Галина Романова - Ночь с роскошной изменницей
А он развернул девушку спиной к Соне и уставился на нее с необъяснимым жадным любопытством. Да, пару раз Соня поймала именно такой его взгляд и именно так поняла. А потом и вовсе сложил губы трубочкой и послал ей беззвучный поцелуй. Тут она и не выдержала и, позабыв про вечно мнущуюся юбку, про нелепый хлястик и про собственное смятение, поднялась и едва ли не бегом бросилась из закусочной.
Так, теперь ей здесь тоже не было места. Раз эти двое теперь здесь завсегдатаи, то она сюда ни ногой.
Домой! Пускай ее донимает звонками навязчивый Липатов, это все же лучше, чем неожиданная встреча с Никитой.
В квартире было невыносимо душно. Все окна выходили на солнечную сторону. Именно так захотелось Анне Васильевне, именно этим она руководствовалась, выбирая ей квартиру.
– В доме должно всегда быть много солнца, – объяснила она, когда они просмотрели с Соней с дюжину квартир и остановили свой выбор именно на этой. – Мрака нам и без того жизнь преподносит в достатке…
Соня не роптала, соглашаясь с ней почти во всем. Но теперь вдруг с раздражением подумала, что неплохо было бы для начала согласовать этот вопрос с ней, ей все же здесь жить. Задыхайся теперь от духоты. Да и пыль, ухитряющаяся проникать даже сквозь пластиковые окна, ежедневно – вытирай ее не вытирай – махрово клубилась в солнечном свете.
Скинув с ног старые удобные босоножки, Соня по привычке обошла квартиру. Остановилась возле книжных полок и долго рассматривала корешки альбомов с фотографиями. Как раз тот, что был снизу, хранил ее воспоминания о Никите. Она помнила наизусть все, что запечатлела старенькая мыльница, с которой они никогда не расставались, отправляясь гулять. Она не раскрывала этого фотоальбома с тех самых пор, как он уехал. И поклялась себе, что никогда не сделает этого больше, но вот выбросить фотографии рука так и не поднялась. Посмотреть или нет?
Альбом раскрылся на том самом месте, где они были втроем: она, Никита и Татьяна. Это было… Когда же это было?!
Солнечный день, очень похожий на сегодняшний. Парк неподалеку от того места, где жила Анна Васильевна. Скамейка с облезшей краской на старых деревяшках под рябиной. И они все трое. Никита в центре. Она и Таня по бокам. Его руки обнимают обеих за плечи. Ее чуть крепче. И голова его неумолимо клонится к ее плечу. И кажется он ей на этом снимке очень любящим и счастливым, почти таким же, как сегодня с карамельной красавицей, из-за чьего плеча он посылал ей беззвучный поцелуй.
Ну вот зачем он это сделал, зачем?! Чтобы разбередить, растормошить все то, чего давно нет, что умерло и подернулось пеплом? А ей ведь больно! Да так больно, что и не ожидала. И полетело к черту все ее самообладание, о котором столько насочиняла.
Соня перевернула глянцевую страницу.
Никита уже один. В светлых джинсах, темной рубашке. Серый свитер болтался за спиной, с перекинутыми через плечи рукавами. Никита был потрясающе хорош в тот момент. И Соня помнила, как кинулся он целовать ее, после того как щелкнул фотоаппарат. Обнял и целовал, и говорил так много и так красиво, что подумать тогда, что все это может внезапно закончиться, было просто невозможно. А закончилось…
И теперь он не с ней, а с той гламурной красавицей, смотреть на которую, не ослепнув, просто невозможно.
Противно! И не из-за того противно, что Никита когда-то оставил ее. А из-за собственной недальновидной гордости, заставившей ее не простить его, когда он вернулся уже за ней. И просил простить его, и повторял без конца, что любит.
Соня всхлипнула, захлопывая альбом на той странице, с которой ей беззаботно улыбался Никита в темной рубашке, удивительно оттеняющей его симпатичное лицо. Снова засунула альбом между других таких же, повернулась к книжной полке спиной и какое-то время стояла, тупо рассматривая серебрившуюся в солнечном свете полоску пыли на стеклянном столе. Вот проклятие! С какой отвратительной обнаженностью действует солнечный свет на все, что ее окружает. Мимо чего-то можно было бы и пройти, не заметив. Ан нет, не выйдет. Будьте любезны заострить внимание, будьте любезны присмотреться.
А она ведь присматривалась к той женщине, что курила тогда и рассматривала ее из окна. Солнце только-только выпорхнуло из-за верхушек высоченных сосен и с прилежной беспощадностью облизывало все, что вставало на его пути. Брызнуло оно и в то самое окно, из которого Соню кто-то внимательно разглядывал. Угадать бы еще, чей это был дом. Не угадать, а вспомнить.
Вспомнить… Попробуй тут вспомни после всего, что навалилось. Мало ей убийства Тани, так теперь еще и Никита объявился. Будто сговорились все валить на ее бедную голову беду за бедой.
Соня тяжело вздохнула и поплелась но кухню. Здесь все нравилось ей. И дорогая шершавая плитка под ногами. И обои под средневековый камень, и модерновая мебель, вся сплошь из матового стекла и дерева, оформленного под хром. Обеденный стол, выложенный микроскопическим кафелем, особенно ей полюбился. Никаких тебе проблем, можно и горячую сковородку взгромоздить при случае, не заботясь, что столешница пострадает.
Липатову стол тоже понравился. Он так хозяйски растопыривал на нем свои острые локти, что казалось, вот-вот еще немного, и он залезет на стол с ногами. И ведь постоянно жрать просит. Будто она нанималась кормить этого шпика.
Вот ерундовина какая! Стоило о нем подумать, как тут же затрезвонил телефон.
Если это он, метались мысли в ее голове, непременно наберется смелости и пошлет его к черту! Нет в ее планах на сегодня пункта из Липатова Вадика. В гостиную она летела с твердым намерением нахамить. Схватила трубку с телефонной подставки и почти крикнула:
– Да!
– Доброе утро. – Голос с легкой хрипотцой поначалу показался ей совершенно незнакомым. – Чем занимаемся?
– Привет, – растерялась Соня, с раздражением углядев еще одну полоску пыли на телевизоре, и откуда что берется. – А кто это?
– Не узнаешь, Софья Андреевна? Ничего, что я на «ты»? – Легкая хрипотца подернулась откровенной насмешкой.
Снимщиков! Конечно, это был он! Как это она о нем позабыть успела?
– Ничего, – настороженно позволила Соня, возвращаясь но кухню.
На огне стояла турка, и коричневая кофейная пенка уже начинала набухать и слегка подрагивать. Не прозевать бы, когда та стремительно поползет вверх, и присыпать щепоткой ванили, а потом можно снова на огонь и дожидаться второго пришествия. Такой вот кофе она любила, таким потчевала гостей. Может, потому и Липатов к ней прикипел, а не из каких-то своих корыстных служебных соображений.
– Ну и ладно, раз ничего. – Снимщиков помолчал минуту, потом спросил: – Как там наш общий знакомый поживает?
– Это вы про Липатова? – в отличие от Олега Сергеевича, «тыкать» ему она поостереглась, с минуты на минуту ожидая подвоха.
– Про него, про него, сердешного.
Ей казалось, что она даже видит, как кивает сейчас Снимщиков головой и каким ехидством при этом сияют его глаза.
– Наверное, нормально поживает. – Соня успела подхватить турку, всыпать туда ванили, дождалась, пока пенка чуть схлынет, и снова поставила кофе на огонь.
– У тебя? – хмыкнул Снимщиков с прежней насмешкой. – У тебя поживает, или как?
Посылать к черту, видимо, придется не Липатова, а Снимщикова, с тоской подумала Соня. Хотя и не особо хотела.
– Вы чего звоните, Олег Сергеевич?
Кофе она все же упустила, сердито шипя, пышная пенка проползла по горячей плите и застыла Онежским озером в самом центре. Соня недовольно покосилась на грязное географическое пятно и переспросила:
– Вы по какому поводу звоните мне, Олег Сергеевич?
– Повод у меня только один – доказать всем, что ты убила свою подругу, – желчно отозвался тот.
– А зачем мне было ее убивать? – воскликнула Соня и тут же заглянула в турку: кофе оставался на самом донышке. – Мы с Анной Васильевной так долго искали ее! Зачем же мне было ее убивать? Из каких таких побуждений, Олег Сергеевич?
– Из корыстных, Софья Андреевна! Конечно же, из корыстных!
– Из корыстных?! И в чем же заключается моя корысть?! – еще раз с сожалением заглянув в турку, Соня с грохотом отправила ее в раковину.
– В том, что наследницей всего состояния Сочельниковой ты как бы перестаешь быть, и права наследования плавно переходят к ее воскресшей дочери. Вот так-то! – провозгласил Снимщиков почти радостно. – Что скажешь?
– А скажу то, что Анна Васильевна будто бы жива и здорова! И, на мой взгляд, проживет еще очень долго, при ее-то здоровье! – зло фыркнула Соня. – И разговор о наследстве вести как будто преждевременно. Или вы считаете по-другому?
– Как знать, как знать, Софья Андреевна, – продолжал веселиться Снимщиков. – Одному богу и тебе известно о твоих планах.
– Идите к черту! – вдруг не выдержала она и отключилась.
Кто сказал, что она обязана выслушивать подобные мерзости? Да от кого?! От опального мента, который уже буквально дышит на увольнение! Липатов что-то такое рассказывал ей и доверительно шептал о том, что из-за этого скандала Снимщиков вроде бы своей девушки лишился. Вот он и беснуется и не дает покоя нормальным людям.
