников чего стоит.
Глухова промолчала.
— Кстати, а где же конверт? — поинтересовался он, пряча письмо в стол.
