Ничто не стоит так дорого - Екатерина Николаевна Островская
– При чем тут это?! – не выдержав, крикнул Роман Валентинович. – Какое право вы имеете…
– А еще я имею право заявить, что именно вы задушили Ларису, и не в результате внезапно возникшей ссоры, как будут потом уверять на суде ваши адвокаты, а вполне спланированно… Жена вас предупредила, что подает на развод и на раздел имущества, а делить вам было чего… Тем более что тридцать три процента акций завода принадлежали ей. Но Ларисе, очевидно, и этого было мало. Мне кажется, она решила шантажировать вас причастностью к убийству Льва Борисовича…
– Какого Льва Борисовича? – прошептал Курочкин. – О ком вы говорите? Я не знаю никакого…
– Я говорю о Карпоносенко, который четверть века назад дал вам денег для участия в залоговом аукционе. Всю сумму вы ему вернули, но остались должны проценты, которые он требовал из прибыли вашего успешного предприятия… Вам это надоело. И вот два года назад…
– Прекратите! – оборвал его Роман Валентинович. – К убийству Карпоносенко я не имею никакого отношения. И Ларису я не убивал. Я просто физически не мог вернуться и пройти двенадцать километров…
– Откуда вы знаете, где был обнаружен ваш автомобиль, ведь на место преступления вас еще не доставляли? Но зато есть свидетели, которые видели, как вы проехали мимо них в своем «Рендж Ровере». Именно вы были за рулем. Причем в гидрокостюме. Свидетели уверяют, что видели, как вы свернули к озеру через кусты. Вы вышли из машины, перетащили на водительское сиденье свою мертвую жену, потом надели ласты, акваланг, маску и ушли в озеро. Переплыть его в хороших ластах можно без труда, тем более что вы бывший мастер спорта по подводному плаванию. Я думаю, это отняло у вас минут пять. Ширина озера в том месте четыреста метров. Уверен, что вы можете быстрее, но акваланг тормозил…
– Это все ваши домыслы!
– Отнюдь нет! Есть свидетели… Их двое: дед с внуком из поселка Приладожское, которые видели, как вы надевали ласты и маску и входили в озеро. Мне кажется, они вас опознают. Я даже не сомневаюсь в этом. Мы вас обрядим в ваш гидрокостюм…
– Это ложь! – усмехнулся Роман Валентинович. – Там не было никого…
Он понял, что проговорился, и замолчал.
– Откуда вы знаете, что там не было никого? Кроме того, вам ведь известно, что сейчас ведется видеозапись, против чего вы не возражали. Я могу отключить сейчас камеру… Хотите, чтобы я ее отключил?
Роман Валентинович потряс головой, а потом и рукой махнул:
– Пусть работает. Мне скрывать нечего.
Но тут же кивнул:
– Отключайте! Я хочу отдохнуть. Чаю выпить и прийти в себя.
Гончаров отключил камеру и отвернул объектив в сторону, чтобы подозреваемый не сомневался, что съемка не ведется.
– Давайте все-таки вызовем вашего адвоката, вы с ним посоветуетесь, а я мешать вам не буду. Дело в том, что вас задержат на двое суток, Следственный комитет проведет за это время все необходимые доследственные мероприятия, после чего судья изберет вам меру пресечения – два месяца следственного изолятора. Адвокат не поможет вам избежать камеры предзака, но вы вместе изберете линию защиты. Лично я не уверен, что поводом для убийства были ваши коммерческие интересы: мол, вы не хотели терять контроль над предприятием и соответствующие доходы… Ведь так?
Роман Валентинович молчал.
– Я знаю, что такое жить с нелюбимой женщиной, – продолжил Игорь, – какая это мука, когда женщина, которую вы обязаны терпеть по ряду причин, унижает и оскорбляет вас… Да любой человек… Любой мужчина когда-нибудь да сорвется. Я понимаю, только для суда это не будет являться оправданием. И надо будет доказывать, что длительное время вы находились в угнетенном моральном состоянии. Лучше заявить это на следствии и сделать это сразу, чтобы никто не смог усомниться в вашей искренности. Думайте!
Роман Валентинович поднял голову и заглянул в глаза Гончарова, пытаясь понять, насколько тот с ним честен. А потом кивнул.
– Вы правы, – негромко согласился Курочкин, – это я сделал. Я и сам не знаю, что нашло на меня тогда. Но Лариса в последнее время меня доставала так, что хоть самому в петлю. Мне пятьдесят девять лет, ей – тридцать семь… То есть было тридцать семь. Я работаю, выматываюсь на заводе… А она даже на заседания правления опаздывала или вовсе не приходила. Все вечера последних недель по клубам, по вечеринкам разным… Иногда… Крайне редко мы с ней вместе посещали подобные мероприятия, но мне там не интересно совсем. Но она и одна туда моталась. А с недавнего времени стала заявлять, что я не мужик вовсе… Она, дескать, молодая и красивая, ей очень нужны и любовь, и секс… Можно даже без любви, как она говорила. А то, что я… как она уверяла, раз – и все… не устраивает. Ей хотелось, чтобы мужик был накачанный, чтобы он дышал, хрипел, стонал и потел… На озеро я планировал поехать один, чтобы отвлечься от этого всего и прийти в себя. Под водой совсем другой мир: там сердце успокаивается. Но она напросилась со мной. Всю дорогу она издевалась… А потом вдруг призналась… Сообщила, что у нее есть любовник… Но я это и без нее знал… Просто попросил за ней последить недельку… А потом снял наблюдение, чтобы самому не мучаться.
Курочкин закрыл ладонями лицо. Гончарову показалось, что он вот-вот заплачет, но Роман Валентинович опустил руки – лицо его было спокойно.
– Она сидела на правом пассажирском сиденье, – продолжил Курочкин. – Я за ее спиной раздевался. Снял рубашку, брюки… хотел уже надеть гидрокостюм… А потом вдруг на меня как затмение нашло…
Она что-то обидное говорила, потом стала петь какую-то песенку глупую: «Уходи, дверь закрой, у меня теперь другой очень длинной и большой номер в книжке записной…» И смеялась… Это последнее, что я еще помню… Наваждение какое-то нашло. Будто не я это делал, а кто-то другой. Меня охватила такая ярость… Я выдернул ремень и набросил ей на шею. Но не для того, чтобы убить, а просто хотел напугать так, чтобы она заткнулась… Она хрипела, а я не отпускал, а когда снял ремень с ее шеи, она уже не дышала. Сначала я подумал, что Лариса притворяется… Потом меня стало трясти… Я зашел в воду… Наклонился, зачерпнул пригоршню воды и побрызгал себе на лицо… Успокоился… то есть нет, конечно, не успокоился, как раз наоборот… Я понял, что совершил только что… И не понимал, как я это мог сделать… Я, который со всех сторон весь положительный, прожил без
