Валерия Вербинина - Ангелов в Голливуде не бывает
Сэди понимающе кивнула. Мы обменялись еще несколькими незначительными фразами и попрощались.
Вернувшись в редакцию и снимая пальто, я услышала краем уха, как сотрудники обсуждают кого-то из отсутствующих коллег.
– Бросьте, она милая девушка, – сказал фотограф Роджер Экер. – И никакая она не высокомерная, просто застенчивые люди производят такое впечатление.
– Ладно, она не высокомерная, – проворчал Фрэнк Горман. – Но я все равно ее не понимаю. Ни с кем не дружит, никого к себе домой не приглашает…
– А, – оживился фотограф, – так ты хотел бы, чтобы она пригласила тебя к себе домой? Интересно, что об этом подумает твоя жена?
– Иди ты к черту! – рассердился Фрэнк. – Я просто хотел сказать, что это нормально – общаться с теми, с кем работаешь. Хотя бы на день рождения к себе пригласить или на какой-нибудь праздник… Странная она какая-то.
– А по-моему, наша Тат очень даже себе на уме, – объявила Лиззи, дымя сигаретой. – У нее есть словарь, и я сама видела, как она каждый вечер читает по странице. Наверное, чтобы произвести впечатление на какого-нибудь богатого мужика.
Оказывается, коллеги перемывали косточки мне, а про словарь Лиззи знала, потому что некоторое время мне пришлось жить с ней в одной квартире. Сделав над собой усилие, я улыбнулась и подошла к собеседникам.
– Ты уже вернулась? – сказал Фрэнк. – Отлично. Тебя ждет интервью одного ученого, где встречаются какие-то страшные слова вроде «параллелепипеда». Оно у тебя на столе, и его надо перепечатать уже позавчера.
– Никаких проблем, – отозвалась я. – Приходите послезавтра.
Все засмеялись, и Фрэнк – громче остальных.
Через несколько дней, получив свою еженедельную зарплату, я отправилась после работы в универсальный магазин. На улице возле него какой-то тип отвлек меня вопросом, а когда я начала отвечать, вырвал у меня сумочку и бросился бежать. Я кинулась за ним и налетела на пышнотелую даму, которая, схватив меня за руку, стала кричать и ругаться на весь квартал. Кое-как мне удалось избавиться от нее, но к тому моменту мерзавца, укравшего мою сумку, и след простыл. Домой я приехала в совершенно расстроенных чувствах и даже забыла поздороваться с миссис Миллер, когда столкнулась с ней в холле.
– Что-нибудь случилось? – спросила она. – На вас лица нет.
Отступать было некуда, и я выложила ей все, закончив просьбой повременить с платой за квартиру, потому что мне придется где-то занять деньги или отправить матери телеграмму, чтобы она выслала мне несколько долларов.
– Вы уже обращались в полицию? – спросила миссис Миллер.
– Нет, я… Я не успела. И потом, что я им скажу?
– Опишете им вора и его сообщницу, – усмехнулась миссис Миллер. Я изумленно вытаращилась на нее. – Ну да, эта дама, которая вас задержала, наверняка его сообщница. Такие негодяи всегда работают в паре.
– Наверное, вы правы, – сказала я нерешительно, – но я… я никогда не была в полиции. Я не знаю…
– Я пойду с вами, – промолвила миссис Миллер железным голосом. – Подождите меня здесь, я сейчас вернусь. И постарайтесь вспомнить как можно больше примет этой парочки, вам придется подробно их описать.
В то время, о котором идет речь, полиция вызывала в обществе какие угодно чувства, только не уважение. Полицейских презирали за продажность, побаивались за жестокость и вообще старались иметь с ними дело как можно реже. При этом общество предпочитало обходить молчанием то, какие мизерные зарплаты получало большинство работающих в полиции, опасности, подстерегающие их на службе, и десятки, если не сотни погибших при исполнении. В прессе стражи порядка служили излюбленным предметом насмешек, и редкий номер нашей газеты обходился без шпилек в их адрес. Немудрено поэтому, что мысль об обращении в полицию, на которое я имела полное право, не вызывала у меня никакого энтузиазма.
Однако поначалу казалось, что с поддержкой миссис Миллер все пройдет как нельзя лучше. Не снизойдя до разговора с низшими чинами, она твердой поступью добралась до кабинета начальника участка и, преодолев сопротивление секретаря, который не хотел нас пускать, хорошо поставленным звучным голосом изложила суть проблемы.
– Что ж, мэм, должен вам заметить, что вырванная на улице сумка – еще не самое страшное преступление, которое может произойти в нашем городе, – спокойно заметил шеф и повернулся к секретарю: – Джим, кто у нас на месте из отдела краж? Майерс еще не ушел?
Секретарь кашлянул.
– Никак нет, сэр.
– Так что вам к лейтенанту Майерсу, – заключил шеф. – Третий кабинет.
И он обменялся с секретарем многозначительным взглядом, смысл которого мне стал понятен позже.
– У меня тут неподалеку кое-какие дела, – сказала миссис Миллер, когда мы вышли от шефа. – В любом случае, я больше ничем не могу вам помочь, потому что преступников видели только вы.
Я бессвязно поблагодарила ее и поспешила в третий кабинет. Лейтенант Майерс оказался толстяком с редкими волосами неопределенного цвета и маленькими, глубоко посаженными глазками. От его одежды разило потом, и он сидел, закинув одну ногу на край стола и жуя гамбургер. В нескольких слова я объяснила лейтенанту суть дела.
– Сумку, значит, вырвали, – хмыкнул он, дожевывая гамбургер и вытирая руки бумажной салфеткой. – А вы не пробовали покрепче держать ее на улице, мисс? Чтобы не провоцировать воров, к примеру.
Я не знала, что на это можно ответить, и молча села на засаленный стул, на который Майерс мне кивнул.
– Что именно вы запомнили о том, кто вырвал у вас сумку? – спросил лейтенант. Он снял ногу со стола и выжидающе уставился на меня.
– Мексиканец, на вид лет тридцати или около того, – начала я.
Майерс насмешливо прищурился.
– Мексиканец? Вы уверены, что он, к примеру, не аргентинец и не перуанец?
– Вы ведь поняли, что я имею в виду, – пробормотала я.
– С какой стати? Особые приметы у него какие-нибудь были?
– Нет. Я не помню…
Майерс откинулся на спинку стула, сцепил толстые пальцы на брюхе и укоризненно покачал головой.
– Ну и как мне прикажете его искать?
– Он был хорошо одет, – начала я.
– И что? Это не примета.
– И у него была сообщница. То есть я думаю, что она работала с ним в паре, – заторопилась я. – Она задержала меня, когда я бросилась за ним.
– Вы думаете? Вы видели, как они делили деньги из вашего кошелька?
– Нет. Но она…
– Тогда это только ваши подозрения, ничем не подкрепленные, – победно заключил Майерс. – Как она выглядела?
– Толстуха, белая, лет тридцати пяти, может быть, сорока. Брюнетка, сильно накрашена, на шее зоб. Довольно сильная – я не смогла вырваться, когда она меня схватила.
– Ну это уже кое-что, – вздохнул Майерс. – Давайте заполнять официальное заявление.
Рано я радовалась: мой собеседник застрял на моих имени и фамилии, которые сразу же ему не понравились. Он с удовольствием раз за разом перевирал их, наблюдая, как я нервничаю и меняюсь в лице. Не то чтобы лейтенант Майерс был непроходимым тупицей, вовсе нет; негласно в его обязанности входило принять как можно меньше заявлений, чтобы у полиции было поменьше работы. Для того чтобы заставить посетителя уйти, годились любые методы. Кому, к примеру, понравится, когда его имя нещадно коверкают в течение нескольких минут?
– Место рождения? – спросил Майерс.
– Петербург.
– Петербург, штат Флорида?
– Нет. Петербург, Российская империя.
– Вот как? И что же вы у нас забыли?
– Простите? – опешила я.
Майерс усмехнулся.
– Едете к нам со всех концов земли, черт знает откуда, – смакуя каждое слово и отлично понимая, что я не смогу ему дать сдачи, проговорил он. – И что вам дома не сиделось? Плату за жилье из-за вас вздувают, на работу хорошую не устроишься… Сумки у вас на улице вырывают, видите ли. Одни хлопоты из-за вас у коренных жителей…
Тут я увидела возможность его уесть и немедленно ею воспользовалась.
– А я и не подозревала, что вы индеец, – ядовито заметила я. – Скальп снимать будете?
Майерс побагровел. Но я рано праздновала победу.
– Я, между прочим, при исполнении, дамочка, а вы меня оскорбляете, – процедил он с ненавистью. – А что, если я вас за это засажу за решетку?
За дверью кабинета послышались чьи-то шаги, раздался взрыв смеха. Мы сидели с лейтенантом по обе стороны замызганного стола и ели друг друга глазами. Если бы в кого-нибудь из нас в то же самое мгновение ударила молния, оставшийся в живых бы только обрадовался.
– Катитесь отсюда, пока я добрый, – буркнул Майерс. Он скомкал бумагу, которую начал заполнять, и швырнул ее в корзину.
Дверь распахнулась, в кабинет заглянул незнакомый мне детектив – бледный, черноволосый, с живыми черными глазами.
– О, Дик, ты не один? Извини, я не знал.
– Она уже уходит, – ответил лейтенант. – Сучка, – добавил он отчетливо, так, чтобы я слышала.