Игорь Христофоров - Страх
- Это вы? - тихо спросила она.
- Вы забыли сумочку, - протянул коричневый комок Тулаев.
Щель расширилась, и теперь стал виден ярко-красный атласный халат на девушке.
- Вы один или с коллегами? - так и не выходя на площадку, спросила она.
- Они не мои коллеги, - сам пошел навстречу, поднимаясь по ступенькам, Тулаев. - Я - журналист, делал материал с места задержания преступников.
- А его... ну, того человека... убили?
- Да. Пуля попала в сердце. Он делал последние шаги уже в предсмертной агонии.
- Какой ужас!
Она зажала свой пухлый рот ладошками и тут же испортила красивые глаза слезами. Влага рывком залила нижние веки, немного подержалась на них, как бы вместе с хозяйкой посочувствовав убитому, и скользнула слезинками по щекам.
- Нехорошо, конечно, вышло, - развел он руками. - Такое время. Слишком много стреляют.
Девушка отрешенно, сквозь муть, посмотрела на него и вдруг резко стерла ладонями слезы.
- Проходите, - неожиданно прорезавшимся властным голосом пригласила она его в квартиру.
Тулаев послушно прошел за девушкой в зал, сел на предложенное кресло, осмотрел красивую резную мебель, хрусталь, черный куб телевизора, картины с видами узбекских минаретов на стенах, ворсистый персидский ковер, журнальный столик в углу комнаты, на котором лежал чей-то перевернутый фотопортрет.
- Вы меня по штампу нашли? - села напротив девушка.
- Да, в паспорте прописка...
- Я так и думала. Вы не против, если я закурю?
- Нет-нет, что вы! Курите, пожалуйста! - вскинул брови Тулаев. - Вот, кстати, ваша сумочка.
Он поднял ее с колен и протянул девушке. Она взяла ее и нервным движением забросила в угол дивана. Потом достала из кармана халата плоскую пачечку сигарет, вытянула из нее одну белую соломинку и жадно прикурила.
- Пить что-нибудь будете?
- Я? - удивился Тулаев. - Нет, спасибо.
Он и без того уже опаздывал на встречу с братом мужичка, приговоренного к "вышке", да и пить в такую жару было как-то не очень комфортно. Он отказался, но все равно ощутил горечь от этого отказа. Тулаев так давно не видел женщину, сидящую в домашнем халатике да еще и в одной с ним комнате, что под сердцем заныло что-то странное, что-то неосуществленное.
- Тогда и я не буду, - поддержала его она. - Значит, вы будете об этом убийстве писать в газету?
- Не знаю. Может, и не буду, - не стал врать Тулаев.
- А в какой газете вы работаете?
Она пыхнула дымом, замаскировав лицо, и он не уловил, серьезно задан вопрос или с иронией.
- Я - внештатник, - ответил Тулаев. - Мне заказывают, я пишу.
Поймав ее взгляд на колене, он прикрыл правую руку левой. Средний палец, на котором почти не было обязательного журналистского мозоля, мог его выдать. Хотя еще сильнее мог выдать указательный палец все той же правой руки. На нем желтым сгустком мозоля лежал след от курка снайперской винтовки.
- Я к метро шла, - на секунду вернувшись мыслями в
прошлое, устало вздохнула она. - Хотела путь срезать. И вдруг... Получается, что вы спасли мне жизнь...
- Ну что вы! Пуля прошла бы мимо.
- Сейчас такое время, что пули скорее попадают, чем
пролетают мимо.
Он улыбкой поощрил ее за афоризм и неожиданно даже для самого себя представился:
- Меня зовут Сашей. А вас?
Она тоже ответила улыбкой, но улыбкой какой-то странной, загадочной, медленно, тремя постукиваниями пальчика стряхнула пепел в хрустальный цветок и все-таки сдалась:
- А меня - Ларисой.
- А что вы делаете сегодня вечером?
Кто за него спрашивал, Тулаев не мог бы определить даже при самом сильном напряжении воли. Вот кто-то открывал рот и произносил слова, а он с ужасом слушал его и не мог понять, что этому придурку надо.
- Вообще-то я свободна.
- Тогда, может, сходим... в ночной клуб?
Почему ночной клуб, а не ресторан или, что сверхинтеллигентно, театр, он не знал. Может потому, что от брата того смертника он бы не освободился раньше сумерек, а там уже и ночь.
- А вы какой предпочитаете?
Придурок внутри замолчал. Он не знал ни одного названия, а отдуваться за него Тулаеву не хотелось. Он уже приготовился сказать, что вот вдруг вспомнил о важном деле, и их свидание рушится, но Лариса не дала это ему сделать.
- Я догадываюсь, - загасила она сигарету о пепельницу.
Тот, что ближе к дому. У меня ближе всего "Арлекино".
- Тогда в девять вечера? У входа? - снова ожил придурок.
- Хорошо.
Она бесшумно встала и протянула ему ладонь. Тулаев выкарабкался из глубокого кресла, вскочил и еле ощутимо обжал ее тоненькие, чуть подрагивающие пальчики. Их глаза встретились. Тулаев удивленно уловил, что ее веки вовсе не покраснели, как обычно бывает у женщин после слез. От Ларисы исходило что-то мягкое и одновременно сильное. Но тот придурок, что жил внутри, не хотел этого замечать. Ему достаточно было ощущать под пальцами нежную женскую кожу, и он удерживал рукопожатие дольше, чем требовалось для обычного рукопожатия.
- Ну, я пошел, - наконец-то одолел придурка Тулаев и освободил ее пальчики.
Когда поворачивался к прихожей, заметил цветную фотографию в глубине серванта, за пузатыми хрустальными салатницами. На ней были увековечены девушка с парнем на берегу моря. Парень на целую голову возвышался над девушкой в купальнике, а она прижималась, ластилась к нему. Издалека невозможно было разглядеть лица.
Придурок внутри, удовлетворившись будущим свиданием, затих, и к Тулаеву вернулась прежняя холодность. Он вышел из квартиры, еще раз попрощавшись, послушал клацание ружейного затвора замка и попробовал разобраться в своих ощущениях. Они были разными. Девушка ему все-таки понравилась, хотя он с иронией и недоверием относился к курящим дамам. Чистота и порядок в квартире вызывали уважение и тоску по несбывшейся семейной жизни. Фотография в баре насторожила, хотя мужского духа в квартире он не ощутил. Два плюса наложились на один минус. Да и то минус мог оказаться призрачным. Бывший муж - это все-таки уже не муж.
Тулаев поежился, спускаясь по лестнице. Он ведь тоже был бывшим мужем и никого, кажется, этим не пугал.
18
У кота Прошки давно не было такого отвратительного настроения. Сразу после обеда у него стала ныть шея. Это неприятное ощущение, собственно, осталось еще с повешения. Шея запомнила его и порой опоясывалась странным колючим обручем. Сегодня невидимый ошейник почему-то давил сильнее, чем прежде. Прошка лежал и на левом боку, и на правом, но обруч никак не ослабевал.
К тому же он остался без ужина. Обеденную норму - плотный сгусток пшенной каши, оставленной хозяином в миске на полу кухни - он уже давно съел, а Тулаев все не приходил.
В густой темноте, захватившей в квартире все комнаты, все уголки и закоулочки, для Прошки все еще существовал день. Он видел все так же хорошо, как и при солнечном свете, а может, даже и лучше, но настроение от этого не улучшалось.
Встав с теплой кровати-свитера в углу ванной, Прошка беззвучно прошел на кухню, посмотрел на светящиеся цифры электронных часов, стоящих на холодильнике, и не поверил самому себе. Слева горели два сплющенных кружочка. Они были очень похожи на бублики "челночок", которые когда-то давно давал ему грызть хозян. Тогда еще Прошка считал роскошью заплесневелый кусок хлеба и "челночки" наминал с удовольствием. Сейчас бы он только понюхал их, но есть бы не стал. Прошка остановился, и желудок снизу мягким, но противным пластилином прилип к хребту, напомнив о себе, а заодно и заставив передумать. Кто его знает, может, он и съел бы сейчас пару "челночков". Если бы их, конечно, размочили.
Хозяин еще ни разу не приходил в такое время, когда на часах оживали два "челночка". Неужели он бросил его навсегда?
От такой невеселой мысли сразу перестала ощущаться шея.
Прошка скользнул в прихожую, прислушался к тому миру, что жил за дверью, и вдруг ощутил, что хозяин где-то близко. Странно, но в этом открытии не было радости. В самой сердцевинке его, как хребет внутри селедки, жила тревога.
Прошка отошел в глубь зала, посидел без движения пару минут, послушал царапание ключом в замочную скважину, щелчки, скрип двери, клацание выключателя, но еще до того как хлынул в прихожку свет, он уже разглядел своими горящими зеленым огнем глазами, что рядом с Тулаевым стоит женщина.
От нее исходил едкий и невкусный, похожий на вонь сгнивших яблок, запах.
- У тебя такие хорошие духи, - восхитился забирающий у нее сумочку Тулаев.
Прошка недоуменно пошевелил усами. Вкусы у котов и мужиков явно не совпадали.
- Кофе будешь? - голосом, который Прошка еще никогда не слышал, спросил Тулаев.
- У нас еще шампанское, - игриво ответила Лариса. - Между прочим, французское. Настоящее французское.
- Правда? А где оно? - удивился Тулаев.
- За дверью. Ты бутылку на пол поставил, когда замок открывал.
- У-у, точно!.. Что-то с памятью моей стало!..
Он еще раз проскрипел дверью, прямо в ботинках протопал на кухню. Каблучки-шпильки девушки процокали следом за ним. Прошка еще раз нервно пошевелил усами. Хозяин никогда не ходил в обуви по квартире. И если до этой минуты Прошка верил, что Тулаев вспомнит о нем и позовет на кухню, то теперь почему-то передумал. Сегодня ночью все было слишком не так, как обычно.
