Эдуард Хруцкий - Сто первый километр
– Иди помойся, а я потом пивка да семги расстараюсь.
Валька парился истово, словно пытаясь вместе с потом вывести память о райцентре.
Потом, усталый, сидел в кабинете, попивая пиво и балуясь тонко нарезанной семгой.
Миша передал ему полтора куска. Он продал артельщику шикарное замшевое пальто, купленное Совой в один из коротких приездов у иностранца рядом с комиссионкой на Сретенке.
– А часы я себе взял, – сообщил Миша. – Можно с деньгами повременить?
– Ладно, будешь у меня в замазке, – милостиво разрешил Валька.
Потом он пошел в гостиницу «Метрополь», на второй этаж, в парикмахерскую, подстричься.
Домой он приехал в прекрасном расположении духа. Мать была на работе, сука соседка в больнице. Валька взял на кухне газовый ключ и в своей комнате развинтил старую недействующую батарею. Снял ее, сунул пальцы в трубу и вынул плотный кружок сотенных.
Валька расправил их, пересчитал. Четыре тысячи триста, для начала хватит.
Он переоделся и поехал обедать в кафе «Арарат».
А вечером…
До чего же славное место московский «Коктейль-холл»! Дешевое, веселое, шумное. Здесь можно встретить лучших московских женщин. Да и мужчины здесь вполне соответствуют им. Актеры, музыканты, писатели именитые и модная, беззаботная московская золотая молодежь.
На втором этаже оркестр. Его руководитель, высокий усатый красавец скрипач по прозвищу Мопассан, даже в эти тяжелые времена пытался играть запретную джазовую музыку. Он был начинающим композитором, совсем неизвестным, и звали его Ян Френкель.
Но завсегдатаи любили своего композитора, любили его музыку и щедро посылали в оркестр «благодарность».
«Кок» был не просто питейным заведением. Это был клуб. Элитный и демократический одновременно. Ты мог ходить сюда постоянно, но в круг истинных завсегдатаев не попасть – особый туда был отбор. Особый. Валька был здесь своим человеком.
Его знали модные люди, многим он помогал одеться, часики, которые в то время дефицитом были, купить.
Валька вошел, сел за стойку и спросил «Флипп ванильный». Самый дорогой коктейль.
За стойкой две красавицы барменши. Одна – темноглазая блондинка Лиля, вторая – роскошная брюнетка с синими глазами Марина.
– Как дела, Валя? – спросила Марина, сбивая смесь в шейкере.
– Нормально, Мариночка. Я вам письмо привез.
– От Володи?
– А вы в наших краях еще одну сердечную боль имеете?
– Нет, Валя.
Воробьев достал конверт, положил на стойку. Это немедленно отметили два наружника, один из областного угро, страхующий Вальку, а второй из седьмой службы МГБ, интересующийся всеми.
Марина взяла конверт и вышла в подсобку. Валька не успел допить густой, похожий на молоко коктейль, как она появилась и улыбнулась ему:
– Спасибо, Валя.
– Марина, а Виктора давно не было?
– Какого? – Марина задумалась.
– Молодой, блондин, одет хорошо.
– Вежливый мальчик, воспитанный. Давно не видела. Очень нужен?
– Очень.
– На втором этаже девушка, с которой он часто заходил, с компанией сидит.
– А что за ребята?
– Да ты их всех знаешь. Бондо, Миша, Эдик, Аркаша.
Валька знал этих ребят. Это еще одна стайка. Было их человек десять. Молодые, но уже помятые жизнью. У компании этой был на Броде незыблемый авторитет. Они сами никогда не начинали процессов, но отпор, если надо, давали крутой. Их уважали даже центровые блатные с Вахрушинки.
Валька рассчитался с Мариной и поднялся на второй этаж. Он посидел с ребятами, угостил их пуншем, в ответ они заказали ему разноцветный коктейль «Карнавал», поговорили об общих знакомых, о том, что скоро начнется подписка на шеститомник Ильи Эренбурга, о фильме «Судьба солдата в Америке».
Посочувствовали Эдику и Мише, которых в очередной раз не приняли в институт, хотя по конкурсу они прошли. Обычный дружеский треп за стаканом.
Валентин посидел немного и попрощался. Спускаясь, он заметил, что за крайним столиком у лестницы сидит Никитин.
Он посмотрел на него и шмыгнул в туалет.
Никитин подошел.
– На втором этаже, рядом с оркестром, столик у колонны, компания. Там сидит девушка Лена. Ребята к Виктору отношения не имеют, а с ней он вроде бы встречается.
Никитин молча кивнул и вышел.
Данилов
Он сидел в «полтиннике». В знаменитом 50-м отделении милиции. «Полтинник» контролировал весь центр. На его территории была улица Горького с бесконечным вечерним гуляньем, практически все модные рестораны: «Метрополь», «Арагви», «Москва», Гранд-отель, «Астория». Театры.
В общем, работы хватало. Поэтому самая горячая жизнь в «полтиннике» начиналась ближе к ночи.
Данилова встретили радостно. Приволокли бутылку «Столичной» и просто заставили выпить. Оперативники все были ему хорошо знакомы. Для них, что ни случись, он все равно оставался лучшим сыщиком Москвы.
Около двадцати часов позвонил Никитин и сообщил, что Валька наколол девушку по имени Лена, подругу убитого. Что сидит она с ребятами серьезными и он просит пару оперативников.
– С блатными? – спросил Данилов.
– Нет, с серьезными ребятами.
Начальник розыска Витя Чернов взял трубку и спросил:
– Что за ребята, Коля? Понятно. Я сам пойду, Иван Александрович. – Чернов положил трубку. – Компания действительно не подарок.
– Что за люди?
– Там два боксера: один мастер, второй перворазрядник. Хорошие бойцы. Остальные хоть и не спортсмены, но отмазаться могут.
– Так что за народ?
– Они ребята хорошие, интеллигентные. Да вот жизнь у них сложилась погано.
– Почему?
– Родители…
– Можешь не объяснять. Работают, учатся?
– Кое-кто учится, кое-кто работает. А есть бедолаги, которых в институт просто не берут. Там один парень, боксер, за этот год из трех военных училищ вылетел.
– Сын врага? – горько усмехнулся Данилов.
– Именно.
– А ты откуда все это знаешь?
– Так компания-то на Бродвее известная. Ребята решительные. Я к ним агента приставил, девушку модную, красивую.
– Ты их хорошо знаешь?
– Они меня хорошо знают, при мне процесс устраивать не будут.
Никитин
Он с интересом оглядел Витьку Чернова. Темно-синее пальто с поясом, кепочка букле, шарфик белый шелковый, брюки дудочки. Не опер, а стиляга.
– Ты, Витя, прямо по местной форме одет.
– Во-первых, Коля, красиво. Во-вторых, приспосабливаюсь к условиям.
– Смотри, загребут по ошибке как стилягу.
– Ничего, отмажусь.
Они стояли у входа в «Коктейль-холл» и курили, ожидая, когда наконец появится веселая компания.
Катилась по улице Горького, по московскому Броду, пестрая, беззаботная толпа. Нарядные люди вышли на вечерний променад. Здесь были не только молодые. Шикарно одетые известные актеры, солидные артельщики, короли пошивочных, часовых и ювелирных дел.
Чуть попозже рассосется плотный поток. Разойдутся люди по любимым ресторанам.
Вот у «Коктейля» уже очередь человек двадцать.
Живет вечерняя Москва. Плавно переходит к ночным развлечениям.
А их в центре сколько угодно. Кафе до часу ночи. Рестораны до четырех. А захотел – можешь на знаменитый «ночник» попасть в Дом ученых или Дом журналиста. Там после двенадцати начинает играть настоящий джаз. Танцуй под Гленна Миллера хоть до самого утра.
Власти, запретившие джаз как буржуазную диверсию, закрывали до поры до времени глаза на ночные развлечения соотечественников.
Наконец из дверей степенно вышла нужная компания. Конечно, пальто у них были разные, но кепки букле одинаковые, серые, пошитые одним мастером в Столешниковом переулке.
Чернов подошел к здоровому грузину с чуть приплюснутым, как у борца, носом.
– Привет, Бондо.
– Привет, Виктор. Пошли с нами в «Асторию».
– Бондо, дело есть.
К Чернову подошел высокий парень в светло-сером пушистом пальто, протянул руку:
– Что за дело?
– Надо, чтобы вы пошли с нами, Эдик. Да ты не смотри так, просто дело серьезное, поговорить надо.
– Слушай, Виктор, ты мне жизнь портишь, – засмеялся Бондо, – такую девушку заклеил.
– А мы все вместе пойдем, – вмешался Никитин, – она нам больше вас нужна.
– Хорошо, Чернов, – Эдик поправил шарф, – ты просишь, мы сделаем. Куда идти?
– В «полтинник».
Они шли по улице Горького, словно гуляли. Безмятежно и бездумно. Но Никитин чувствовал, как напряжены их спины.
Не знал он, сколько их друзей так же мирно приглашали побеседовать в отделение, а оттуда увозили на Лубянку. Увозили, и они исчезали из иллюзорно-радостной столичной жизни.
– А они тебя уважают, – сказал Никитин Чернову.
– Есть малость. Я к ним тоже хорошо отношусь. Ребята славные. Книжники, театралы, спорщики. Конечно, постоять за себя могут. Иногда такие процессы устраивают, держись только.
