Марина Крамер - Мэри, или Танцы на лезвии
– Марго, а к чему это все? – Мне показалось, что добрую половину этих людей она знает лично, и в голове ее созрел план по «освобождению» меня от Кости. Она растерялась:
– Как? Чтобы было...
– Ну, так мне неинтересно, так что не трудись.
Я закурила, лениво оглядывая зал. Мне на самом деле было неинтересно, кто все эти люди, и вообще я хотела просто отдохнуть и ни о чем не думать. Постоянно что-то напрягало – будто все хорошо, но вот ощущение чего-то «не того». Я села вполоборота к Марго, обиженно замолчавшей и сосредоточившейся на коктейле. Сегодня она пила – как и я. И повод был. Мы собирались ехать на машине – как обычно, но едва сели, как выяснилось, что педаль тормоза просто не работает – уходит в пол даже без нажима. Мы смотрели друг на друга и боялись дышать, и тут на телефон Марго пришла эсэмэска: «Быстро из машины. Обе. Алекс».
Никогда я не выскакивала из машины с такой скоростью...
По лицу Марго я видела – она сама не понимает, что происходит. И вот теперь сидит и напивается... А я просто затылком чувствую чей-то пристальный взгляд. Первой мыслью был, конечно, дорогой супруг Константин Айвазович – и его бдительные приятели. Я начала вновь оглядывать зал на предмет наличия в нем людей с характерной внешностью. Ан нет... даже близко не было... Хотя... за столиком в углу сидел мужчина, и его лицо, наполовину скрытое в тени, отброшенной небольшим светильником, могло сойти за искомое. Но меня сбил с толку его внешний вид – сразу видно, не из россиян парень, наши так не выглядят. Ладно, уже легче – значит, Костя не додумался «хвост» приставить. Прямо страсти шпионские...
Пока я изучала зал, к нашему столику подошел высокий мужчина и приветливо поздоровался с Марго. Судя по выражению ее лица, она хорошо его знала, но увидеть здесь не ожидала. По мне он скользнул беглым неприязненным взглядом – и это чувство оказалось взаимно. Не знаю почему, но я вдруг ощутила неприятные флюиды, исходившие от него. Какое-то ощущение предательства, опасности, чего-то ненадежного и подлого. Я испугалась, что Марго предложит ему присоединиться, и тогда я уже не смогу сдержаться, но у моей подруги на вечер имелись свои планы, о чем она и сообщила этому Геннадию.
Когда он, попрощавшись, ушел, я честно и прямо сообщила Марго о своих ощущениях. Вдруг она вспылила:
– Что за привычка у тебя? Ты его не знаешь, видишь пять минут, а выводы делаешь, как будто сто лет вместе в бане мылись!
За живое я ее зацепила, или у нее с этим Геной что-то было – но, так или иначе, я встала и вышла из клуба. Вышла и пошла по ночной Москве. Гуляла долго, даже не опасаясь, что ночь, темень, чужой город – шла по тротуару, курила, пока не замерзла. Остановив первую же машину, назвала адрес.
Вот и дом Марго – темные окна, люди спят – ну, еще бы, пятый час. Я села на лавку под большим деревом и закурила последнюю сигарету, остававшуюся в пачке. Почему у меня снова это же неприятное ощущение чужого пристального взгляда в затылок – даже мурашки бегут? Двор абсолютно пуст – никого.
Из подъезда выскочила Марго – в тапочках и пальто внакидку.
– Идем домой... еще успеем поспать.
Она обняла меня за плечи, повела к дому. И только в подъезде я перестала дрожать и чувствовать острую боль в затылке.
А через два дня в аэропорту меня ждал крайне неприятный сюрприз. За мной приехали Костины охранники Тимур и Арам. Я была готова провалиться сквозь землю от стыда перед Марго. Меня забирали, словно арестантку, словно нашкодившую кошку, словно сбежавшую от хозяина собаку... Я собрала в кулак всю волю, чтобы не устроить истерику, и велела приехавшим «конвоирам» сделать так, чтобы я их не нашла до самого вылета. Они согласно кивнули, но по лицу Арама я поняла – доложит Косте моментально, вот я отвернусь – а он мобильник достанет и звонить кинется. Козлы...
Мы прощались с Марго так, словно планировали никогда больше не увидеться. Хотя кто мог это знать? И зависело это не от нее и не от меня – как ни прискорбно.
Костя встретил меня с букетом, а мне больше всего хотелось взять этот веник и отходить им мужа по довольному лицу – чтобы остались царапины, чтобы он не выглядел таким счастливым, таким спокойным...
Я не могла даже представить, как сейчас войду с ним в квартиру, как он потащит меня в постель, – ну, не могла, не хотела. Вместо желаемого отдыха я устала морально еще сильнее – все эти слезы-прощания всегда выматывают, отнимают энергии больше, чем физический труд.
К моей великой радости, Косте позвонили, и он, скроив несчастное лицо, сообщил, что у него «срочные дела».
– Но ты меня дождись, родная, я так соскучился...
Слава богу, что в этом городе еще не перевелись лохи, мечтавшие «обуть» в карты самого Костю Кавалерьянца...
Дома царила идеальная чистота, словно я никуда и не уезжала. Почему я не могу получать удовольствие от простых вещей? Почему все усложняю? Ну, казалось бы, – живи и радуйся: муж любит, на руках носит, все, что хочешь, у тебя есть. Мечта любой среднестатистической девушки... Ан нет – меня это почему-то не устраивает. Мне почему-то неуютно в шикарной квартире, не радуют Костины деньги. А все просто – нет свободы. Той свободы, что была раньше, когда я жила с Максимом. Я не могу пойти туда, куда хочу, не могу встретиться с тем, с кем хотела бы. И главное – я не могу танцевать. Я больше никогда не смогу выйти на паркет и делать то, что умею лучше всего в жизни. Никогда. Ни за какие деньги.
Хорошо еще, что Костя не запретил мне работать. Я по-прежнему три раза в неделю езжу в клуб, тренирую пару малышей, и они вот-вот сделают первые шаги на профессиональном паркете. Если бы не это, я просто сошла бы с ума.
Костя старался закончить все дела, обрубить все концы, связывавшие его с Россией. В результате этого я почти не видела мужа – он постоянно пропадал где-то. Я же, вместо того чтобы собирать вещи, тоже дома не сидела – целыми днями торчала в клубе, пытаясь довести до ума программу моих детей, – чтобы потом, после моего отъезда, Ивану было не стыдно выпустить их на первый конкурс.
Вот и в тот вечер я поехала на работу. Буквально перед входом в ДК меня в бок шибанула какая-то раскрашенная тачка. Я упала на нижнюю ступеньку и едва не расквасила вообще все лицо. Правая сторона тела от бедра и до подмышки горела, колени тоже как-то противно ныли. Из машины выскочила девчонка, совсем сопля, лет восемнадцати, села прямо на крыльцо рядом со мной и начала реветь. Я от неожиданности забыла даже, что мне больно.
– Ты чего воешь?
– Я не хотела-а-а... я не видела-а-а-а...
Отлично, твою мать! Еще бы ты специально на меня наехала, курица! Меня чуть по швам не разорвало от злости. Я плюнула и пошла, хромая и охая, в клуб. Тренер матерился, Иван скакал вокруг козлом, а я лежала на диване и плакала от боли в бедре и колене. Оно оказалось черно-фиолетового оттенка, хорошо еще, что скорость машины была уже не высока, так что сломать мне тазовые кости деточка не успела. Я позвонила Косте и попросила меня забрать. Естественно, у него случился приступ паранойи... Он примчался в клуб и, выгнав моих мужиков вниз, сразу схватился за ремень. Была бы чудная картинка... Но когда я задрала тунику и спустила джинсы, он ахнул и опустил занесенную для удара руку.
– Господи-и! Да что мне с тобой делать, скажи??? Запереть дома и не выпускать даже в ларек за хлебом??? – Он долго щупал мне все кости, вызывая невыносимые ощущения, а потом изрек: – В травмпункт поехали. Не опять, так снова.
Я не смогла удержаться и рассмеялась, а он застегнул мои джинсы и попросил:
– Ну, пожалей меня, а? Я еще от той аварии не оправился!
Кстати, да... Авария... Как раз перед моей поездкой в Москву.
Одна секунда – всего одна секунда... И понимаешь, что, если бы не эта секунда – все. Не было бы больше Мэри...
Откуда взялся козел на «воровайке» и как он вылетел мне в лоб, я так и не успела понять. Рулем вправо – и через крышу дважды. Вкус резины, подушка безопасности на лице, резкая боль за правым ухом. Визг какой-то тетки на тротуаре, мужские руки, вытаскивающие меня из разбитой машины... Меня шатает, в глазах круги. По шее течет что-то липкое. Машинально снимаю перчатку – кровь. Меня тормошит какой-то мужик, я вообще ничего не понимаю и, только обернувшись назад, вижу перевернутый грузовик, воткнувшийся в ларек. До меня не сразу доходит смысл произошедшего – вернее, едва-едва не произошедшего... Мне суют в руки какую-то бутылку, я машинально подношу к губам и морщусь, поймав запах – энергетик, мне нельзя. Пугает, что плохо слышу – как сквозь вату, хотя шапки на мне нет. Где-то в глубине сознания мелькает мысль о том, что «жалко норку, новая совсем... в крови испачкается». Такая ерунда в голову лезет – жуть.
Когда приезжают «гайцы» – причем так быстро, минут за тридцать, – я уже в полной прострации. «Скорой» нет, водитель «воровайки» сидит прямо на земле с разрезанным лицом и зажимает его какой-то тряпкой. Лейтенант просто в шоке – машина вдребезги, а я сижу на заднем сиденье, и только кровь у меня течет по шее.
