И Горбатко - Дело полковника Петрова
Во-вторых, нельзя исключать что это просто прием для моей проверки. Петров мог быть в курсе моей биографии. Он мог знать, что я не был коммунистом, и что мое участие в делах клуба началось сравнительно недавно. Я представил себе, как он задается вопросом, почему этот человек, занимающийся врачебной практикой, отвергает добрый совет и упорно посещает клуб, зная, что это может неблагоприятно отразиться на его карьере. Однако это вполне можно понять, если он работает на австралийскую контрразведку.
Глава Десятая
Я пришел к выводу, что свободно могу поэкспериментировать, сокращая свое участие в делах клуба, по крайней мере поэтапно. Если выяснится, что это было неправильное решение, я смогу объяснить свои действия возросшей загрузкой как по линии врачебной практики, так и в работе в качестве музыканта.
Когда я сообщил о своем намерении Джоффу Скотту, он аж взвился.
- Не валяйте дурака, - сказал он, - у вас прекрасное положение. Не надо ломать построенного.
Разговор с Джофом происходил в небольшом, только что организованном офисе прикрытия в пригороде Эджклиф, где он легендировал деятельность газетно-рекламного агентства. Для того, чтобы придать помещению видимость реального агентства, Джофф разложил по офису множество газетных и журнальных вырезок. Посещения этого места агентами было легко объяснить, так как почти каждому в какой-то период своей жизни хочется видеть свое имя напечатанным, то есть он эксплуатировал общечеловеческое желание прочесть о себе в газете или журнале.
Несмотря на аргументы Джоффа, которыми он давил на меня очень энергично, я решил следовать выбранным мною путем, но с соблюдением осторожности. В качестве первого шага я написал в комитет клуба письмо, в котором подал в отставку со своей должности. До этого я уже объяснил мои трудности Клодницкой и сказал, что буду готов помочь, когда потребуется.
Это не удовлетворило Лидию.
Уходите оттуда совсем, - сказала она. - Не оставайтесь даже членом клуба.
Я сразу не последовал её совету, но когда увидел, что моя отставка из комитета никоим образом не повлияла на мои отношения с Петровым, я решил, что надежнее будет уйти совсем.
Но Петров вел себя так, что мне было трудно понять, правильно ли я поступил. Как-то в один из этих дней Лидия, Петров и я зашли что-нибудь выпить в отель Канберра.
- Владимир Михайлович, Майкл ушел из клуба, - сказала Лидия. Петров в ответ что буркнул.
Лидия проявила настойчивость и повторила свое сообщение, как будто в первый раз её слова не были поняты. - Он совсем ушел из клуба.
Поскольку Петров не проявил никакой реакции, она повернулась ко мне. Скажите ему, Майкл, скажите сами.
Я пожал плечами и пояснил причину моего решения: - В общем то, да, произнес я. - У меня очень много работы.
Петров по-прежнему почти не проявил к этому вопросу интереса, и я так и не понял, имела ли эта информация для него хоть какое-то значение.
Этот инцидент внес путаницу в мое представление о роли в этом деле Лидии.
_ Агент она или дура?, - спрашивал я себя.
Вероятно, у меня было не совсем верное представление о вещах на этой стадии, и я придавал большое значение обстоятельствам, которые ничего не значили. А может быть мои сомнения вели меня и в правильном направлении.
Как бы то ни было, когда в следующий раз я встретил Петрова в клубе, он был со мной довольно любезен. Мы с ним разговорились и среди прочего он пожаловался мне, что его беспокоит боль в колене. Он попросил меня встретить его на Кингс Кросс и затем осмотреть его колено. Придерживаясь линии поведения, согласно которой в моем отношении к нему не было особой заинтересованности, я намеренно опоздал на встречу, и его на месте не оказалось.
К этому времени Лидия сделала мне подарок - фотокамеру русская Лейка. Это была точная копия немецкой фотокамеры Лейка, но советского производства. На ней был нанесен номер серии и надпись на русском языке о том, что камера изготовлена в г. Харьков под руководством НКВД. Решив, что надпись несет в себе какой-то особый смысл, я немедленно связался с Джоффом Скоттом. Теперь я знаю, что никакого особого значения эта надпись не имеет. Много камер с аналогичной маркировкой продается за пределами России, особенно в Германии и некоторое их количество привезено в Австралию переселенцами из Европы. Наверное мне следовало знать это, так как я уже знал, что НКВД ( сейчас это МВД) имеет много функций помимо руководства секретной полицией. По сути дела это Министерство внутренних дел.
Как бы то ни было, я оказался не единственным, кто был введен в заблуждение. Джофф Скотт взял фотокамеру в свой офис, где её сфотографировали, прежде чем вернуть мне обратно.
Поскольку выяснилось, что сама по себе фотокамера не имеет каких либо особенностей, то следует рассказать о заданиях на которые Лидия посылала меня с этой камерой. По её указанию я фотографировал такие места, как крупный авиационный терминал в Маскоте, портовую радиолокационную станцию и военные сооружения.
Я и раньше испытывал недоумение по поводу некоторых действий Лидии, а теперь был совершенно озадачен. Я пересмотрел свое мнение о том, что она дура, и начал ставить под сомнение мою мысль о том, что она агент Петрова. Трудно было понять, что за игру она ведет. Однако, какая бы это ни была игра, она, определенно, проверяла меня в чьих-то интересах. Кто это был? Одно время я решил, что она, по-видимому, ведет проверку меня по заданию Службы безопасности. Эта мысль вызвала у меня такое возмущение, что я заявил протест Джоффу Скотту, который заверил меня, что никакой проверки не ведется. Я принял его объяснение, хотя оно не обязательно должно было соответствовать истине. Методы, применяемые Службой безопасности, многообразны, в чем мне пришлось убедиться позднее на более сложном и деликатном этапе работы.
Сама Лидия рассказывала мне так много различных невероятных историй, что я для себя выбрал только один путь: обеспечить себе гарантированную безопасность и не идти в отношениях с Лидией ни на что, кроме личных дел. Поскольку мы с ней встречались часто, я не мог позволить себе ослабления бдительности.
Через некоторое время после того, как я получил от Лидии фотокамеру в подарок , она сообщила мне, что на следующий день Петров будет у неё дома, сказала, чтобы я обязательно тоже пришел к ней. Когда на следующий день я появился у неё дома, в комнате уже было невероятно накурено. Лидия сидела с Петровым и ещё каким-то худощавым и высоким русским, с лицом мертвенно-бледного цвета. Он оказался водителем посольства по фамилии Кучаренко.
Они предложили мне бокал с напитком, и Петров без проявлений недовольства выслушал мое объяснение по поводу срыва по моей вине нашей с ним встречи. Я спросил его о колене, и он ответил, что оно его все ещё беспокоит. Поэтому я пригласил его в другую комнату, чтобы осмотреть колено. Насколько я мог судить по результатам осмотра, никакого заметного повреждения не было, и, тем не менее, я предложил ему определенный курс лечения. У меня сложилось впечатление, что Петров использовал жалобу на боль в колене в качестве предлога для встреч со мной.
Когда мы вернулись к остальным присутствующим, разговор перешел на занятия фотографией, и Лидия ярко и образно рассказала Петрову, как я помог ей сфотографировать аэропорт в Маскоте.
Настанет время, - объяснила она, - и наши самолеты будут приземляться в этом аэропорту.
Мы все четверо выпили за это событие. Все уже привыкли не обращать внимание на такие её высказывания. Лидия была склонна к экстравагантности и могла на следующий день так же легко предложить тост, враждебный Советскому Союзу.
В августе-сентябре 1951 года большинство моих встреч с Петровым проходило при посредничестве Лидии. Я встречался с ним в её присутствии в клубе или в её квартире, а иногда приглашал его на обед или в ночной клуб. Посещения ночных клубов Петрову нравились.
В это время произошла существенная перемена в моих отношениях со Службой безопасности и в моем статусе в Службе.
Оперативные расходы на шпионскую игру становились слишком высокими, чтобы покрывать их из кармана агента, даже если бы он и был процветающим в материальном отношении человеком, а я таковым не был. Служба безопасности по-прежнему выделяла мне десять долларов в неделю. Эта сумма была определена весьма произвольно на ранней стадии моей оперативной деятельности, когда ещё не было ясно, окажутся ли её результаты существенными или нет. По мере углубления работы, я стал посещать ночные клубы, получая от Службы сумму на уровне школьного пособия. Кроме того эта работа не позволяла мне расслабиться круглые сутки и семь суток в неделю, что весьма отрицательно сказывалось на моей врачебной практике. Финансовое бремя стало для меня непосильным.
Я объяснил ситуацию Джоффу Скотту и попросил утвердить для меня смету оперативных расходов и выделить в соответствии с ней деньги, которые я, при необходимости, мог бы брать на проведение конкретных оперативных мероприятий. Он отнесся к моей просьбе с пониманием, но предупредил, что удовлетворить её в рамках его отдела невозможно. Тем не менее он признал, что в этом вопросе назрела необходимость в новых подходах и пообещал поставить этот вопрос перед своим начальством.
