Игорь Христофоров - Страх
- Жара-то еще долго продлится? - обмахиваясь газеткой, спросила у Евсеева полненькая Ниночка, просто эксперт и тайно влюбленная в него девица тридцати с небольшим лет.
- Чего? - отлепил он от правого уха черное блюдце гарнитуры.
- Жара, говорю, когда кончится?
Евсеев вслушался в свои ощущения. Ухо молчало, как студент-двоешник на экзамене.
- Не скоро. В ближайшие три дня продолжай потеть, - радостно сообщил он и утеплил правый бок головы наушником.
- Ужас какой-то! - возмутилась Ниночка.
В узкой комнате-пенале, собственно, и составлявшей отдел, она сидала самой крайней к окну. Остальные - вдоль стола, за мониторами по мере удаления от доменной печи, дышащей с улицы, чувствовали себя покомфортнее. Особенно старший эксперт Евсеев, сидящий крайним.
- Так невозможно работать!
Она пнула от себя клавиатуру, бросила на нее наушники, прогрохотала стулом со звуком лесопилки и, тяжело шлепая, вышла из комнаты.
- Ухо, чайник закипел! - напомнил сосед Евсеева справа, тоже старший эксперт, но пока лишь старлей милиции, высокий парень с вечно нестриженой хиппежной шевелюрой.
- Ага, я щас, - отозвался Евсеев.
Он и сам уже слышал недовольный гул чайника, но въевшаяся в кровь привычка - не бросать работу на полпути - не отпускала его от монитора. А на его выгнутом четырнадцатидюймовом экране под длинной, похожей на обглоданный скелет селедки, сигналограммой наконец-то высветились цифры 139,80. Это был измеренный в герцах средний тон голоса, который он с утра начал анализировать. Ниже новой цифры стояли еще две другие: 121.00 154.00.
Это теми же герцами измеренные периоды основного тона. Голос превращался в цифры. Звук становился числом. Впервые узнав о таких метаморфозах в школе, Олег Евсеев ощутил душевный трепет. Он оказался настолько сильным, что привел его в военное училище связи, а уже оттуда - в отдел фоноскопических экспертиз в огромное здание на тихой улице Расплетина. Трепет со временем ушел, интерес остался, хотя и он понемногу стирался о монотонные будни "слухача". Пленок на анализ поступало все больше, бандитский мат-перемат в них становился все изощреннее, и Евсеев иногда с жалостью поглядывал на Ниночку, которой приходилось ежедневно по нескольку часов подряд выслушивать грязную ругань.
- Ухо, скоро чайник развалится! - напомнил сосед.
- Иду-иду!
Евсеев отлепил наушники, аккуратно положил их рядом с черной декой "Сони" и, потягиваясь в пояснице, прошел в угол к пузатому электрическому страдальцу. Штепсель выскользнул из розетки и сразу успокоил чайник. Евсеев наполнил почти до краев свою испятнанную заваркой пол-литровую чашку, утопил в парящей воде чайный пакетик "Липтона" и бросил взгляд на монитор Ниночки.
На нем под селедочным скелетом сигналограммы чернели цифры
- 139,80. "Ого, как у меня!" - мысленно удивился Евсеев.
Ниже красовались периоды основного тона: 121.00 - 154.00.
- Олежек, ну ты можешь забрать к себе этот чайник?
взмолилась вошедшая в комнату Ниночка. - С улицы жжет, со
спины жжет...
- Ты какое слово анализируешь? - посмотрел ей в глаза
Евсеев.
- Я-а?..
Лицо Олега оказалось так близко, что у Ниночки закружилась голова. Она бы отдала, отморозила, отрезала оба своих уха только за то, чтобы Евсеев целовался с нею, а не с той девчонкой, что звонит ему по три раза в день.
- Ну не я же... - удивился Евсеев.
- Слово? - она перевела глаза на экран и еле вспомнила.
Да я только начала. Кажется, "Алло"... Обычная ерунда...
- И у меня "Алло"! - радостно разгладил единственную
морщину на лбу Евсеев.
- Ухо, не ори! - попросил сосед. - У меня на пленке
разговор зашумленный.
- Смотри! - за руку привел Евсеев Ниночку к своему
монитору.
Он еще никогда не касался ее, и Ниночка впервые в своей жизни услышала, что у нее есть сердце. Оно подпрыгнуло в груди и замолотило с такой скоростью, словно хотело, чтобы Ниночка навеки запомнила эту минуту.
- Средний тон - один в один! Периоды основного тона - тоже!
- Чего ты орешь, Ухо?! - сорвал гарнитуру с головы сосед. - Если надо, иди в коридор митингуй.
- Давай проверим форманты на звук "а"? - попросил Евсеев Ниночку.
Она готова была проверить что угодно. Даже если бы сейчас Евсеев попросил самое ценное, что у нее есть, она бы с радостью отдала. С легкостью балерины она упорхнула к своему компьютеру.
- Ну что? - спросил он.
Сосед вышел, громко хлопнув дверью. Они остались вдвоем. Пальцы Ниночки никак не попадали по клавишам: то "Shift" вместо "Enter", то курсор летел не вверх, а вниз.
- Вошла?
- Вошла, - еле слышно ответила она.
- Сколько по первой форманте?
- Шестьсот восемьдесят и тридцать три сотых.
- Круто! На три сотых разница. Всего на три сотых. А что по второй?
- Тыча... извини, тысяча сто шесть и девяносто девять
сотых.
- Один в один!
- Серьезно?
Только теперь Ниночка поняла, что они анализируют один и тот же голос. Она взяла со стола сопроводиловку к ее кассетам. В левом верхнем углу красовался штамп Генпрокуратуры.
- У тебя чей голос? - приятно дохнул в щеку подошедший к ней Евсеев.
- Тер...террориста, - с трудом ответила она и потянула сбившуюся юбку на колени. - Ну, что на инкассатора напали и потом заложников взяли... Они еще это... бежали по трубам. Помнишь, в газетах недавно писали?
Она так и не смогла повернуть к нему свое пылающее лицо.
- А у меня по запросу из Главной военной прокуратуры, - удивился он. Там какой-то морской офицер по пьянке выбросился из окна кабинета. У него был доступ к серьезным секретным документам. Они, видно, и заволновались.
- Так это голос офицера? - удивилась Ниночка и все-таки повернула лицо.
- Нет, не офицера... Вообще-то, он тоже есть на пленке. Но
в анализе у меня был голос его собеседника.
- Нужно до... доложить, - предложила Ниночка.
Его губы были так близко, что, если бы еще секунда, она бы сама поцеловала их. Но губы уплыли.
- Подожди, - остановил он ее. - Давай хотя бы аудитивный анализ по полной форме проведем. Ну, и чуть-чуть акустического...
- Ладно, - согласилась она.
Поцелуй откладывался. Радовало только одно: что до сих пор не вернулся сидящий между ними старлей-хиппарь. А без него Ниночка могла мысленно целовать Евсева хоть час подряд. Целовать всего-всего, до последней точечки.
16
Приятнее всего ощущать себя зрителем. В том, что происходит, ты никакого участия не принимаешь. Можешь посочувствовать участникам, можешь мысленно над ними поиздеваться, а можешь вообще на них внимания не обращать. Большинство людей на земле предпочитает роль зрителей, но есть и такие, кто хочет быть только участником.
Тулаев так долго жаждал настоящего дела, так верил, что когда-нибудь судьба подарит ему шанс, и он кого-то спасет, какого-то злодея уничтожит первым же выстрелом и наконец-то получит орден, новое звание, повышение по службе, наконец, известность, что в этом полудетском желании просто-таки перегорел. Теперь ему хотелось быть зрителем, и Межинский дал этот шанс.
- Объект остановился, - безразличным голосом заполнила салон "жигулей" рация, лежащая на коленях подполковника милиции, и он повернулся с переднего сиденья к Тулаеву.
- У вас взамен вещевого довольствия деньги выдают? - спросил он и стер пот с высокого, увеличенного залысинами лба.
- Не знаю, - покачал головой Тулаев и посмотрел на "объект" подержанную серую "ауди". - Я сам уже год ничего из вещевого не получал. Может, и дают...
- А у нас пока приостановили. Говорят, денег нет.
На подполковнике милиции мешком сидел серый штатский костюм. Скорее всего, форму он надевал только по праздникам. А может, не надевал и вообще. Преступников становилось все больше, а, значит, времени для отдыха и праздников, все меньше.
- А зарплату у вас не задерживали? - не унимался подполковник.
- Н-нет, не задерживали, - нехотя ответил Тулаев.
У отдела "Т" не существовало штатной сетки, и он, все так же числясь в "Вымпеле", считался временно откомандированным и деньги получал прямо на сберкнижку.
- У нас вроде тоже, - обрадовался собственной удаче подполковник. - А у армейских труба. Полная труба. По кварталу могут зарплату не выдавать...
Тулаев подумал, что не перейди он из армии в "Вымпел", наверное, был бы сейчас комбатом, а может, и комполка. Потом он представил, что такое полк и как там нужно пахать сутки напролет, чтобы никто не погиб и ничего не взорвалось, что на душе стало как-то легко, что он так и не стал комполка.
- Объект вошел в контакт, - напомнила о себе рация.
Вместо распаренного лица подполковника перед глазами Тулаева теперь красовался рыжий затылок с детским пушком волос на мускулистой шее. Пришлось посмотреть туда, куда теперь обратили внимание все сидящие в "жигулях".
У приоткрытой дверцы "ауди" стоял спиной к ним невысокий парень. Он то склонялся к водителю, то, распрямляясь, осматривал улицу. На его мелком лице смешно смотрелся длинный мясистый нос.
