Порванные нити - Марина Серова
– Почему? Она так изменилась? – спросила я.
– Не то слово, Танечка! – заохала женщина. – Анька же всегда красавица была. Такая настоящая тургеневская девушка. Волосы до пояса, блондинка, глаза огромные голубые, лицо открытое такое, иконописное. А тут смотрит на меня старушка в очках этих тяжеленных. С челкой этой сальной, серая вся какая-то и тощая. Череп кожей обтянут. Знаете, морщины возле рта, как у голодающих. Стоит такой крепыш Освенцима и говорит, что погулять со мной не может, Сереже ужин нужно готовить. Я ей что-то отвечаю, мол, давай хоть до дома провожу, столько времени не виделись все-таки. А она мне все одно про своего Сережу талдычит.
– И после этого вы еще виделись с ней?
– Какое там! – разочарованно сказала Марина Ивановна. – Сначала обижалась, само собой, потом слухи эти нехорошие про Минца стали доходить. А когда я в Тарасов вернулась, как раз после похорон Сергея, Аню я уже не застала в городе. Я сейчас понимаю, сколько она всего натерпелась. Если вы ее найдете, пожалуйста, передавайте ей от меня привет. Я ее до сих пор очень тепло вспоминаю. Надеюсь, она счастлива.
Марина Ивановна улыбалась, вспоминая подругу. Откинулась на спинку дивана и обвела комнату взглядом.
– Что скажете, Танечка, – сказала она хитро, – как вам наша Погореловка?
– Очень уютно, – совершенно искренне ответила я.
– Вы замужем? Вас сопровождает очень красивый мужчина.
– Я не замужем, – отчего-то смутившись, сказала я.
Жестом Марина Ивановна попросила меня подождать. Я осталась одна, окруженная картинами и занятными деревянными болванами, что украшали стены и полки комнаты. Здесь все говорило о том, что хозяева – люди неординарные.
Откуда-то сверху послышался шум, и ко мне вернулась моя собеседница, неся перед собой деревянную лохань, расписанную весьма фривольными картинками под хохлому.
– Это наше с мужем изобретение, – гордо возвестила художница, – не ошибается никогда! Женильный аппарат! Тяните, Танечка, женилку. Только не подглядывать!
От неожиданности я даже не сразу поняла, что от меня требуется. Осторожно, словно опасаясь сделать что-то неправильно и обидеть хозяйку, я вытянула «женилку». Это была плоская керамическая табличка, на которой был нарисован замысловатый узор из обожженной эмали.
– Что вы видите? – упорствовала Марина Ивановна.
Я посмотрела на рисунок. Вопреки ожиданиям моей собеседницы, я не увидела ровным счетом ничего.
– Что вам это напоминает? – не сдавалась художница. – Может быть, какие-то картины всплывают в памяти? Не старайтесь рассмотреть что-то конкретное.
Оранжевые вкрапления на бирюзовой эмали не желали открывать мне свои тайны, а потому я бросила наугад:
– Половник? – Видимо, мои впечатления от массовой лепки пельменей оказались сильнее, чем я могла предположить.
– О! Это к свадьбе! – уверенно заявила Марина Ивановна. – Ждите скорого предложения.
Видимо, отсутствие всякой радости на моем лице озадачило женщину, но я прекратила расспросы, попрощавшись и пообещав позвонить позже.
Едва выйдя за ограду, я увидела радостно идущего мне навстречу Александра с огромным пакетом в руках:
– Я раздобыл нам ужин! – радостно сообщил он, явно гордясь собой.
– Дай угадаю, – поддержала я его, – пельмени?
– Кто я такой, чтобы скрывать что-то от частного детектива? – весело ответил мужчина.
Из пакета доносились аппетитные запахи еще горячих пельменей.
Машина бодро возвращалась в город. А я, как выяснится позже, наслаждалась одним из последних спокойных моментов нашего с Александром вынужденного совместного проживания.
Незадолго до того, как мы, утомленные ужином и друг другом, отправились спать, мне позвонил Андрей. Непривычно обеспокоенный голос друга заставил меня нервничать.
– Ну, ты даешь, мать! – начал он вместо приветствия. – Ты хоть бы предупреждала о своих партизанских вылазках!
– Тут ведь основная интрига в том, что они партизанские, – ответила я ему в тон.
– Тебе фамилия Матренин ни о чем не говорит? – почти обиженно спросил мой друг.
– Говорит… – Желание шутить тут же поубавилось.
– На банкете я, друже. Твое счастье, Иванова, что я такой внимательный и щепетильный товарищ! – раздалось в трубке взволнованное признание Андрея. – Разговариваю я с прокурором области и прямо затылком чувствую…
– Хорошо, не жопой, – на автомате пошутила я, быстро оправившись от тревоги.
– Хорошо, Таня! Хорошо! – согласился он. – Потому что какие-то два старика обсуждали некую Татьяну Иванову, которая так стремительно ворвалась в жизнь одного из них по фамилии Матренин, что тот оказался совершенно сбит с толку ее красотой и подозрительным интересом к его почившему дружку мафиози по фамилии Минц.
– Ой! – вырвалось у меня. – А что конкретно они обсуждали?
– Что ты обманула бедного Матренина, представившись журналистом. Тот другой, видимо, редактор, говорил, что в глаза тебя не видел.
– О как? – Обильный ужин в этот раз не помогал быстроте мысли.
– Короче, я тебя предупредил, дальше выкручивайся сама. Советую сыграть на опережение и действовать через редактора, а то рыбка сорвется, – авторитетно заявил Андрей.
– Хороший ты друг, Андрюшка! – вполне искренне ответила я. – За мной должок.
– Сочтемся, Иванова! – смеясь, попрощался он.
Ситуация требовала решительных действий. Это означало, что с пустыми руками в «Тарасовские ведомости» мне лучше не лезть, и мое липовое интервью должно стать реальным. Раскрывать все карты перед бывшим участником банды я не спешила.
Александру перспектива провести вечер отдельно от меня привлекательной не показалась. Не понравилось ему и то, что после ужина я уткнулась в ноутбук, а не нырнула к нему в объятия.
– Раньше ты не работала, когда я оставался у тебя, – укоризненно заявил он.
– Это нормально, Саш, учитывая, что мы недолго встречаемся. Работа же никуда не денется. Так или иначе, мне бы пришлось вас совмещать.
– Пока ты прекрасно справляешься, но поберечь себя все же стоит, – с видом знатока ответил Александр, – я не всегда
