Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов
— Стоп, — сказал я, обращаясь к ней. — А кто, собственно, сказал, что ты обязана с ним спать? Это что-то новое.
— А что еще мне с ним делать? — раздраженно отозвалась она. — Телевизор смотреть? Не надо считать меня дурочкой!
— Вот что меня пугает в современных женщинах, — вздохнул я, поворачиваясь к Храповицкому. — Сразу тащат в постель. Хоть бы здоровались сначала.
— Это я тащу в постель?! — задохнулась она от возмущения. — Ты что, издеваешься?
— Значит, я чего-то не понял, — кротко ответил я. — Извини, не хотел обидеть. С моей точки зрения, ситуация выглядит так. Серьезный уважаемый человек пригласил тебя в ресторан. Не желая твоей смерти от отравления, он не стал этого делать в нашем городе. Чтобы тебе было удобно, он заказал для тебя приличный номер в приличной гостинице. Он не знал, что ты питаешься в Макдоналдсе и ночуешь на вокзале.
— Я никогда не ночевала на вокзале! — почти выкрикнула она. Теперь она вся пылала от обиды. — И не ем в Макдоналдсе. У меня, между прочим, диета.
Я предпочел пропустить эти объяснения мимо ушей.
— Любой воспитанный человек спокойно принял бы это приглашение, — продолжал я. — А может быть, даже и поблагодарил. Поскольку воспитанного человека, заметь, я говорю воспитанного, а не такого, который публично кричит на нас не понятно за что, подобное приглашение ни к чему не обязывает. Неужели ты считаешь, что единственной целью жизни губернатора является с тобой переспать? Что, у него нет других планов?
— А какие у него планы? — спросила она неуверенно. Ее миловидное лицо в эту минуту стало детским.
— Можно я не буду рассказывать тебе о планах губернатора, — ответил я с важностью. — Но уверяю, ты напрасно думаешь, что он рыскает по столице нашей Родины, обуреваемый острым сексуальным голодом, и задирает юбки первым встречным женщинам.
— Я не первая встречная, — ответила она обиженно.
— Мы так и думали, — с готовностью отозвался я. — Просто произошло недоразумение.
Короче, в ресторан мы прибыли хотя и с опозданием, но зато в полном составе.
— Ну ты и змей! — восхищенно прошептал мне Храповицкий в машине. — Выходит, правильно я тебе своих женщин не доверяю.
— Выходит, правильно, — согласился я.
4Губернатор Егор Лисецкий уже ждал нас за столиком. В синем костюме с ярким галстуком, гладко выбритый, благоухающий одеколоном, он выглядел моложавым, бодрым и искрился нетерпением. Если он и был раздражен нашей задержкой, то не стал этого показывать.
— Я уже начал волноваться, — весело приветствовал он нас. — Думал, отложили рейс.
— Что закажете на аперитив? — наклоняясь, спросил подскочивший официант.
— Может, мартини? — Света по-детски неуверенно посмотрела на губернатора.
— Фу, мартини! — скривил он свое холеное красивое лицо. — Это вульгарно. У вас есть мадера? Принесите лучшей мадеры.
— А вы можете заказать шампанского, — предложил я Юле и Жанне.
— Мы лучше тоже мадеры, — ответили они почти хором, видимо, опасаясь, что я их обману и все настоящее достанется другим. — А потом шампанского.
— А я вообще не пью, — смущенно сказала Храповицкому потусторонняя Лена и поправила юбку. — Что же мне делать?
Тронутый ее доверием к себе, Храповицкий глянул орлом.
— Иногда даже я пью, — снисходительно заметил он.
— Очень редко, — вставил я, вспоминая, как вытаскивал его последний раз из этого ресторана. Он бросил на меня зверский взгляд и вновь повернулся к Лене.
— Только дай слово, что, когда напьешься, не будешь ко мне приставать.
— Не дам, — вдруг ответила она с дерзостью загулявшей отличницы. От неожиданности Храповицкий на секунду растерялся, но тут же пришел в себя и расправил плечи.
Светлое будущее любителя долгих и сложных интриг больше не вызывало моего беспокойства, и я переключил свое внимание на губернатора. Он помогал Светлане разобраться с меню.
— Фуагра — это утиная печень, — объяснял он покровительственно, зачем-то причмокивая губами. — Ее лучше есть с ежевичным соусом. Я всегда так делаю в Париже. Кстати, ты была в Париже?
— Нет, — ответила она. В ее ясных светлых глазах читалось, что дальше Нижне-Уральска она не ездила. — Я и в Москве-то второй раз в жизни.
— Ну, еще съездим, — проронил он небрежно, как бы походя. — В России приходится есть фуагру с малиновым соусом.
— Надеюсь, вы не очень страдаете? — не удержался я. Он покосился на меня, удивленный моей наглостью, но не нашелся что ответить.
— У нас действительно мало хороших ресторанов, — вмешался Храповицкий, пнув меня под столом так, что я чуть не подпрыгнул. — Повара-то все остались с советских времен.
Прибытие столь мощного подкрепления губернатора сразу успокоило.
— В России, к сожалению, слишком много сохранилось с советских времен, — бросил он и опять вернулся к меню. — А на горячее мы выберем… — Он и запнулся, то ли раздумывая, то ли не зная, как читаются блюда.
— Может быть, я смогу помочь? — ласково прожурчал подошедший метрдотель.
В этом ресторане, в то время одном из самых модных в Москве, нас с Храповицким хорошо знали. Мы бывали здесь раза два в месяц, обычно в больших компаниях, и когда оставляли за вечер меньше десяти тысяч долларов, то администраторы считали, что день они прожили зря, а шеф-повар Мишель, выписанный из Парижа, безутешно рыдал на кухне. Вдоль стены здесь стояли аквариумы с разной диковинной живностью: от хищных рыбок до карликовых крокодилов и змей.
Рептилий можно было кормить живыми белыми мышами, которых с готовностью притаскивал администратор и выдавал специальные щипцы, чтобы не трогать мышей руками. Удовольствие стоило 100 долларов за каждую мышь, и, расплачиваясь, я иногда подумывал, не пора ли мне выйти в отставку и не заняться ли разведением грызунов для московского общепита.
Как я и ожидал. Юля и Жанна выбрали из меню самые дорогие блюда, причем в таком количестве, что вполне можно было приглашать сюда и нашу охрану. Свету опекал губернатор, а Лена неосторожно вверила свою судьбу Храповицкому.
Губернатор между тем продолжал светскую беседу.
— Одежду каких фирм ты предпочитаешь? — спрашивал он Свету, оглядывая ее с ног до головы, не без плотоядности.
Все наши дамы явно предпочитали те фирмы, которыми торговали на барахолках.
— Разных, — ответила Света осторожно. — У меня нет такого, чтобы я одевалась во что-то одно.
— Это зря, — заявил он безапелляционно. — Я, например, одеваюсь только от «Хьюго Босс». Политик в наше время должен помнить о том, как он выглядит.
Мы с Храповицким молча переглянулись. «Босс» таскала наша охрана. Мы оба выбирали что-нибудь покрепче. Он опять пнул меня под столом, должно быть, на всякий случай. Правда, уже полегче.
— «Босс» — отличная фирма, — поддакнул Храповицкий. Казалось, он ловил каждое слово губернатора. Даже свойственная ему ирония исчезла из его глаз.
— Дело ведь не только в одежде, — принялся объяснять Лисецкий. — Надо вообще следить за собой. Вот, например, маникюр. Решетов, ты делаешь маникюр? — обратился он ко мне.
Я делал маникюр лет, этак, с четырнадцати. Но это был не тот ответ, которого он ждал, учитывая, что еще пару месяцев назад он грыз ногти на совещаниях. Я взглянул на Храповицкого, убедился, что наградой за правду будет новый пинок, и тяжело вздохнул.
— Нет, — сказал я, пряча руки под стол.
— Напрасно. Ты же вращаешься в высшем кругу. У тебя должны быть ухоженные руки. — Он полюбовался своими руками и предоставил такую же возможность нам. — Вот за что я не люблю Кулакова, так это за то, что он всегда выглядит как колхозник.
— Он и есть колхозник, — опять внес свою лепту в беседу отзывчивый Храповицкий.
Я подумал, что еще час столь непринужденного общения, и Храповицкий перейдет на военное «так точно!».
— И ничего не понимает в экономике, — добавил губернатор. — И ведь лезет со своим свиным рылом в калашный ряд.
— Ничего. После победы Черносбруева у Кулакова будет много свободного времени, — зловеще улыбнулся Храповицкий. — Сможет учиться хорошим манерам. Включая бальные танцы.
Губернатор развеселился.
— Решетов, а ведь тебе нравится Кулаков, правда? — вдруг спросил он, остро посмотрев на меня своими синими глазами.
Он был отнюдь не лишен проницательности. Я насторожился.
— Он не вызывает у меня ненависти, — ответил я дипломатично.
В лице Храповицкого мелькнуло раздражение. Что было замечено губернатором.
— Да, — протянул он, подогревая Храповицкого. — Разбаловал ты подчиненных. Конечно, демократия подразумевает наличие у них своего мнения. Но только не в такое время, как сейчас. Кулаков объявил нам войну. Решетов, как ты этого не понимаешь? И мы должны быть беспощадными. Ты умеешь быть беспощадным, Решетов?
