Виктор Пронин - Божья кара
То и не сел бы за этот роман.
А так вот пожаловался на жизнь, и отпустило маленько. Снова небо увидел, шум ветра за окном услышал, крики голодного кота... Жизнь потихоньку начала в меня просачиваться. Опять же радость нечаянная, весточка случайная – поганый, рыжий и кривоногий ушел из ее жизни, а значит, и из моей тоже...
Ладно, возвращаемся к роману. Что там у нас... Вроде слова о голубой скамейке проскочили? Вот возле нее и соберемся.
Когда Андрей подошел к скамейке, Наташа уже была там, рядом сидела Света, невдалеке на теплом парапете расположился Амок. Раздвигая полуголую толпу мощной своей грудью, подошел Слава. С улыбкой осмотрел всех, хмыкнул.
– Тут собиралася компания блатная, – произнес он нараспев. – Тут были девочки Маруся, Роза, Рая... Какие новости на нашем фронте?
– Без перемен, – ответил Андрей.
– В Феодосии был?
– Был, с Аркадием разговаривал.
– Есть зацепки?
– Появились.
– Позже расскажешь. Мне тоже есть чем поделиться. Вроде бы вокруг полная безнадега, но в болоте беспросветности начали появляться кочки, на которые можно опереться, на которых можно отсидеться, а то и осмотреться. – Все-таки Слава писал стихи, и мог иногда выразиться красиво. – Да, Света?
– Как скажешь, Слава, как скажешь, – Света кивнула и, словно бы ища поддержки, положила ладонь на колено Наташи.
– Жизнь продолжается, – твердо произнес Слава, словно бы сразу пресекая возможные возражения. – И будет продолжаться еще некоторое время. Это я вам обещаю.
– Спасибо, Слава, – обронила Света чуть слышно, но была в ее голосе непокорность, а то и усмешка.
Слава услышал, но промолчал.
Подошел Жора.
– Ну вот, опять луна в Стрельце – быть мне с фингалом на лице, – проговорил он, устанавливая свою черную сумку на парапете. – А почему трезвые?
– Тебя ждали, – ответил Слава.
– Тогда я пошел.
– Возвращайся быстрее, – напутствовал его Слава. – Ждем. С недорогим сухим, разбавленным вином, – он произнес строчки из стихотворения Жоры и этим как бы смягчил суровость своего тона.
– Мне Коктебель не по карману, – ответил Жора тоже своей строчкой.
– Добавить?
– Перебьюсь, – отмахнулся Жора. – Стихи нельзя воспринимать с практичным прищуром.
– А как же прикажешь относиться к твоим сочинениям?
– Восторженно и с придыханием. Как если бы ты объяснялся в любви, заранее зная, что тебя пошлют подальше.
– Подобное знакомо только тебе, – не оставался Слава в долгу.
– У меня другая информация...
– Клевета злопыхателей! – взревел Слава в непритворном гневе, но Жора уже скрылся в толпе. Появился он минут через пять, держа в руках две холодные бутылки алиготе, а на горлышко каждой были надеты по нескольку пластмассовых стаканчиков.
– Смирился с тем, что я не гений – нехватка серости в мозгу, – бормотал Жора, открывая бутылки и разливая вино по стаканчикам. – Но с тем, что не хватает денег, никак смириться не могу...
– Может, и хмыря твоего пригласить? – спросил Слава у Наташи, кивнув в сторону Амока. – А то не по-людски как-то...
– Не надо, – кратко ответила Наташа.
– Доиграешься, девочка. Не надо бы так...
– Мне есть с кем выпить.
– Чувствую, не с теми пьешь.
– Ты еще можешь что-то чувствовать? – удивилась Наташа.
– Хочешь убедиться?
– Чуть попозже.
– Я подожду, – ухмыльнулся Слава.
– Кончай трепаться, – жестковато произнесла Наташа, поняв, что игривый разговор зашел далековато.
– Вот то-то и оно, – удовлетворенно ответил Слава, одержав в этом перебрехе маленькую победу – во всяком случае, ему так показалось. – А стаканчик я ему поднесу.
– Не возьмет.
– Спорим?
– Проиграешь.
– Проиграть красивой женщине – это всегда выигрыш!
– Господи! – с досадой произнесла Наташа. – Чем только люди не тешат себя! Чем только не пытаются ублажить свое пошатнувшееся, между прочим, величие.
– В общении с тобой я готов вообще отказаться от всякого величия.
– Ха! Все готовы! – победно рассмеялась Наташа.
Слава ничего не ответил, но чувствовалось, что последние слова Наташи его задели. Он молча направился к Амоку, сидевшему невдалеке на парапете. Но в последний момент, когда Слава повернулся к ней спиной, Наташа успела погрозить Амоку кулачком – только попробуй, дескать. Вино он взял, что-то произнес, видимо, поблагодарил, но пластмассовый стаканчик поставил на парапет.
– Друзья мои! – вскричал неожиданно Жора, которому не нравились любые обострения в разговоре на голубой скамейке. – Хотите стихи? Свеженькие, только испеченные...
Забыл, как с женщиной общатьсяЯ в Коктебеле без вина.Когда же выпили до дна,То позабыл и попрощаться...
По-моему, очень неплохо... Главное – в тему, тебе не кажется? – спросил он у Андрея вполголоса.
– Новостей нет? – спросил тот.
– Еще не вечер. Нам с тобой нужно заглянуть к одному человеку.
– Свету берем с собой?
– Зачем? – удивился Жора. – Она молчит здесь, будет молчать там.
– Вы уходите? – спросила Света, она слышала их разговор.
– Ненадолго, милая девушка. Мы вернемся сразу, как только.
– Значит, сегодня вас не...
Андрей вдруг увидел, что Света как бы окаменела – остался незаконченным вопрос, остановился взгляд, замерла рука в незаконченном жесте. Света неотрывно смотрела в проплывающую мимо толпу... Нечто похожее происходило, наверное, в сказке, когда принцесса неосторожно уколола палец веретеном и сбылось, все-таки сбылось давнее предсказание злой колдуньи – весь дворец, все царство остановилось, замерло в неподвижности на сто лет, пока не пришел прекрасный принц и не поцеловал принцессу.
– Это он там промелькнул? – спросил Андрей.
Света чуть заметно кивнула.
– Тебя видел?
– Да...
– Так он еще и развлекается по вечерам?
– А почему бы и нет... Ведь его никто ножом не кромсал.
– Что-то божья кара затягивается.
– Поторопи. – Света исподлобья посмотрела на Андрея.
– Помоги.
– Тогда это будет уже не кара, а так... мелкая месть.
– Месть не бывает мелкой. Она может быть несправедливой, но не мелкой. И потом, знаешь... Есть другие слова, более подходящие для нашего случая... Возмездие, например. Суровое и неотвратимое.
Андрей и Света сидели рядом и переговаривались почти шепотом. Их никто не слушал, да никому и не было до них дела. Слова у всех становились все игривее, легкомысленнее, шаловливее – алиготе начинало действовать. И Андрей вдруг понял, что случившаяся с Леной, со Светой беда неумолимо уходит в прошлое, как бы растворяется в сегодняшней жизни, в разговорах, отношениях. А то кровавое и несуразное в своей дикости, что произошло два месяца назад, постепенно уносится морским ветерком, дыханием гор, полынным духом степных трав. И самое печальное – это правильно, так и должно быть, так и происходит в мире, потрясенном на какое-то время злобой и ненавистью. Проходит совсем немного времени – и опять солнце, опять прозрачная волна, легкие стихи Жоры, хмельной женский смех, в котором зов и обещание, надежда на счастье, пусть краткое, пусть незаконное и тайное, а потому еще более желанное...
И уже улыбалась Света в ответ на какую-то шутку Славы, смеялась Наташа, повиснув на подошедшем кривоногом детине, она называла его Апполонио – к божественной красоте стремилась девочка. А был он рыж и нагл, и на его груди, на черной майке, красовалась все та же Наташа в самой легкомысленной позе, которую только можно вообразить на коктебельской набережной после алиготе.
А надо сказать, что на коктебельской набережной после бутылки сухого вина, а еще лучше, если это вино будет слегка разбавлено хорошим глотком коньяка, так вот, в свете восходящей луны с человеческим воображением происходят довольно странные превращения – оно становится безнравственным и беспредельным. Впрочем, и безнравственность, и беспредельность никого не смущала, скорее, забавляла, тешила, да чего уж там – восхищала.
Андрей улучил момент и всмотрелся в ухмылку рыжего – зубы у него были в порядке. Редковаты, правда, с просветами, но все на месте. «Значит, не он, – подумал Андрей, – все легче».
И еще подумал Андрей, пусть несправедливо, но ведь подумал – всю черновую работу ему придется выполнять самому. Да, эти милые друзья и подруги на его стороне, они искренне желают ему преуспеть в благородном деле возмездия. Но помочь не смогут. А если выразиться жестче и точнее – не станут отягощать себя делами хлопотными и рисковыми.
Не так ли и все мы, ребята, не так ли и все мы, в минуты гиблые и тягостные, растроганно слушаем слова наших друзей, слова, полные любви и добра. И готовы поверить, что не одни оказались перед свалившейся бедой, что есть плечо, на которое можно опереться, есть локоть, который так хочется почувствовать рядом, когда оказываешься один на один с жизнью беспросветной и безысходной...
