Петр Северцев - Хакер и Маргарита
– Уже, – отозвался я.
– Что «уже»? – не понял Юрий Юрьевич. – Ах да, простите.
– Так что же с вами произошло? – спросил я. – Лалаев шантажировал вас из-за каких то проделок вашей дочери? Какой-нибудь криминал?
Одинцов дико посмотрел на меня, и вдруг с неожиданной радостью воскликнул:
– Ну да! Конечно же!
– А остальных? – продолжал я расспросы. – Вы вообще в курсе?
– Я подозревал, – оживленно отозвался Юрий Юрьевич. – Но точных данных у меня не было. Я, действтельно, отстегивал Лалаеву определенную сумму ежемесячно. Представляете, каким испытанием для меня было ежендевно встречаться с ним глазами...
– Да, – протянул я, – в такой ситуации вам не позавидеушь.
– Вот именно, – подтвердил Одинцов. – Убил бы мерзавца своими руками.
– Уже, – поправил я его.
– Что «уже»? Ах да, конечно, – спохватился Одинцов. – Наверняка кто-то из перечисленных вами господ не вынес его требований и решил разделаться с шантажистом, И, знаете, я не берусь осуждать их.
Я отметил как решительно Одинцов отметал свою персону из числа подозреваемых, но не стал обращать внимание собеседника на этот неуклюжий маневр.
– Так что же мы с вами будем делать дальше? – задал самый главный вопрос Одинцов. – Может быть, вы удовлетворитесь однократным взносом?
Какая наивность!
Даже среди руководящих работников среднего звена встречаются, прости Господи, лохи, которые действуют в реальной жизни также, как зеленые висельники и чайники. Эти выскочки думают, что уже знают все на свете и норовят работать с программой, не освоив основных принципов юзера. Скажем, обожают рисовать в Paintbrush, а не могут толком разобраться с Dos, а то и с Петкой Нортоном.
– Нет, – твердо сказал я. – Об этом не может быть и речи.
Одинцов сразу же погрустнел. Юрий Юрьевич смотрел на меня с нескрываемой ненавистью, но старался говорить как можно мягче и деликатнее, чтобы не рассердить нового владельца его тайны.
– На счет, налом? С какой частотой? – стал он уточнять подробности.
– Вы о чем?
– Как о чем? Мало того, что вы намерены тянуть из меня деньги, так вы еще и издеваетесь?! – рассердился Одинцов. – Вы же, как я понимаю, теперь считаете себя правоопреемником, что ли, информации, за неразглашение которой я платил, плачу и буду платить.
– Юрий Юрьевич, – решил я успокоить его, – вы абсолютно неверно понимаете ситуацию. Я – не шантажист. Никаких денег мне не нужно. Более того, я намерен вернуть вам документы.
Одинцов с удивлением уставился мне в глаза. Его рот даже приоткрылся от неожиданного предложения, продемонстрировав вставную нижнюю челюсть.
– Но, буду с вами откровенен, – продолжал я. – У меня есть свой интерес. Меня интересуют не ваши мелкие или крупные грехи, за которые вы теперь в буквальном смысле расплачиваетесь. Вернее, интересуют, но не в смысле получения каких-то дивидендов за сохранение информации. У меня совершенно конкретное дело, которое я сейчас распутываю. И единственное, что я у вас прошу – это оказать содействие моей работе.
– Это сколько же будет? – уже полез за калькулятором Одинцов.
– Я вам уже сказал, что речь не идет о деньгах, – втолковывал я.
– А что же тогда? – настороженно поинтересовался Юрий Юрьевич.
– Вы устроите так, чтобы я встретился с Бабенко и Дикаревым, – предложил я. – Вы расскажете мне, как именно вышел на вас Лалаев и каким образом к нему попали папки с личными делами. Кстати, вот они, можете забрать эти документы и поместить их на место.
Я вынул из пакета три папки и положил их на стол перед Одинцовым.
Тот быстро просмотрел их одну за другой, потом снова перелистал подшитые листы.
– Тут не все, – потерянным голосм произнес он. – Еще должны быть вкладыши.
– Вот эти? – я достал из пакета лежащий отдельно «второй слой», как я окрестил про себя начальственные заметки на отделтных листах.
– Да-да, – обрадовался Одинцов. – Слава Богу, не потерялись. Видите ли, Букенбай Минтимерович очень внимательно относится к работникам фирмы и считает своим долгом кратко охарактеризовать каждого. Вы читали? Какой слог, какие меткие характеристики!
– Вы уверены, что это все? Что больше в папках ничего не было? – уточнил я.
Ведь в моем пакете отдельно лежил еще так называемый «третий слой» – записи, которые я предписывал покойному и которые, на мой взгляд, и содержали наиболее ценную информацию.
– Конечно, – заверил меня Одинцов. – Что касается вашего вопроса, то спешу обрадовать: ваши условия меня вполне устраивают. Встречу с остальными двумя лалаевскими клентами и вам устрою сегодня же. Сведу с ними, а дальше вы уж сами, хорошо?
Я кивнул.
– А что касается меня, то вас, наверняка, разочарует мой рассказ, – продолжал Одинцов. – Лалаев просто вдруг появился, как чертик из табакерки. В один прекрасный день, вернее, вечер, когда я покидал офис, ко мне обратился торговец с лотка, который стоял у нас в холле. Он рассказал мне некоторые факты и предложил оценить мое дальнейшее спокойствие. Я провел ужасную ночь, был близок к самоубийству, но все же решил заплатить. Мы определили сумму – она оказалась не очень велика и я выплачивал ее ежемесячно. Не так давно Лалаев обратился ко мне с просьбой познакомить его с нашей картотекой личных дел. Я не посмел ему в этом отказать. Не посмел возражать, когда он попросил домой несколько папок, обещав вернуть их к началу рабочей недели. Поверите ли, я все утро был как на иголках. Страшно даже подумать, что могло бы произойти, запроси эти папки начальство. Лалаев мертв, бумаг на месте нет...
– А ваша жена знала о том, что вы подвергались шантажу? – спросил я.
– Нет, что вы! – ужаснулся Одинцов. – Мила очень решительный человек, очень независимый. Она бы не вынесла такого давления.
Я вспомнил фразу, которую обронила Мила во время моего посещения – «Он что, требовал денег?» – и подумал, что Одинцов прав. Мила бы не стала просто так ежемесячно отстегивать Лалаеву деньги. Она бы просто-напросто убила его. А может быть, и действительно?..
– Что касается Дикарева, то он будет только после обеда. А с Бабенко вы можете сейчас увидеться хоть сейчас, – предложил Одинцов. – Он у себя в кабинете, кажется, один. Вам никто не помешает.
Как показала действительность, Однцов, с одной стороны, жестоко ошибался, а с другой – был прав на все сто процентов.
Мне помешали, да еще как! И мне помогли, как мало кто мог помочь.
Дело в том, что в кабинете под номером восемнадцать (красные цифры на черном фоне) оказалась та самая дама, которая испытывала остатки моего терпения, насилуя служебный телефон в холле фирмы «Марат».
Мы с Одинцовым вошли как раз в тот момент, когда сия особа просматривала настольный перекидной календарь господина Бабенко.
– Ни в коем случае, Славик, – всплеснула она руками, остановившись на каком-то листе. – Ты не можешь, понимаешь меня, просто не можешь в четверг ехать в командировку. Даже на полдня.
– Но Оленька, – слабо пытался возражать управляющий черной кассой, он же – по совместительству – курирующий связи с общественностью, – это же не я решаю, ты попробуй понять!
– А что тут понимать? – возразила Ольенька, сгребая со стола календарь. – Я сейчас сама пойду и поговорю с Букенбаем Минимеровичем. Кто-то же должен заступаться за тебя, если ты сами не в состоянии.
Бабенко со стоном прикрыл рукой глаза и опустился в свое кресло.
Едва кивнув нам на ходу, строгая дама плавно выплыла из кабинета, с порога погрозив на прощание пальцем его владельцу.
– Опять? – спросил Одинцов, удостоверившись, что шаги посетительницы затихли в конце коридора. – Что на этот раз?!
Бабенко быстро и бесшумно зашевелил губами, изображая матерную ругань.
Юрий Юрьевич сочувственно покачал головой. Отдав дань соболезнования, он приступил к делу. Указав рукой на меня, Одинцов проговорил:
– Вот, Слава, по твою душу. Ничего от себя говорить не буду, сам разберешься.
– Насчет покупки полосы в еженедельнике? – вяло осведомился Бабенко.
Но Юрий Юрьевич уже покинул кабинет, аккуратно и плотно прикрыв дверь.
Бабенко небрежно указал мне на стул и уже потянулся к календарю, но, вспомнив, что его умыкнула дама, досадливо чертыхнулся.
– Так что там у вас? – обратился он ко мне, придав лице деловое выражение.
– У вас, Владислав Сергеевич, – со вздохом поправил я его. – Именно у вас...
Когда Бабенко услышал, что речь идет о Лалаеве, он тотчас же изменился в лице.
– Я полагал, что с его смертью весь кошмар закончится, – прошептал он.
– Вы, часом, не приложили к этому своих усилий? – поинтересовался я.
– То есть? – переспросил Бабенко. – Что вы имеете в виду?
– Если взять процентное отношение, то шантажисты умирают чаще простых смертных, – пояснил я. – Гораздо чаще, Владислав Сергеевич.
Бабенко внимательно посмотрел на свои руки, вытянутые вперед.
