Юлия Вознесенская - Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной
— Генрих! Это самая черная клевета из всех, какие ты возводил на меня на протяжении нашего брака! Я совершаю ежедневно трехразовый подвиг, готовя тебе завтрак, обед и ужин, а ты…
— А я ежедневно потребляю твои завтраки, обеды и ужины, что являет собой гораздо более высокий подвиг!
— Генрих, я пошла на кухню за скалкой!
— Сокровище мое, не ходи так далеко: возьми лучше каминные щипцы и ущеми ими мои… права человека!
— Это не твои, а мои… права человека, безобразник! — Баронесса выхватила из-под себя подушку и бросила ее в мужа.
Барон перехватил подушку в воздухе и бросился к дверям, потрясая трофеем:
— Прощайте, дамы! Я бегу в Международную Амнистию!
Вслед ему полетела подушка с его стула, но барон уже успел захлопнуть за собой дверь гостиной.
— Вот так всегда! — пожаловалась Альбина Апраксиной. — С ним ни о чем невозможно говорить серьезно! В Амнистию… Он сейчас усядется перед телевизором и станет смотреть все спортивные передачи подряд. Еще кофе?
— Пожалуй, спасибо. А как дела у Марго?
— Все так же, — вздохнула Альбина. — Часами висит на телефоне, все строит какие-то планы со своим издателем. Но что бы он там ни затевал, общипать Птичку у него не получится.
— Ты уверена?
— Вполне! Без подписи Марго ни один денежный документ не действителен, а подписи ее он не получит, потому что я не дам им встретиться. Она у меня будет сидеть под арестом до поумнения.
— Но он может послать ей документы на подпись по почте вместе с какими-нибудь издательскими бумагами, и она подпишет не глядя, как она всегда делает, а потом отошлет ему обратно!
— Ха! Я всю ее почту перехватываю и проверяю!
— Перлюстрация?
— Ну что ты! Я просто отбираю те конверты, которые кажутся мне подозрительными, и складываю их у себя до лучших времен. Не беспокойся, Ли- завета, и не верь Генриху: права человека в этом доме все-таки соблюдаются, хотя и не в полной степени…
Апраксина подумала, что со времен диссидентства представления Альбины фон Ляйбниц, урожденной Якоревой, о правах человека претерпели некоторую трансформацию, но затевать дискуссию на эту тему не стала. Допив кофе, она встала и объявила:
— Теперь полезу в «скворечник», надо же навестить нашу «узницу любви». Дай мне ключ от ее узилища!
— Держи!
— Значит, в четверг вечером я жду от вас с Генрихом известий. Пока, дорогая! Ключ я потом занесу.
— Если меня не будет, просто оставь его тут на столе, я потом приберу. Приятного свиданья!
В квартирке над гаражом вопреки ожиданиям Апраксиной вовсе не царили тоска разлуки и холод уныния. Марго сидела за пишущей машинкой в своем обычно рабочем виде: в длинном бухарском стеганом халате, с головой, обмотанной кашемировой шалью, и в настоящих русских валенках — и где только она их достала? «Когда я творю, поясняла Птичка друзьям и интервьюерам, — я должна быть тепло укутана, потому что всю энергию души и тела я отдаю своим книгам, то есть моим дорогим читательницам и читателям, и потому я ужасно мерзну за машинкой!» На самом деле, конечно, она страдала от застоя кровообращения в сидячем положении. Увидев входящую графиню, она подняла от машинки затуманенный вдохновением взор и сказала:
— Как хорошо, что вы заглянули ко мне, Елизавета Николаевна! Вы должны мне помочь, и немедленно!
«Сейчас она попросит, чтобы я устроила ей побег», — решила Апраксина и, к счастью, ошиблась.
— Я уже заканчиваю детектив о нашей бедной «русалке из бассейна», расследование подходит к концу, но мне нужно уточнить несколько второстепенных деталей. Вот скажите, на мокрой земле у пруда могут остаться отпечатки пальцев?
— Никоим образом, Птичка! Почему бы твоему детективу Гале Хлобе не обнаружить след от обуви убийцы?
— Ну что вы, Елизавета Николаевна! Это так банально! Сразу видно, что вы только расследуете убийства, а не пишете о них. Писать гораздо, гораздо труднее, уж поверьте мне!
— Никак не могу в это поверить, Птичка! У тебя детектив уже подходит к концу, а мы с инспектором Миллером находимся еще только в самом начале расследования.
— Ну, вы же не отдаете расследованию всю душу, как я своим детективам… Вот если бы на берегу оказался мягкий воск… свеча, например… Но зачем это убийца понесет к пруду зажженную свечу, даже если убийство он совершает ночью? Верно?
— Верно. Но свеча может таять и на солнце. Вспомни, в тот день было очень жарко…
— Да, я помню. Но днем свеча уж и вовсе ни к чему!
— А ночью оранжерея закрыта, знаешь ли.
— Ну, какие пустяки! У меня убийство происходит не в каком-нибудь дурацком «Парадизе», а в имении графини Убараксиной…
— Опять?! Марго, ну сколько раз я тебя просила не делать из меня прототип для твоих идиоток!
— Что ж я могу поделать, если читателям нравятся детективы из великосветской жизни, а у меня титулованных знакомых только вы да Альбина?
— Что ж ты ее не берешь прототипом?
— Баронесса Альбина из Чапаевска… Вздор! Так не бывает!
— Как это «не бывает»? — опешила Апраксина.
— Не бывает — значит ОБЫЧНО не бывает. Альбина — исключение, нетипичный случай, а значит, для романа он непригоден. Я ведь пишу в духе строгого реализма.
— Да уж…
— И вообще я беру из жизни все, что может пригодиться для моих книг. Не сочинять же мне каждый проходной персонаж!
— Спасибо на добром слове! — слегка поклонилась Апраксина. — Впрочем, я действительно благодарна тебе, что ты хотя бы не пишешь с меня главных героинь.
— Не понимаю, что в этом обидного? — пожала ватными плечами Марго. — Писатель, как пчелка, собирает нектар со всех цветов!
— Ну, положим, пчелы-то берут взяток не со всех цветов подряд, а с разбором! Пчелы — умные насекомые.
Марго прикрыла тяжелыми веками свои большие глаза, почти неуместные на ее маленьком личике, и произнесла нараспев и чуть гнусаво:
— «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»
— Еще раз спасибо, дорогая, от всех второстепенных героинь твоих романов! И все-таки скажу тебе, современный великосветский роман — это нонсенс…
— Гениально! — воскликнула Птичка. — Именно СОВРЕМЕННЫЙ великосветский роман! То есть в подчеркнуто современном интерьере!
— Тогда почему бы тебе не устроить отпечатки убийцы в бетоне?
— М-м-м! И опять гениально! В имении графини идет ремонт… Нет, не так. Бассейн — треснул! И вот графиня замазывает их цементом…
— Сама замазывает?
— Нет, конечно! У меня же настоящая графиня, а не просто титулованная старушка… Ой, простите!
— Да, ладно… Ну так и что там с бассейном?
— Она приказывает кому-нибудь из слуг замазать трещину в бассейне… Потом, когда утопленницу нашли и полиция обнаружила в цементе отпечатки пальцев; бедная графиня никак не может вспомнить, кому именно из слуг она велела замазать бассейн?
— У нее их что, так много, что она запуталась?
— Было много, но к появлению полиции они все разбежались.
— Почему? Разве все они были замешаны в убийстве?
— Что за глупости? Убил кто-то один, конечно, но разбежались — все до одного!
— Они что, все были такие трусы?
— Да нет! Просто они работали у графини «по-черному», ни у кого из них не было разрешения на работу. А у многих не было и документов. И вот графиня никак не может вспомнить их имена…
— У нее что, болезнь Альцгеймера или просто старческий маразм?
— Нет, она еще вполне молода. Просто графиня не в состоянии запомнить имена слуг-иностранцев, ведь они так быстро меняются, ну просто каждые два-три месяца!
— Марго, ты не увлеклась? Каждые два-три месяца — это, по-моему, уже явный перебор.
— Это суровая правда жизни, дорогая графиня! Получив документы, они тотчас находят себе нормальную работу, или становятся «на социальную помощь», или получают пособие по безработице. Ой, Елизавета Николаевна, а теперь вы полчасика помолчите! У меня пошло, пошло! — И Марго застрочила на своей допотопной электрической машинке со скоростью пулемета. Через несколько минут она уже не услышала бы Апраксину, даже если бы та принялась кричать ей в самое ухо — Марго РАБОТАЛА, да и уши у нее были замотаны пестрой кашемировой шалью. Но Апраксина нашла выход — она написала несколько слов крупными буквами на листе бумаге и положила этот лист прямо на клавиатуру: «Можно мне прочесть то, что ты уже написала?»
Марго сначала просто кивнула и смахнула лист с машинки, не переставая печатать, а потом вдруг замерла и медленно повернула голову к Апраксиной.
— Вы что, и вправду будете читать мой новый роман? — недоверчиво спросила она, косясь на подругу из-под съехавшего набок тюрбана.
— Да, буду! — решительно произнесла Апраксина и требовательно протянула руку: — Где рукопись?
— Рукопись?… — Птичка растерянно огляделась. Рукопись… Она везде! Ну, где-то тут, в доме… Начало, вероятно, как обычно, в ванной. А последние страницы должны быть где-то здесь. Вы просто пройдитесь по дому и соберите все страницы по порядку — они ведь пронумерованы! — И она снова лихо застрочила на машинке.
