Андрей Воронин - Инструктор спецназа ГРУ
- Вот он, - сказал Забродов, ногтем подталкивая снимок в сторону Мещерякова.
- Черт бы тебя побрал, Забродов, - с тихой тоской промолвил тот. - Так я и знал. Надо же так вляпаться!
Он сгреб фотографии в кучу и запихал в карман пиджака, не заботясь о том, что они могут помяться. Тут же, словно дождавшись условного сигнала, как из-под! земли вырос официант и брякнул на стол две рюмки с коньяком. На лице его, предупреждая возможные упреки, застыло недовольное выражение.
Когда официант ушел, Илларион Забродов прикурил еще одну сигарету, пригубил коньяк и внимательно посмотрел на Мещерякова сквозь табачный дым.
- Ну, - сказал он.
- Хрен гну, - откликнулся полковник. - Ты знаешь, кто это? Ты хоть представляешь, во что ты влип?
- Знал бы - не спрашивал, - тихо сказал Забродов. - Не тяни, Андрей.
- Торопишься? - спросил Мещеряков и со свистом втянул в себя воздух сквозь плотно сжатые оскаленные зубы. - Так вот, гость твой вчерашний, из которого ты обещался, как я понял, вытрясти деръмо, - некто Северцев Дмитрий Антонович. Полковник Северцев. Референт и правая рука генерала армии Драчева, бывшего министра обороны. По некоторым непроверенным пока данным, у него свои люди и в армии, и в ФСБ, и в милиции...
- И в ГРУ, - подхватил Илларион. - Откуда, интересно, поступили такие разнообразные сведения?
- По линии ОСС, - ответил Мещеряков. - Одна-сволочь-сказала. Я ведь тоже не даром свой хлеб ем. А этого стукача, который у нас завелся, я, будь спокоен, вычислю!
Он в сердцах грохнул кулаком по столу, но тут же притих, заметив, что на него стали оборачиваться.
- Я ему пару ловушек уже расставил, - понизив голос, признался он, - и наживку положил - объеденье.
- Смотри, как бы в твои ловушки половина управления не попала, предостерег Илларион. - Не будешь потом знать, что с добычей делать.
- Что правда, то правда, - вздохнул Мещеряков. - Тяжело без тебя, Илларион" - признался вдруг он. - На полигоне бардак, и вообще... Может, вернешься? Тем более, будешь под моим присмотром, да и ребята, в случае чего, в обиду не дадут.
- Ты что же, друг Андрюша, "крышу" мне предлагаешь? Нет уж, спасибо. Да и протекает твоя "крыша".
Глядя на загрустившего Мещерякова, Илларион вдруг дурашливо подмигнул и, имитируя голос деревенской дурочки, тоненько пропищал:
- Нэ журыться, дядьку, нэ журыться, любы. Пидэмо до хмызу - поцилую в губы.
- Сам сочинил? - вяло поинтересовался Мещеряков.
- Так точно.
- Оно и чувствуется. Только вот "в губы" - это как-то сомнительно получилось. И потом, с каких это пор ты у нас хохлом заделался?
- А я, как ты знаешь, воин-интернационалист.
- Да, - медленно произнес Мещеряков. - А помнишь Кабул?
- Помню, - ответил Илларион, решив про себя, что полковник, должно быть, перед встречей все-таки основательно проинспектировал нелегальное содержимое своего сейфа.
Но тот вдруг сел очень прямо и, низко наклонившись над столиком, тихо и раздельно сказал:
- Так вот, капитан, это тебе не Кабул. Сглотнут и косточек не выплюнут, понял?
- Понял, - сказал Илларион, но Мещеряков уже одним движением, как лекарство, выплеснул в рот коньяк и, бросив на скатерть мятую бумажку, поднялся из-за стола.
- Будет нужда - звони, - сказал он. - Чем смогу, помогу.
- Подожди, Андрей, - окликнул его Забродов. - А как твое расследование?
- Пока ничего нового. Извини, брат, спешу. Потом как-нибудь обсудим. Я твою помощь ценю.
- Я твою тоже. Спасибо тебе, полковник.
- Не за что, капитан. Смотри в оба.
Мещеряков вышел, а Илларион Забродов еще долго сидел за угловым столиком, задумчиво глядя, как за темными стеклами падает на Москву кажущийся серебряным в свете фонарей дождь.
Илларион Забродов уже вернулся со своей ежедневной пробежки, неизменно сопровождавшейся физическими упражнениями и боем с тенью у расположенного в ближнем скверике фонтана, принял душ и только-только сел за стол с намерением плотно позавтракать, как в замке входной двери провернулся ключ.
Забродова словно ветром сдуло с кухонного табурета и, только прижавшись спиной к выступу стены, отделявшей прихожую от кухни, он сообразил, что сегодня пятница и это, скорее всего, пришла пожилая женщина из соседнего подъезда, которая раз в неделю за небольшую плату наводила порядок в его логове.
Его догадка подтвердилась немедленно.
Как всегда, когда не была уверена, дома ли хозяин, Вера Гавриловна постучала в открытую дверь и с порога спросила: ]
- Есть кто дома, или нет никого? Принимайте гостей!
Забродов расслабился, только сейчас заметив, что инстинктивно принял боевую стойку. Хорош бы он был, заломав пришедшую помочь с уборкой старуху прямо на пороге собственной кухни! Вера Гавриловна - женщина хорошая, но весьма и весьма разговорчивая и в подругах числит целый квартал - это не считая просто хороших знакомых, которых у нее чуть ли не пол-Москвы. Словечко обронит, и уже пошла гулять по городу страшная легенда о сексуальном маньяке с Малой Грузинской. Потом хоть из дома не выходи, честное слово.
- Я здесь, Вера Гавриловна, - откликнулся он, выходя из кухни. - Как раз завтракать сажусь. Не составите компанию одинокому мужчине с обилием вредных привычек?
- Спасибо, я только что из-за стола. Вы пока завтракайте, а я в комнате приберусь.
- Напугали вы меня, Вера Гавриловна.
- Ну да? - не поверила та. - Это как же меня угораздило?
- Забыл, что сегодня пятница, думал - воры лезут.
- Ишь ты, - поразилась старуха. - Ну, вам ли воров бояться! Слыхали мы, как вы с ворами управляетесь, соседка ваша рассказывала. А ведь это Катькин пацан накаркал, глаза его бесстыжие!
- Что накаркал, Вера Гавриловна?
- Да вот, что вы меня за вора-то приняли. Ведь что вышло-то, - говорила она, успевая в то же время ловко передвигать мебель, беспощадно искореняя малейший намек на пыль. - Приехала ко мне вчера племянница. Она в Черемушках живет, сынишка у ней, а мужа нету. У вас, у молодых, нынче мода такая - без мужиков рожать, от одной сырости.
- Я не рожал, - серьезно сказал Илларион, - честное слово, ни разу.
- Ну и зря, - без всякой логики сказала вдруг Вера Гавриловна. - Такой мужик пропадает! Эх, будь я помоложе!
- Вы и сейчас очень даже ничего, - сказал Илларион. - Так бы и откусил кусочек.
- Вы вон лучше яичницу свою кусайте, - посоветовала старуха, - а то совсем простынет. Стара я уже с молодыми забавляться - не ровен час, рассыплюсь. Да я и в молодости не больно-то любила, чтобы кусались - очень я щекотки боюсь.
Она постояла немного, видимо, что-то такое припомнив, спохватилась, махнула в сторону Иллариона тряпкой и продолжала прерванный рассказ.
- В общем, оставила она мне постреленка этого, Вовку, значит, своего, а сама куда-то ускакала -- известно, дело молодое. Вот он меня, паршивец, и спрашивает: ты, говорит, баба, где работаешь? Известно где, говорю, по квартирам хожу, прибираться помогаю, кому недосуг. А, говорит, бабуля, так ты домушница! Илларион расхохотался.
- Вера Гавриловна, - воскликнул он, - вы-то откуда знаете, кто такие домушники?
- А как же, - с достоинством отвечала пожилая женщина, - я детективы очень даже уважаю, да и телевизор смотрю опять же. Да что телевизор! - воскликнула она, воодушевившись. - Ты посмотри, милок, что кругом-то творится! Я уж про воров, про домушников этих, да про хулиганов всяких и не говорю. Люди ведь пропадают, и ни следа от них, ни весточки!
- Все-то вы ужасы рассказываете. Вера Гавриловна, - не меняя легкого тона, отмахнулся Илларион. - Что там ваши подружки опять выдумали?
- Зря вы так, - поджала губы домработница. - Позавчера из новых домов один пропал... да что я говорю - один, с дочкой он вышел погулять, три годика девочке, так оба и пропали.
- Что значит - пропали? - спросил Илларион, не донеся до рта вилку с куском яичницы.
- Вот и пропали, - сказала старуха. - Да убили их, конечно, только найти не могут, вот и говорят - пропали, мол. Давеча милиция приезжала - не видали? Опять душегуб какой-то в городе завелся. То там слышишь, то тут: пропал человек, как и не было. До сих пор все эти пропадали, которые не нашей национальности.
- Кавказцы, что ли?
- Да какие кавказцы! Евреи, вот кто. А этот, который по соседству, тот русский. Военный в отставке, вот вроде вас. Жена у него, правда, еврейских кровей, так ведь ее не тронули. Убивается, бедная. Шутка ли - в одночасье и мужа, и дочку потерять! Сынок, правда, при ней остался, семь годиков ему, в школу идти пора. Вот горе-то!
- Постойте, Вера Гавриловна, - взмолился Илларион. - Вы что же, знакомы с ними?
- Знакома не знакома, а видеть приходилось. То в магазине столкнешься, то в сквере, у фонтанчика, где вы зарядку делаете, - они там любили с детишками гулять. Теперь-то уж не погуляют...
- А милиция что?
- А что милиция? Приехали с собакой, протокол составили, собака нюхала-нюхала чего-то, да надоело ей, видно, за кошкой побежала, насилу оттащили. Известное дело, чего она вынюхает, собака-то, когда уж сутки прошли. Не лес ведь кругом - Москва.